Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая

Севший, наконец, на стул Тот открывает было рот, но сдерживается.

— … и ты в свободное от работы время пошла прогуляться. При этом ты никак не уронила чести головы личной императорской гвардии и никоим образом не навредила моей императорской жизни и здоровью.

— Именно так.

— Нечего с ней рассусоливать! Надо пороть, пока ума не наберётся! — взрывается Ладислав. Ловаш останавливает его движением руки. Как раз в этот момент дверь открывается, и личный секретарь Его Императорского Величества величественно проталкивает в кабинет столик с кофейником, молочником, сахарницей и пирожными. Я тут же понимаю, насколько проголодалась. Живот отзывается на озарение утробным бурчанием.

Император жестом позволяет секретарю удалиться и, обойдя стол, сам разливает кофе. Сливки и сахар явно привезены специально для меня, ни один из вампиров их не добавляет. Да и пирожные они не могут есть по своей природе. Я вдруг понимаю, что Ловаш каким-то образом знал заранее, что я буду голодна, и распорядился обо всём. Это так... по-ловашевски, что у меня невольно улыбка проступает на лице.

— Ага! Еда всегда улучшала вам настроение. Даже когда мы долго не виделись и вы на меня успевали за это обидеться, — Батори смеётся воспоминаниям. — Помните, я хотел произвести впечатление и сделал драники? Моя личная вершина кулинарного искусства.

Он непринуждённо усаживается с чашкой в руке на один из стульев для посетителей и почти умилённо следит за тем, как я уничтожаю пирожные. Тот угрюмо таращится в свой кофе.

Когда я, наконец, откидываюсь на спинку стула в полном удовлетворении, император продолжает, как ни в чём не бывало:

— Ладислав, а ты негодуешь по поводу того, что не сумел справиться с неожиданной ситуацией и обеспечить безопасность Лиляны...

— Но она не говорит, как...

— … то есть, справиться со своими прямыми обязанностями. Как я вижу, Лиляна сейчас контролирует ситуацию, а ты — нет. Ведь именно она нашла в твоём, Лаци, заборе шатающуюся доску. Пользуется ей — исключительно в личное время. И следит за ней, скорее всего, предпринимая какие-то меры по защите. Я угадал, Лиляна?

— Естественно, — я вспоминаю о гирлянде булавок под грудью. По счастью, ни одна не расстегнулась во время падения с лестницы.

— Она может говорить или не говорить тебе, это — не её работа. Найти и приколотить доску — твоё дело, мой дорогой. Теперь, я думаю, все присутствующие достаточно ясно понимают ситуацию?

— То есть, — начинает Тот, — ты даже не собираешься приказать ей...

— Я ничего и никогда не собираюсь приказывать Лилиане Хорват. У нас другие отношения. Совсем другие. Лаци, я ей не хозяин.

Ловаш наклоняется, чтобы дотянуться до меня и провести пальцем по коже чуть выше ошейника, двумя рядами серебряных османских монет-курушей обхватывающего мою шею.

— Это ожерелье — знак не только верности, но и доверия. Если Лиляна сочла возможным довериться мне, кем я буду, если не отвечу тем же самым?

Я представляю, как вонзаю серебряный нож в его шею, и умудряюсь не вздрогнуть. Неужели мне действительно суждено убить того, кого...

Отчего-то вспоминается разрубленный Марчин и поцелуй — долгое прикосновение к холодным губам. Я чувствую, как у меня непроизвольно дёргается щека. По счастью (мне всё ещё иногда везёт, а?), Ловаш как раз повернулся к внуку.

— Эту проблему будешь решать ты, только ты и никто другой. Ищи способ. Ищи дыру или крысу. Я дал тебе в руки достаточно власти, чтобы ты с этим справился без моей помощи.

— Не так много, чтобы я мог её пытать, — мрачно бормочет Тот. Батори разводит руками. — Ну что же, поскольку в мои обязанности входит не только искать, где забор расшатался...

— Даже я уже знаю, где и как, — Ловаш отставляет пустую чашку и встаёт, чтобы вернуться за свой стол. Ладислав застывает с открытым ртом, и императору приходится напомнить ему:

— Продолжай, мы слушаем.

Я сама не без труда захлопываю рот. Ловаш знает об ордене птички? И его ничто не смущает? Или он думает, что знает, как я сбегаю? Но даже я не могу вообразить, как бы могла провернуть подобное. А может, он просто дразнит внука? Тогда почему так спокоен в отношении моих побегов?!

Ладислав безо всякой нужды откашливается.

— … моим долгом является также обеспечение постоянного наблюдения над хранительницей смерти императора, а вблизи от «дырки» я этого сделать не могу. Потому я пока просто перевожу объект во дворец. И никаких прогулок за его пределы.

— Что?! Вы не можете... вы обещали... он мне обещал, что, если не сможет найти, как я сбегаю, то я опять смогу ходить, где вздумается. Скажите ему!

— Ну, боюсь, это вопрос только его совести. Не вижу смысла что-то ему говорить, — Ловаш опять разводит руками.

— Помнится, полностью сделка звучала как, хм... что я сдаюсь, а вы сами всё рассказываете. А вовсе не исчезаете в очередной раз, да ещё из-под моего носа! — злорадно произносит Тот. Ох, чёрт. Чистая правда.

— А потом ещё появляется прямо под твоим носом, — откровенно насмешливо указывает император. Тот издаёт короткий сдавленный рык.

— И что, я теперь фактически под арестом?

— Ну, отчего же. Просто в режиме повышенной безопасности. Здесь вам будут и кино, и ресторанные блюда... что вас там ещё смущало? В гости не к кому сходить? Теперь сможете навещать Маргарету во время дежурства хоть каждый день. Ну, каждый её день с принцем, конечно. В общем, полный комфорт и исполнение желаний. А главное, стопроцентная безопасность. Жаловаться вам отныне будет не на что, — слова стекают с языка Тота подобно сиропу, насыщенному ядом. Он отлично знает, что мне нужны не блюда и не фильмы, и не чинные прогулки у фонтана в крохотном охраняемом дворике. Мне нужна свобода, чёрт спляши на моей могиле!

— А когда я в следующий раз уйду погулять, вы запрёте меня в камере с сортиром и телевизором? — осведомляюсь я, сдерживая порыв найти взглядом какое-нибудь пресс-папье.

— Вы ещё сумейте уйти, тогда поговорим. А сейчас продолжать беседу нет смысла. У вас рабочая смена начинается через восемь часов, а вам ведь надо ещё умыться, переодеться, чтобы не выглядеть, как уличная замарашка... Кстати, ночуете вы тоже во дворце. Что поделать, перевезти ваши вещи и мебель мы можем только завтра, так что придётся вам пока где-нибудь приютиться, — Тот даже вперёд наклоняется, чтобы приблизить белоснежную улыбку как можно ближе к моему лицу. Острые и неожиданно тонкие клыки, почти доходящие до нижних дёсен, как-то особенно кидаются в глаза.

— Лаци, прекрати. Мне помнится, у нас есть несколько гостевых спален. Если же память мне изменяет, я готов уступить собственную постель. Теперь её не так легко сломать, даже вам, Лилике.

Очень смешно! Предыдущая кровать была ненастоящая — просто длинный ящик, стоящий на двух табуретках. Поскольку Батори положил меня в него в бессознательном состоянии, то я не знала, что нельзя делать резких движений — конечно, я его перевернула! Кто, скажите на милость, не перевернул бы?

— Господин Сегеди, — обращается Ловаш к селектору, и я понимаю, что он всё это время был включён. Как унизительно! Не удивлюсь, если к утру все обитатели дворца будут в курсе причин и обстоятельств моего заключения.

— Ваше величество?

— Подготовьте госпоже гвардии голове какую-нибудь гостевую комнату. И отнесите туда её чистую форму.

— Господин гвардии капитан Корваж тоже ночует во дворце?

— Да!!! — раздаётся из селектора голос Кристо. Святая мать. Вряд ли он счёл новости хорошими. Ладно, по крайней мере, у него нет привычки кричать на меня. Этого бы я не вынесла.

— Дайте им Зелёные покои, там двуспальная кровать, — Тот, впервые, наверное, за весь вечер снова нацепив надменно-равнодушное выражение лица, встаёт. — Мне их тоже надо подготовить. Так что милуйтесь с мужем ночью потише, чтобы не смущать моих парней.

— Лаци, не перегибай, — выгибает бровь Батори, и Тот, дёрнув плечом, извиняется — так сухо и холодно, что его словами можно устанавливать оптимальные влажность и температуру в погребе.

• Предыдущая
• 25/67
• Следующая