Коллекционер пороков и страстей - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 47

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая

Судя по голосу, девушка готовилась закатить истерику в любой момент, вряд ли сейчас разговор с ней принесет много пользы. Испытывая неловкость за поведение Нади, Сергей Борисович пригласил меня выпить чаю. Я зачем-то согласилась.

Мы устроились в просторной кухне и попытались вести светскую беседу. Само собой, ничего из этого не вышло.

– Я успел забыть, как следует обращаться с юными особами, – пожаловался он. Только я хотела обрадоваться определению «юная», как до меня дошло: в виду он имеет Надю. – Пробовал с ней поговорить, она отмалчивается. И смотрит так, точно я в чем-то виноват.

– Денег у вас не просила?

– Было дело, – кивнул он. – Я решил для начала переговорить со следователем. Тот сказал, оставлять ее одну опасно. Самое лучшее для нее – на время уехать. Если честно, меня бы это вполне устроило. Но она ни в какую. Я прекрасно понимаю, как ей нелегко, но на роль няньки или старшего друга, называйте как хотите, точно не гожусь.

Я кивнула, хотя его слова несколько удивили. Совсем недавно Надя хотела уехать за границу, и останавливало ее отсутствие загранпаспорта и денег. Но, как известно, юные особы переменчивы. Сергей Борисович, в свою очередь, попытался выяснить, как далеко мы продвинулись в расследовании. Об убийстве Сивко он уже знал от Бергмана и принялся гадать, кому выгодна его смерть. Я свежими идеями блеснуть не могла и все больше слушала.

– Как, по-вашему, – все-таки задала я вопрос, – мог Лотман оставить завещание, которое не зарегистрировал у юристов?

– Вы имеете в виду, написал от руки и кому-то отдал? И, разумеется, не в пользу членов семьи?

– Может, мы просто не всех членов семьи знаем?

– Незаконнорожденные дети? – Он задумался. – Верой Натан был недоволен. Но если у кого-то есть завещание, написанное самим Лотманом, какой смысл во всех этих смертях? Он и так бы получил свою долю.

– А если он хочет все? К тому же завещание всегда можно оспорить.

– Обратная сторона богатства, – философски заметил Аллилуев. – Наследники ждут не дождутся, когда ты сойдешь в могилу.

– Иногда терпение подводит, – добавила я, а вскоре мы простились.

Я поехала к себе, решив, что у Бергмана загостилась. Когда выходила из троллейбуса неподалеку от своего дома, пришло СМС. Номер скрыт. «Я уже решила, что ты обо мне забыл», – с усмешкой подумала я. На сей раз вопросом не ограничились. Чуть ниже успевшей стать привычной фразы: «Хочешь знать, кто он?» – адрес: «Лютово, 2-я линия, дом номер семь». Прочитав СМС, я устроилась на ближайшей скамье, благо их здесь было в избытке, и задумалась. Лютово, это где-то в пригороде. Так и есть: вызвав на экран айфона карту, я смогла убедиться, что до Лютова отсюда всего-то семнадцать километров. Но дело не в расстоянии. Ясно, что это приглашение. Вот только что меня там ждет? Если приславший СМС имеет отношение к появлению трупа под окнами Бергмана, встречаться с ним глупо и опасно. Правдивость его будет под вопросом, а вот я запросто могу стать следующим кандидатом в покойники. Нормальный человек не стал бы вести интригующую переписку, а просто позвонил… Хотя у него тоже может быть повод проявлять осторожность. Где гарантия, что я не сообщу Бергману? Гарантии и сейчас нет. Ничего сообщать Бергману я не собиралась, а узнать, кто он такой в действительности, очень хотелось.

Через минуту стало ясно: так хотелось, что я готова рискнуть. Как только эта мысль прочно засела в голове, я начала искать себе оправдание. На самом деле я ничем не рискую. Съезжу в Лютово и просто взгляну на дом. Входить и знакомиться с его обитателями совершенно не обязательно. А вот с соседями можно поговорить.

Я вскочила и весьма резво устремилась домой. Во дворе стояла моя машина, а ключ был в сумке. В общем, через несколько минут я уже двигалась в потоке машин к выезду из города. Час пик, пробка на проспекте и на объездной, есть время все еще раз обдумать. И вернуться? Но чем больше было препятствий, тем решительнее я становилась.

Лютово оказалось дачным поселком. Река здесь делала петлю, и на этом лесистом островке высились особняки, со своими пристанями и лодками. Старая часть поселка, где была нужная мне улица, тянулась вдоль реки, вторая линия ближе к лесу. Я медленно ехала по улице, поглядывая на номера домов. Седьмой дом заметила не сразу, он стоял в глубине участка, и его почти полностью скрывали высоченные сосны, росшие вдоль забора. Забор из металлических прутьев. Кирпичные столбы, выкрашенные белой краской, успели покоситься. Калитка тоже из металла, ее украшал замок. Выходит, гостей тут не ждали.

Сидя в машине, я пыталась рассмотреть дом, но видела лишь крышу из красной черепицы. Машину я в конце концов покинула, оставив ее прямо у калитки. Подергала замок, не надеясь на удачу, но дужка легко выскочила из пазуха, и я тревожно огляделась.

Улица была пуста. Не похоже, что кто-то наблюдает за мной. Я толкнула калитку. Она открылась со скрипом, который больше походил на чей-то заунывный плач. Трава доставала мне до пояса, к дому вела тропинка, выложенная серой плиткой, местами провалившаяся, сорняки росли между плит. Участок запущенный, последние годы вряд ли кто-то дал себе труд хоть немного здесь прибраться. Две засохшие яблони окружали заросли сливы, успевшие превратиться в настоящие деревья.

Но теперь мое внимание сосредоточилось на доме. Двухэтажный, деревянный, с большими окнами и верандой. Шторы в окнах задернуты. Дом необитаем. Я немного постояла, разглядывая его. Что-то в этом месте было не так. Тайна не кричала в уши во весь голос, ее зов звучал тревожным шепотом где-то в затылке.

Я поднялась на крыльцо, ступени под ногами прогибались, одна из досок крыльца прогнила и треснула. Двустворчатая дверь, когда-то синяя, теперь была темно-серого цвета, остатки краски местами еще виднелись. Я потянула за латунную ручку. И снова скрип давно не смазанных петель.

Дверь была не заперта, что уже не удивило. Просторный холл тонул в полумраке. В доме никого. По крайней мере человеческие существа отсутствовали. Я это знала. Чувствовала. И вместе с тем дом таил угрозу. В какой-то момент очень захотелось бежать отсюда со всех ног, оказаться в своей машине, в привычном мире…

Я шагнула вперед. Звук отозвался эхом где-то под потолком. Подняла голову: чугунная люстра с пятью рожками едва заметно покачивалась. «Это от воздуха, ворвавшегося в дверь», – поспешила я себя успокоить, но чувство, что все здесь живет какой-то своей потаенной жизнью, осталось. Дверь из холла распахнута, впереди анфилада комнат, я сделала еще несколько шагов, хотя удаляться от входа в дом очень не хотелось.

Комната с французским окном оказалась гостиной. Тут осталась кое-какая мебель: резной буфет с тусклыми стеклами, диван с полосатой обивкой и стол, круглый, большой. Я обратила внимание на пол. В гостиной было гораздо светлее, на деревянном полу толстый слой пыли, и следы на нем были видны особенно четко. Следы от мужских ботинок вели к столу, а потом уходили куда-то влево, где тоже была дверь, двустворчатая, со вставками из молочно-белого стекла. На столе лежала газета.

Я потянулась к ней, точно зная: ее оставили для меня. Она была сложена так, что статья с броским заголовком сразу бросалась в глаза. «Убийца – четырнадцатилетний подросток?» Я прошла к дивану, стряхнула пыль с одного края, села и стала читать. На статью в половину полосы я потратила довольно много времени. Перечитала ее один раз, потом второй и третий. Газета успела пожелтеть, загнулась по краям. Я проверила дату, вышла она почти двадцать лет назад…

Двадцать лет назад здесь жила семья: мать и двое сыновей. Старший – Эдуард, Роман на четыре года младше. Мать нигде не работала, на что жила семья – толком никто не знал. Позднее соседи говорили, что часто видели тут незнакомого мужчину. Женщина ни с кем не общалась, приехала сюда года за два до трагедии. Сыновья учились в местной школе. Обычные мальчишки, правда, старший сверстников сторонился, но учился хорошо, и преподаватели им были довольны. Вряд ли кто-то заинтересовался бы этой семьей, если бы не последующие события. Вечером 25 августа соседка почувствовала запах гари, вышла на улицу и увидела клубы дыма в окнах второго этажа дома, где жили Терещенко. Она немедленно бросилась к соседям, дверь была заперта, на стук и крики никто не реагировал. Пожарные прибыли в рекордный срок, пожар очень быстро удалось потушить. В комнате на втором этаже обнаружили трупы хозяйки и ее младшего сына. Оба были зарублены, топор лежал тут же. Трупы, перед тем как поджечь, облили бензином. Убийца рассчитывал, что пожар уничтожит следы преступления. Старшего сына в доме не оказалось. Его не нашли ни в тот день, ни в последующие. Пока следователи строили предположения, куда он мог исчезнуть, выяснились кое-какие странные обстоятельства. Ни одной фотографии Эдуарда Терещенко обнаружить не удалось. В школе он ни разу не фотографировался, а в домашнем архиве, который по замыслу преступника тоже должен быть уничтожен, все его изображения были тщательно отрезаны. Это и возбудило подозрение: вполне возможно, что убийца четырнадцатилетний подросток, и к убийству он готовился заранее. В тот же день из Лютова исчезла учительница, пятидесятиоднолетняя Лариса Ивановна Мельник. Жила она одна, близких родственников не имела. На ее исчезновение обратили внимание не сразу, Мельник находилась в отпуске, семьи нет. Но когда появилась версия, что Эдуард Терещенко убил мать и старшего брата, следователю в школе сообщили: единственный человек, с кем у Эдуарда были дружеские отношения, – это Мельник. Тогда и выяснилось, что она тоже исчезла. Обоих объявили в розыск. Однако поиски успехом не увенчались. Фотографий Эдуарда не было, а вот фото Мельник нашлось в школьном архиве. Еще одна деталь: в ее доме тщательно убрались, так что никаких отпечатков пальцев там не оказалось. Как не оказалось ни фотографий, ни документов исчезнувшей женщины.

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая