Коленчатые валы - Шукшин Василий Макарович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая

Сеня грозно глянул на золотозубого. И вдруг его осенило: городской вид лысого, его гладкое бабье лицо, золотые зубы, а главное, желтый портфель — все это непонятным образом вызвало в воображении Сени чарующую картину заводского склада… Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежат валы — огромное количество коленчатых валов. В складе тишина, покой, как в церкви. Прохладно и остро пахнет свежим маслом. Раза три за свою жизнь Сеня доставал запчасти помимо сельхозснаба. И всякий раз содействовал этому какой-нибудь вот такой тип — с брюшком и с портфелем. Сеня подошел к золотозубому, хлопнул его грязной рукой по плечу.

— С-с-слушай, друг!.. — Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность. — У тебя на авторемонтном в го-городе никого знакомого нету? Пару валов вот так надо! — Сеня чиркнул себя по горлу ребром маленькой темной ладони. — Литр ставлю.

Лысый снял с плеча Сенину руку.

— Я такими вещами не занимаюсь, товарищ, — строго сказал он. Потом деловито спросил: — Он сильно злой?

— Кто?

— Секретарь-то.

Сеня посмотрел в серые мутновато-наглые глаза лысого и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.

— Н-н-не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя по-по… это… подожду здесь. Иди, не робей.

Лысый медленно поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал. Быстренько снял галстук и сунул его в карман.

— Тактика нужна, тактика, — пояснил он Сене. — Правильно давеча твой друг говорил. — Откашлялся в ладонь, мелко постучал в дверь.

Дверь неожиданно распахнулась — на пороге стоял секретарь.

— Здравствуйте, товарищ первый секретарь, — негромко и торопливо сказал лысый. — Я по поводу алиментов.

Секретарь не разобрал, по какому вопросу пришел лысый.

— Что?

— Насчет алиментов.

— Каких алиментов?..

Лысый снисходительно поморщился.

— Ну, с меня удерживают… Я считаю, несправедливо. Я вот здесь подробно, в письменной форме… — Он стал вынимать из желтого портфеля листы бумага.

— Вот тут на улице, за углом, прокуратура, — показал секретарь, — туда.

Лысый стал вежливо объяснять:

— Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут… Я уже был там. Здесь нужен партийный подход… Я считаю, что так как у нас теперь установка на справедливость…

Секретарь устало прислонился спиной к дверному косяку.

— Идите к черту, слушайте!.. Или еще куда! Справедливость! Вот по справедливости и будете платить.

Лысый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:

— Между прочим, Ленин так не разговаривал с народом. — Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону. — Все начисто забыли!

— Не туда, — сказал секретарь. — Вон выход-то!

Лысый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал, ни к кому не обращаясь:

— А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»

Секретарь проводил его взглядом, потом повернулся к Сене.

— Кто это, не знаешь?

Сеня пожал плечами.

— По-моему, это по-по-п-полезный человек.

— А ты чего сидишь тут?

— Я уже пошел, все. — Сеня встал и пошел за лысым.

Лысый шагал серединой улицы — большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце. Сеня догнал его.

— Разволновался? — спросил он.

— А заелся ваш секретарь-то! — сказал лысый, глядя прямо перед собой. — Ох, заелся!

— Он за-за-за… это… зашился, а не заелся. Мы же го-го-горим со страшной силой! Нам весной еще т-т-три тыщи гектар подвалили… попробуй тут! Трудно же!

— Всем трудно, — сказал лысый. — У вас чайная далеко?

— Вот, рядом.

— Заелся, заелся ваш секретарь, — еще раз сказал лысый. — Трудно, конечно: такая власть в руках…

— У тебя на авторемонтном в го-го-го… — начал Сеня.

— У меня там приятель работает, — сказал лысый. — Завскладом. — И посмотрел сверху на Сеню.

Сеня даже остановился.

— Ми-ми-милый ты мой, ка-к-к… это… кровинушка ты моя! — Он ласково взял лысого за рукав. — Как тебя зовут, я все забываю?

Лысый подал ему руку.

— Евгений Иванович.

— Ев-в-ге-ге… Это… Женя, друг, выручи! Пару валов — хоть плачь!.. А? — Сеня улыбнулся. Глаза его засветились неожиданно мягким, добрым светом. — Д-д-две бутылки ставлю. — Сеня показал два черных пальца.

Лысый важно нахмурился.

— Тебе коленчатых, значит?

— Ко-ко-ко… Ага.

— Пару?

— Парочку, Женя!

— Можно будет.

Сеня зажмурился…

— В-в-в-великолепно! Махнем прямо сейчас? У меня мотоцикл. За час слетаем.

— Нет, сперва надо подкрепиться. — Женя погладил свой живот.

— Ла-ла-лады! — согласился Сеня. — Вот и чайнуха. Пять минут, эх, пять мину-ут!.. — пропел он, торопливо семеня рядом с огромным Женей. Потом спросил: — Ты сам, значит, городской?

— Был городской. Теперь в вашем районе ошиваюсь, в Соусканихе.

— Сразу видно, что го-го-го-городской, — тонко заметил Сеня.

— Почему видно?

— Очень ка-ка-к-красивый. На сцене, наверно, выступаешь? — Сеня погрозил ему пальцем и пощекотал в бок. — Ох, Женька!..

Женя густо хохотнул, потянулся рукой к груди: хотел поправить галстук, но вспомнил, что он в кармане, нахмурился.

— Бюрократ ваш секретарь, — сказал он. — Выступишь с такими…

— А ты где сам работаешь, Женя?

— По торговой.

— Хорошее дело, — похвалил Сеня.

Сели за угловой столик, за фикус.

Сеня обвел повеселевшими глазами пустой зал.

— Ну кто там!.. Мы торопимся! По борщишку ударим? — спросил он Женю.

Женя выразительно посмотрел на него.

— Я лично устроил бы небольшой забег в ширину… С горя.

Сеня потрогал в раздумье лоб.

— Здесь?

— А где же еще?

— Это… вообще-то тут нельзя…

— Везде нельзя! — громко и обиженно заметил лысый. — Знаешь, есть анекдот…

— Ну ладно, я поговорю пойду.

Сеня встал и пошел к буфету. Долго что-то объяснял буфетчице, махал руками, но говорил вполголоса. Вернулся к лысому, достал из-под полы пиджака бутылку водки.

— «Ка-ка-калгановая» какая-то. Другой нету.

Женя быстренько налил полный стакан, хряпнул, перекосился…

— Не пошла, сволочь!

Он налил еще полстакана и еще выпил.

— Ого! — сказал Сеня. — Ничего себе!

— От так. — На глазах у лысого выступили светлые слезы. — Выпьешь?

— Нет, мне нельзя.

— Правильно, — одобрил лысый.

Им принесли борщ и котлеты.

Начали есть.

— Борщ как помои, — сказал лысый.

Сеня с аппетитом хлебал борщ.

— Ничего борщишко, чего ты!

— До чего же мы кричать любим! — продолжал лысый, помешивая ложкой в тарелке. — Это ж медом нас не корми, дай только покричать.

— Насчет чего кричать? — спросил Сеня.

— Насчет всего. Кричим, требуем, а все без толку.

Лысый хлебнул еще две ложки, откинулся на спинку стула. Его как-то сразу развезло.

— Вот ты, например, — начал он издалека, — так называемый Сеня: ну на кой тебе сдались эти валы? Они тебе нужны?

Сеня, не прожевав кусок, воскликнул:

— Я ему битый час т-т-толкую, а он!..

— Я говорю: тебе! Лично тебе!

— Нужны, Женя.

Лысый поморщился, оглянулся кругом, повалился грудью на стол и заговорил негромко:

— Жизни-то никакой нету!.. Никаких условий! Законов понаписали — во! — Лысый показал рукой высоко над полом. — А все ж без толку. Пшик.

— Как это п-п-пшик? — Сеня отложил ложку. — Какие законы?

— А всякие. Скажем, про алименты… — Лысый полез под стол за бутылкой, но Сеня перехватил ее раньше.

— Хватит, а то ты за-запьянеешь. Мы же за ва-валами поедем.

— Валы!.. — Лысого неудержимо вело. — Они небось на «Победах» разъезжают, командывают, а мы вкалываем, валы достаем. Алименты вычитать — это у них есть законы!.. Равенство!.. — Лысый говорил уже во весь голос.

Сеня внимательно слушал.

— Ешь! — зло сказал он. — Чего ты развякался-то?

— Не хочу есть, — капризно сказал лысый. — И в никакой коммунизм вообще я не верю. Понял?

— По-по-почему?

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая