Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить - Ставицкий Василий Алексеевич - Страница 13

— Он «выстрелил» ответной информацией? Успел?

— К сожалению.

— Александр Николаевич, совсем недавно мы все жили за «железным занавесом». Строгая система въезда и выезда за границу, закрытые зоны, различные ограничения для передвижения иностранцев и т. д. Видимо, органам КГБ было легче работать, когда они опирались на меры запретительного характера?

— Держать и не пущать — всегда легче! Но эти «испытанные» методы сегодня не годятся. Мы не собираемся раздувать шпиономанию. Одна из задач перестройки в КГБ — не мешать, а способствовать широкому политическому, экономическому и духовному обмену между людьми,

Не надо думать, что КГБ — это лишь карающий меч. Наша деятельность направлена не против, а на защиту человека. Часто меры, принимаемые нами, носят профилактический характер. Так, в Башкирии было сделано официальное предостережение сотруднику одного оборонного завода. Практически он встал на путь преступления, которое квалифицируется статьей 64 УК РСФСР как измена Родине в форме шпионажа. Органы КГБ не дали совершиться непоправимому — наше предупреждение послужило для этого человека моральным «шлагбаумом».

Чем дальше шла наша беседа с генералом Карбаиновым, тем все более трудные вопросы приходилось мне ему задавать. Ведь как ни грустно, а у демократической общественности страны органы КГБ, мягко говоря, популярностью не пользуются. И это объяснимо: «Гулаговское прошлое бросает на них густую тень». Да, вина их безмерна! Помнится, режиссер Театра на Таганке Ю.Любимов, выступая на одном из московских митингов, призвал убрать памятник Дзержинскому во внутреннюю тюрьму КГБ, выкрасить это здание в черный цвет и сделать его «мемориалом убиенных».

— Во-первых, внутренняя тюрьма КГБ закрыта, — сказал генерал, — и, надеюсь, навсегда. А во-вторых, дело разве в том, в какой цвет выкрашено здание КГБ. Главное, чтобы здесь никогда больше не вызревали замыслы о преступлении против народа, чтобы отсюда исходили правда и гласность. В конце концов, все зависит не от здания, а от людей, которые в нем работают.

А вообще-то, любимовское выступление хороший урок нашему Центру общественных связей. Значит, еще выше надо поднимать «планку» гласности, чаще выходить к людям с открытым рассказом о делах и заботах КГБ.

Я понимаю тех, кто и сейчас относится к нам настороженно. Над общественным сознанием по-прежнему довлеют стереотипы прошлого, в душах людских жив страх, порожденный бесчинствами НКВД и МГБ. Нам, сегодняшним чекистам, нужно четко определить свои позиции: да, мы осуждаем репрессивное прошлое КГБ, но делаем это, не опустив долу глаза, а искренне, от чистого сердца.

— Авторы отдельных статей, публикуемых в периодической печати, пытаются доказать, что беззакония 30—50-х годов — инициатива самих органов безопасности, которые, чувствуя полную безнаказанность, развязали террор в стране.

— Категорически не согласен! Они выполняли волю Сталина, именно он, утверждая личную власть, поставил органы безопасности над партией и государством. Его фигура поистине зловеща. Именно в те годы были расстреляны 20 тысяч чекистов, осуждавших террор против народа.

О масштабах репрессий, в которых «вождь всех времен и народов» сыграл заглавную роль, знают все. Но всем ли известно, что в 37—38-м годах в застенках НКВД было уничтожено большинство наших разведчиков? Целые резидентуры вызывались из-за рубежа в Москву и ставились к стенке. Информация о надвигающейся войне, полученная с колоссальным трудом, так и не стала достоянием народа. Кто знает, используй ее вовремя наше руководство, возможно, и Великая Отечественная пошла бы по-другому…

— Значит, накануне войны мы остались без «глаз и ушей» за кордоном?

— Не совсем так. Потери были восполнены молодыми, талантливыми разведчиками. За короткое время — с 38-го по 41-й — они сумели (надо отдать им должное) добыть ценнейшие сведения. Мы имели самую достоверную информацию о том, когда начнется война. О датах наша разведка докладывала за полгода, за три месяца, за неделю…

Сталин и его окружение были об этом прекрасно осведомлены (есть красноречивые свидетельства документов), но никто не смел возразить диктатору. Сталин считал: раз человек за границей, он наверняка предатель и дезинформирует центр. Дорого обошлось нашему народу это неверие!

Нельзя забывать и сбрасывать со счетов органов госбезопасности эти героические страницы.

— Интересно, был ли у нас в годы войны разведчик такого класса, как штандартенфюрер Штирлиц? Или это собирательный образ, созданный писательским воображением?

— Штирлица, то бишь полковника Исаева, понятно, в природе не существовало. А разведчики его класса… были! Может, даже и повыше, чем Штирлиц. Наша разведка имела позиции и в немецком генштабе, и в близком окружении высших чинов фашистского рейха.

— Видимо, не пришло еще время назвать их подлинные имена?

— Иные уже названы. Скоро, к примеру, завершится работа над фильмом «Тайная война», где будет показано противостояние разведок перед войной. Эта документальная лента снимается по материалам КГБ объединением «Видеофильм» Госкино СССР.

Раскрываем сейчас имена даже тех, кто работал в разведке не столь давно: в 50—60-е годы. Так, супружеская пара Алимовых успешно выполняла задания КГБ в странах Европы. Это, скажу вам, настоящие герои, которые во имя Родины рисковали своей жизнью.

— А для тех стран, где они работали, не обидно, что мы признаем факт шпионажа, если уж называть вещи своими именами?

Может, и обидно… тамошней контрразведке. Но они, как и мы, профессионалы, а значит, должны уметь проигрывать. Одна разведка обыграла другую, последней не повезло — бывает!.. Главное, какие цели ставятся перед разведчиками. Если они античеловечны, то такие действия заслуживают осуждения.

В блокноте, в котором я набросал вопросы генералу, значился и такой: «Будет ли в нашей стране установлен срок давности для раскрытия секретных документов, как, скажем, это делается в Англии?» Однако пришлось его видоизменить, поскольку газеты сообщили, что Совет Министров СССР принял постановление о мерах по расширению доступа исследователей к документам архивов Министерства иностранных дел СССР.

— Все верно, — подтвердил генерал Карбаинов, — по истечении 30-летнего срока гриф секретности снимается теперь с документов, относящихся к внешней политике. МИД СССР совместно с органами КГБ поручено определить перечень вопросов, дающих основание далее сохранить этот гриф для документов, где затрагиваются особо важные государственные интересы.

— Александр Николаевич, судя по всему, это начало постановки архивного дела в стране на законодательную основу?

— Сейчас готовится проект Закона об архивах СССР, где законодатели все разложат «по полочкам». Речь пойдет и об архивах КГБ. Тут нужны четкость и ясность: какие документы будут «закрыты» тридцать лет, а к каким, возможно, допустят исследователей лишь через семьдесят.

— Можно представить, что за архивный фонд у вас в КГБ: одни лишь дела репрессированных, насколько я знаю, составляют 3,5 миллиона единиц хранения?

— Если быть точным (заглядывает в справку), то это дела на 3.778.234 человека. Они были репрессированы в 30—40-е и начале 50-х годов. Высшей мере наказания — расстрелу подвергли тогда 786.098 человек. Работа по пересмотру этих следственных дел идет непрерывно. Колоссальный объем!

Судите сами: после смерти Сталина (до 1961 года) было реабилитировано 737 тысяч человек. А только за 1988–1989 годы — 844 тысячи. На сто тысяч больше, чем за восемь лет «оттепели»! В каждом территориальном органе КГБ созданы специальные группы, занятые тем, чтобы не только пересмотреть дела невинно осужденных, но и не «просмотреть» в них каких-либо исторических реликвий.

— Попадаются интересные находки?