Женщина в озере (Сборник) - Чэндлер Раймонд - Страница 63

Я встал, вынул конверт и положил ей на колени. Она не двинулась с места. Я опять сел.

— Вы замечательно играете свою роль,— заметил я.— Роль оскорбленной невинности с налетом суровой горечи. Люди глубоко заблуждаются, считая вас взбалмошной дурой, не умеющей владеть собой. Ах, какую они совершают ошибку!

Подняв брови, она посмотрела на меня, но промолчала. Потом легкая улыбка тронула уголки ее губ. Она взяла конверт, разгладила его и переложила на стол. И все это — не спуская с меня глаз.

— Роль миссис Фальбрук вы тоже исполнили отлично,— прибавил я.— Правда, вспоминая о ней сейчас, я вижу, что вы кое в чем переборщили. И все же тогда я вам поверил. Ваша красная шляпа, предназначенная для блондинки, на рыжих волосах тоже выглядела неплохо. А толстый слой румян, словно кто-то гримировался под сумасшедшего, был размазан так, точно его накладывали в темноте. Но тем не менее все было отлично сыграно. Когда же вы отдали мне пистолет, то я... почувствовал себя героем.

Она быстро встала и сунула руку в карман жакета. Ее каблуки нервно постукивали по полу.

— Только зачем вы вернулись? — спросил я.— Для чего было так рисковать среди бела дня?

— Значит, вы предполагаете, что Криса Лавери убила я? — спокойно поинтересовалась она.

— Я не предполагаю, а знаю.

— И вы хотите услышать, зачем я вернулась?

— Вообще-то, не особенно,— заметил я.

Она рассмеялась холодным циничным смехом.

— У него были все мои деньги, он обобрал меня до нитки, даже мелочь прикарманил. Потому я и пришла. Я нисколько не рисковала. Мне был известен стиль его жизни, и мое возвращение ничем не грозило. Я могла появиться, например, под видом молочницы или почтальона. В подобных ситуациях люди часто теряют голову. Я же осталась спокойной. Для волнения причин не было.

— Понимаю. Значит, вы застрелили его ночью. Мне следовало догадаться, но в принципе это безразлично. Он брился. Ведь мужчина — брюнет и бабник — иногда бреется вечером, не правда ли?

— Вот именно,— почти весело подтвердила она.— И что вы теперь намерены предпринять?

— Вы самая хладнокровная змея из всех, что я когда-нибудь видел,— ответил я.— Вас интересуют мои планы? Конечно я вызову полицию, причем с огромным удовольствием.

— Нет, не вызовете,— небрежно возразила она.— Вы не поняли, почему я отдала вам незаряженный пистолет? Да потому, что у меня в сумочке лежал другой. Вот этот.

Она выхватила из кармана жакета пистолет и навела его на меня. Я улыбнулся. Может, и не самой искренней улыбкой на свете, но все же улыбкой.

— Никогда не любил подобных сцен,— вздохнул я.— Детектив находит преступницу. Она извлекает огнестрельное оружие и, держа бедолагу под прицелом, выкладывает ему свою печальную историю с тем, чтобы под конец его застрелить. В результате напрасно тратится масса ценного времени, даже если детектива действительно убивают. Только преступнице никогда не удается выстрелить. Вечно случается что-нибудь непредвиденное. Богам тоже не нравится этот эпизод. Поэтому обычно они организуют детективу какую-то помощь.

— Но на сей раз,— мягко произнесла она, приближаясь ко мне,— произойдет иначе. Я ничего вам не расскажу, ничего непредвиденного не случится, и я действительно вас застрелю.

— Все равно я никогда не полюблю этой сцены.

— А ведь похоже, что вы не испугались,— заметила она и осторожно подошла поближе, облизывая губы.

— Да, я не боюсь,— солгал я.— Сейчас очень поздно, но у вас открыто окно, и выстрел наделает много шума. Выбраться незамеченным отсюда нелегко, да и стреляете вы неважно. Вы просто не попадете в меня. В случае с Лавери вы промазали трижды.

— Встаньте,— приказала она.

Я встал.

— Теперь я подошла так близко, что при всем желании не промахнусь.— Она прижала дуло пистолета к моей груди.— Вот так. Никуда вы не денетесь. Стойте спокойно, поднимите руки вверх. Одно лишнее движение — и я стреляю.

Я поднял руки и посмотрел на пистолет. Мне казалось, что язык мой одеревенел: я с трудом мог им шевелить. Она ощупала меня одной рукой, пытаясь найти оружие, потом закусила губу и внимательно в меня вгляделась. Пистолет был по-прежнему прижат к моей груди.

— Повернитесь,— сказала она, как портной на примерке.

— Во всех ваших поступках есть ошибки,— заметил я.— Ну подумайте, разве так стреляют? Во-первых, вы подошли вплотную, а во-вторых, хотя этого и не стоило бы говорить... во-вторых, вы повторяете ту же ошибку с предохранителем. Как нехорошо!

Теперь ей полагалось сделать две вещи: отступить на шаг и проверить пальцем предохранитель, не спуская с меня глаз. В сущности, вещи очень простые, они бы заняли не больше секунды. Но ей не понравилось мое внимание к ее просчетам. Она решила, что я издеваюсь над ней, на мгновение растерялась и кашлянула. А я молниеносно схватил ее правой рукой за шею и пригнул голову женщины к своей груди. Одновременно действуя левой, я выбил у нее пистолет. Тот упал на пол. Мне почудилось, что она застонала. Затем она попыталась нанести ответный удар, но, теряя равновесие, вцепилась в меня ногтями. Я схватил ее за руки и стал загибать их за спину. Она была сильна. Всей тяжестью своего тела она налегла на мое плечо. Я с трудом удерживал ее одной рукой. По комнате разносился только шум борьбы и наше тяжелое дыхание. Поэтому, даже если и скрипнула половица, я ничего не заметил. Услышал только, что вроде бы звякнули кольца портьеры у двери. Но звук был не явным, да и размышлять над ним было некогда. Неожиданно позади меня выросла какая-то фигура. Я не успел разглядеть ее, понял только, что это был высокий мужчина. И все... Затем последовали вспышка огня и полная темнота. Я даже не почувствовал удара. Перс ; тем как погрузиться во мрак, я ощутил остры ii приступ тошноты. 

Я насквозь провонял джином. Человек, выпивший даже несколько стаканов, не смог бы издавать такого запаха. Чтобы достичь подобного эффекта, по меньшей мере требовалось искупаться в океане, состоящем из чистого джина. Джином были пропитаны мои волосы и брови, подбородок и рубашка. Я провонял, как дохлая рыба. Пиджака на мне не оказалось, а сам я лежал на спине рядом с кушеткой и обозревал картину в деревянной рамке, висевшую на стене. Картина изображала высокий желтый виадук, по которому блестящий черный локомотив тянул голубые вагоны. Сквозь арку виадука просматривался широкий золотой пляж, усеянный людьми и пестрыми грибками. Прикрываясь бумажными зонтиками, по пляжу шли три девушки: одна в желтом платье, другая в голубом, а третья в зеленом. На заднем плане виднелся залив, превосходящий своей лубочной голубизной все заливы мира. С одной его стороны поднимались три ряда холмов — желтых, терракотовых и зеленых. Надпись под картиной гласила: _«Посетите французскую Ривьеру в ,,Голубом экспрессе’’»._

Похоже, для меня наступило самое подходящее время совершить такую поездку. Осторожно подняв руку, я ощупал затылок. Он распух. Дикая боль пронзила все мое тело. Я застонал, но стон перешел в хриплое покашливание. Медленно повернувшись, я посмотрел на кушетку. Когда я менял положение, с моей груди упала бутылка из-под джина и покатилась по полу. Она была совершенно пуста. С трудом верилось, что такое количество спиртного поместилось в одной таре. Кое-как умудрившись подняться на колени, я постоял на четвереньках, наподобие собаки, которая не может оторваться от кости. Потом потряс головой — болела она дьявольски. Еле-еле я сумел встать на ноги и только тогда убедился, что на мне нет ботинок. Они валялись на полу в нескольких шагах от меня. Затратив невероятные усилия, я обулся. Я чувствовал себя как дряхлый старик на пороге смерти. Впрочем, во рту у меня еще остались зубы. Я провел по ним языком и вкуса джина не почувствовал.

— Все это отразится на твоем здоровье,— сказал я себе.— Когда-нибудь ты вспомнишь о случившемся и горько пожалеешь.

На столе возле открытого окна красовалась зеленая лампа. Обивка кушетки тоже была зеленой. На двери висела зеленая портьера. Никогда не садитесь спиной к зеленой портьере. Это наверняка плохо кончится. Кому я это говорил? Девушке с пистолетом. Девушка с неподвижным лицом и рыжими волосами, некогда более светлыми. Я поискал ее. Она лежала на постели. На ней оставались только чулки телесного цвета. Волосы спутались, на шее синяки, из открытого рта торчит распухший язык. Белки ее вытаращенных глаз были красными, на обнаженном животе зияли четыре страшные кровавые царапины. Кожу содрали ногти какого-то безумца. На кушетке кучей валялись перепутанные предметы туалета, преимущественно женского. Там же обнаружился и мой пиджак. Я надел его. Что-то зашелестело под рукой, и я вытащил из кармана конверт. В нем были деньги. Пятьсот долларов Марлоу. Я убрал их обратно в карман, надеясь, что они целиком сохранились. Но кроме этой надежды у меня не оставалось никакой. Я двигался осторожно, словно пробирался по хрупкому льду. Наклонившись, чтобы растереть ногу под коленом, я задумался было над тем, что у меня болит сильнее — нога или голова,— как вдруг услышал в коридоре тяжелые шаги и голоса. В номер громко забарабанили. Я стоял, глядя на дверь, в ожидании, что кто-нибудь откроет ее. Кто-то подергал за ручку, но не вошел. Снова раздался стук, затем наступила тишина, и опять послышались голоса. Шаги удалились. Поразмыслив над тем, сколько времени займут розыски управляющего с запасными ключами, я пришел к выводу, что его потребуется немного, но вполне достаточно для возвращения Марлоу с французской Ривьеры. Я проник за зеленую портьеру, задвинул ее и огляделся: я стоял в небольшом коридорчике, примыкавшем к ванной. Переступив ее порог, я включил свет. На полу лежали две циновки, на вешалке висело полотенце, в углу было окно с матовым стеклом. Заперев дверь, я влез на край ванны и открыл его. Я находился на пятом этаже. К счастью, сетки в окне не было. Я посмотрел вниз на уличные огни, затем взглянул в сторону и убедился, что окно ванной соседнего номера отстоит от моего не более чем на метр. Даже хорошо откормленный козел преодолел бы это расстояние без малейшего труда. Вопрос в том, способен ли на такое избитый частный детекгив, а если да, то каков будет результат? Откуда-то сзади далекий голос запел обычную полицейскую песню: