Вонгозеро - Вагнер Яна - Страница 50
- Предыдущая
- 50/85
- Следующая
Выбора у нас не было — если бы мы отважились идти по левому берегу гигантского Онежского озера, нам не пришлось бы надолго покидать широкие и асфальтированные, хоть уже и засыпанные снегом, поверхности федеральных дорог, но тогда мы должны были бы проехать насквозь последний в этой малонаселенной земле крупный город, лежащий прямо на нашем пути — трехсоттысячный Петрозаводск, вытянувшийся вдоль трассы в верхней части озера. Неделя, которую мы провели в дачном поселке под Череповцом, положила конец этим планам — если в начале пути у нас еще могла оставаться надежда на то, что мы успеем прорваться наверх, на север, к безлюдным, спрятавшимся в непроходимой тайге озерам до того, как безжалостная, всеядная чума преградит нам дорогу, сегодня этой надежды больше не было. Теперь, если мы хотели добраться до цели, нам оставалось лишь уповать на то, что мы сумеем объехать Онежское озеро с правой стороны — петляя между крошечными поселениями с чужими, непривычными северными названиями, которые были построены триста лет назад для обслуживания северных торговых путей, да так и замерли с тех пор, со своими немногочисленными жителями и древними деревянными монастырями, отрезанные от большого мира ледяными озерами, извилистыми реками, густыми лесами и плохими дорогами, ненужные и забытые.
Было ясно, что мы можем увязнуть и сгинуть в любой точке этого сложного маршрута, пройти который не всякий решился бы даже летом, застрять в снегу, который никто теперь не чистил, и замерзнуть — любая незначительная поломка сейчас, на тридцатиградусном морозе, без связи и надежды на помощь, парализовала бы нас и скорее всего погубила бы; в конце концов, мы рисковали столкнуться с людьми, живущими в этих местах, которые — если даже болезнь еще их не коснулась — вряд ли обрадуются нашему появлению; только страх перед вирусом, с которым все мы теперь столкнулись лицом к лицу, все равно оказался сильнее, и поэтому мы свернули направо, под маленький синий дорожный указатель. К нашему удивлению, колея, сопровождавшая нас уже так долго, повернула вместе с нами, оставив позади нетронутую, застеленную снегом поверхность безлюдной магистрали, ведущей дальше на север, к Белозерску, с каждым километром удаляясь от больших городов, словно и она, колея, старалась держаться от них как можно дальше.
— Что там у нас на карте? Далеко до следующей деревни? — захрустел в динамике папин голос.
— И километра не будет, — отозвался Андрей, — тут по дороге до Кириллова несколько небольших поселков, но нам в любом случае бояться нечего.
— С чего это ты взял?
— Он приходил ночью — ну, этот старик. Мы поговорили с ним немного — он уверяет, что окрестные деревни для нас совершенно не опасны — там никого нет.
— Много он знает, этот твой старик, — сказал папа ворчливо, — что значит — не опасны. Ну и ехал бы туда, раз они не опасны…
— Там были зачистки, в этих деревнях, — ответил Андрей, и наступила тишина — несколько мгновений в эфире не раздавалось больше ни единого звука, кроме потрескивания помех, словно кто-то забыл отжать кнопку, включавшую микрофон, а потом папа переспросил:
— Зачистки?..
— Недели две назад, — сказал Андрей, — когда они еще думали, что это может помочь. Они почему-то начали с окрестных деревень — наверное, считали, что инфекция придет именно отсюда, потому что Вологда погибла, а Череповец еще держался. Он сказал, так решили военные — у них не было сил вводить карантин и ставить кордоны, и они просто зачистили все в радиусе тридцати километров к северу.
— То есть как — зачистили? — спросила я у Сережи, который продолжал сосредоточенно вести машину, не вступая в разговор — словно вообще не слушая его, и он ответил, не отводя глаз от дороги:
— Похоже, мы сейчас сами увидим, малыш. Посмотри вперед.
Пар, поднявшийся над пожаром, не успел покинуть это страшное место — схваченный морозом, он так и застыл на полпути к небу рваным кружевом, причудливыми белыми узорами на черном, безуспешно пытаясь скрыть под своим милосердным белым покровом уродливые обожженные скелеты домов. Среди них не осталось ни одного целого — одинаковые, черные, с провалившимися стропилами и слепыми окнами без стекол, полопавшихся от жара, они стояли по обеим сторонам дороги как безмолвные свидетели катастрофы, о которой больше некому было рассказывать. Это место было таким безнадежно пустым, таким окончательно мертвым, что мы невольно сбросили скорость и поехали медленнее — нам было действительно нечего бояться: ни один человек, больной ли, здоровый ли, не сумел бы здесь выжить, мы могли бы даже остановиться и выйти из машины, подойти поближе и заглянуть в какой-нибудь дом — если бы действительно этого хотели.
— Огнеметами жгли, — сказал папа и выругался — зло, витиевато и длинно, — видите, следы на земле остались. — Я присмотрелась и увидела на снегу закопченные полосы, начинавшиеся прямо от дороги и ползущие от нее к домам, расплавляя снег и до черноты сжигая бесцветную зимнюю траву под ним.
Я все искала глазами — и боялась найти — какой-нибудь ров или яму, почему-то я легко представила себе, как они — люди, которые жили в этих домах, лежат на дне этого рва вповалку, друг на друге; на морозе они, наверное, застыли и окоченели, и вряд ли те, кто сжег их дома, стал бы задерживаться для того, чтобы хотя бы засыпать ров снегом, но тел не было видно — нигде снаружи, и потому единственным местом, где они могли быть, были их собственные дома, а вернее — то, что от них теперь осталось.
— Что же они с ними сделали? — спросила я Сережу. — Неужели они сожгли их заживо?
Не глядя на меня, он протянул руку и положил ее мне на колено.
— Может, уже некого было сжигать, — сказал он неуверенно, — может, они умерли до того, как…
— Если бы они были еще живы, они наверняка сопротивлялись бы, — перебила я, не потому, что была в этом уверена, а потому, что мне очень хотелось в это поверить, — кто-нибудь бы выбежал из дома, мы бы увидели хотя бы кого-нибудь…
— Аня, не смотри направо, — вдруг быстро сказал он, и с заднего сиденья раздался странный звук — это Мишка резко втянул в себя воздух, и я тут же посмотрела — я просто не могла не посмотреть, и прежде, чем зажмуриться и закрыть глаза руками, я поняла — они были живы, может быть, не все, хорошо бы, если не все, но некоторые из них точно были еще живы, когда все это случилось.
— Поехали отсюда поскорее, — сказала я, не открывая глаз. — Сережа, поехали, пожалуйста.
Как только деревня осталась позади, замыкающий пикап неожиданно остановился, пассажирская дверь распахнулась, и на улицу выскочила Наташа, как была, без куртки, и ее вырвало прямо под колеса машины. Не говоря ни слова, мы тоже остановились и ждали, пока она, разогнувшись и отвернув лицо, дышала морозным воздухом, и двинулись с места только после того, как она вернулась в машину.
— Предупреди меня, когда будет следующая деревня, — попросила я Сережу, — я не хочу больше на это смотреть.
Он кивнул.
«Зачищенных» деревень, таких же, как та, первая, по этой дороге оказалось еще две, и пока мы двигались от одной к другой, я старалась смотреть только на спидометр, пытаясь определить, когда же закончатся эти зловещие тридцать километров от города, который в безуспешной попытке спастись сначала истребил все живое вокруг себя, а после погиб и сам; когда же эти тридцать километров закончились, вместе с ними кончилась и колея, позволявшая нам двигаться относительно быстро.
— Медленно едем, — сказал папа — и это были первые слова с момента, как мы выехали из первой сожженной деревни, — топливо спалим, надо бы Лендкрузер вперед выпустить, Сережа, притормози-ка.
Мы остановились, и папа, выйдя из машины, направился к Лендкрузеру. Пользуясь передышкой, все мы, кроме Лени, тоже вышли на мороз — вокруг было пусто, снежно и безопасно.
- Предыдущая
- 50/85
- Следующая
