Моя жизнь среди индейцев - Шульц Джеймс Виллард - Страница 24

• Предыдущая
• 24/83
• Следующая

Наш клан Короткие Шкуры пробыл на реке Кат-Банк приблизительно до первого июня. Мухи начинали надоедать нам и пришлось перекочевать в прерию, где их было гораздо меньше. Переправившись через гребень водораздела, мы спустились по течению реки Милк на несколько дней пути и наконец временно расположились лагерем как раз у северной стороны восточного холма из цепи Суитграсс-Хиллс, где находились остальные пикуни. Из одного лагеря в другой все время ходило множество гостей. От посетителей мы узнали, что в клане Никогда Не Смеются вскоре после ухода с реки Марайас разыгрался большой скандал. Желтая Птица — молодая хорошенькая жена старого Он Оглядывается, сбежала с юношей по имени Две Звезды. Думали, что они отправились на север к бладам или черноногим, и муж отправился в погоню за ними. Об этом происшествии было много толков, делались всякие предположения о том, чем все кончится. Скоро мы узнали развязку.

Однажды вечером Нэтаки сообщила мне, что виновная пара прибыла с севера и находится в палатке их молодого друга. Они избежали встречи с мужем, когда он прибыл в лагерь бладов, и вернулись обратно на юг. Муж, вероятно, продолжает свой путь в лагерь черноногих в поисках беглецов, а они тем временем собираются посетить племя гро-вантров. Они надеются, что через некоторое время муж прекратит погоню и тогда, уплатив ему основательное отступное, они получат возможность мирно жить вместе. Но уже на следующее утро вскоре после восхода солнца, наш лагерь был разбужен пронзительными, исполненными ужаса женскими воплями. Все выскочили из постелей и повыбегали из палаток. Мужчины хватали оружие, думая, что на нас, может быть, напали паги. Но нет — это кричала Желтая Птица: муж отыскал ее и схватил, когда она пошла к реке по воду. Он держал ее за руку и тащил в палатку нашего вождя. Женщина упиралась, кричала и вырывалась от него. В палатках готовили завтрак, но в лагере в это утро было очень тихо. Не слышно было ни пения, ни смеха, ни разговоров, даже дети вели себя тихо. Я что-то сказал по этому поводу жене.

— Тише, — ответила она, — как мне ее жалко. Я думаю, что случится что-нибудь ужасное.

Вскоре мы услышали, как лагерный глашатай громко объявляет, что в палатке Большого Озера — нашего вождя — состоится совет, и перечисляет имена тех, кто должен присутствовать: владельцы магических трубок, зрелые охотники и воины, мудрые старики. По одному они стали собираться в палатке вождя. В лагере установилась глубокая тишина.

Мы уже позавтракали, и я успел выкурить две трубки, когда снова раздался голос глашатая: «Всем женщинам, всем женщинам, — кричал он. — Вы должны немедленно собраться в палатке нашего вождя, где будет подвергнута публичной казни женщина, виновная в неверности. Вы должны быть свидетельницами того, что постигает женщину, опозорившую своего мужа, своих родных и самое себя».

Я понимаю, что очень немногие женщины хотели идти, но следом за глашатаем шла группа Бешеных Собак из Общества Друзей — своего рода лагерная полиция; она переходила из палатки в палатку и заставляла женщин выходить. Когда один из полицейских поднял входной полог, Нэтаки метнулась ко мне и судорожно вцепилась в меня.

— Идем, — сказал полицейский, заглядывая в палатку, — идем. Поторопись. Разве ты не слышала приглашения?

— Она больше не пикуни, — сказал я спокойно, хотя был сильно рассержен. — Она теперь белая женщина, и не пойдет.

И думал, что полицейский может начать спорить, но ничего не последовало. Он опустил входной полог и ушел, не говоря ни слова.

Мы напряженно ждали, что будет дальше.

— Что они собираются делать? — спросил я. — Убьют ее или?..

Нэтаки содрогнулась и не ответила; она еще крепче прижалась ко мне. Внезапно мы снова услышали пронзительные вопли. Затем опять наступила тишина, пока не заговорил мужской голос — наш вождь.

— Кьи! — сказал он. — Все вы, стоящие здесь, были свидетелями того, какая кара постигает ту, кто окажется неверной своему мужу. Измена — великое преступление. Давным давно наши отцы держали совет, как должно наказывать женщину, принесшую горе и стыд в палатку мужа и родителей. И как они решили поступать, так и было поступлено сегодня с этой женщиной, чтобы всем видевшим эту казнь она послужила предостережением. Женщина эта отмечена знаком, который она будет носить всю жизнь. Куда бы она не пошла, люди, взглянув на нее, засмеются и скажут: ага женщина с отрезанным носом! Вот идет женщина дурного поведения, хороша, нечего сказать!

Затем, один за другим, несколько мужчин произнесли краткие речи, одного и того же содержания, и когда они кончили вождь велел всем разойтись. Женщина, подвергшаяся казни, пошла на реку умыть свое окровавленное лицо: ей отрезали нос. Нос был отрезан от переносицы до губы, одним кривым разрезом. Это было ужасное зрелище — живой череп.

А юноша? Он поспешил в свой лагерь, к себе в палатку, как только эту женщину поймали. Ему ничего не сказали, ничего ему не сделали. В этом и цивилизованные и нецивилизованные народы одинаковы. Страдает всегда женщина, мужчине ничего не делается.

— Понимаешь, — говорила мне Нэтаки, — женщину не в чем винить. Она всегда любила Две Звезды, но он очень беден, и ее дурной отец заставил дочь пойти за нехорошего старого Он Оглядывается; у него уже есть пять жен, с которыми он обращается подло и жестоко. Ах, как мне ее жалко!

Мы только что позавтракали. Нэтаки расчесала и заново заплела косы, перевязав их голубой лентой, нарядилась в свое лучшее платье, надела самые красивые из своих мокасин.

— В чем дело? — спросил я, — по какому поводу весь этот парад?

— Сегодня Одинокий Вапити вынесет свою священную трубку и пройдет с ней по всему лагерю. Мы пойдем позади него. А ты не пойдешь?

Конечно, я хотел идти и тоже надел нарядную одежду, замшевые штаны с бахромой и вышитыми ярким бисером лампасами, замшевую рубашку с бахромой и бисерной вышивкой, роскошно разукрашенные мокасины. Должно быть, в этом наряде у меня был живописный вид; мои волосы были так длинны, что спадали мне волнами на плечи. Индейцы терпеть не могут коротко остриженные волосы. Не раз я слышал, как, рассказывая о старом времени, о разных агентах и других видных представителях Американской пушной компании, индейцы говорили: «Да, такой-то был вождь — у него были Длинные волосы. Сейчас уже нет белых вождей: все, с кем мы теперь встречаемся, коротко острижены».

Мы опоздали. Внутри палатки знахаря и вокруг нее была такая толпа, что мы не могли протиснуться к ней поближе, но шкуры покрытия были кругом завернуты кверху и мы могли видеть, что делается внутри. Очистив руки дымом горящей глицерии, Одинокий Вапити снимал повязки с трубки, точнее — с ее чубука. При снятии каждого покрова он и сидевшие в палатке пели соответствующую песню. Они спели песни антилопы, волка, медведя, бизона — последняя пелась очень медленно, низким голосом, торжественно.

Наконец длинный чубук, укутанный в меха, роскошно украшенный пучками орлиных перьев, был освобожден от покровов. Благоговейно взяв трубку, Одинокий Вапити поднял ее к солнцу, опустил к земле, направил ее на север, юг восток и запад, произнося молитву о даровании нам всем здоровья, счастья и долголетия. Затем встав с места и держа чубук перед собой в вытянутых руках, он в медленном спокойном танце двинулся из палатки наружу. Мужчины один за другим — в том числе и я — последовали за ним. Пошли за ним также и женщины и дети, и образовалась длинная процессия, похожая на змею, извивавшуюся среди палаток лагеря. Несколько сот человек шло танцуя, распевая песни магической трубки. Кончив одну песню, мы делали небольшую передышку перед тем, как начать следующую, и в это время народ разговаривал, смеялся. Они были счастливы; не было среди них ни одного, кто бы не верил в действенность своих молитв и поклонения, в то, что Солнцу угодно зрелище разодетых во все лучшее, танцующих в его честь индейцев. Так мы шли все вперед, пока не обошли кругом весь лагерь; когда шедший во главе Одинокий Вапити подошел ко входу в свою палатку, он отпустил нас, и мы побрели в разные стороны по домам, чтобы переодеться в будничную одежду и приняться за будничные дела.

• Предыдущая
• 24/83
• Следующая