Забавы Пилата - Шубин Юрий Дмитриевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/96
• Следующая

– На блатном жаргоне «крестины» – это побег, – пояснил Зайцев. – Что-то ты темнишь, парень. Дурака валяешь. Все на тебя показали, что вы шептались в углу, а ты ничего не слышал? Не хочешь как человек разговаривать, будем иначе общаться. Хочешь узнать две важные новости?

– Не очень, – с опаской покосился на него Сухарик. – Лучше жить без новостей. Я и телик не смотрю.

– Наплевать! – жестко оборвал его майор. – С какой начать?

– Естественно, с хорошей, – с надеждой ответил Сухарик.

– Ты влип в плохую историю. Тебе будет очень трудно выбраться, – склонившись к самому уху арестанта, произнес Зайцев. – По твоей статье тебе хороший срок светит. А еще подготовка побега, повлекшего тяжкие последствия. Я бы на твоем месте память напряг.

– Так это была хорошая новость? – грустно усмехнулся Калякин. – Тогда, может, не стоит о плохом? Лучше о девочках.

– Мы будем вместе, пока не закончится расследование, – загадочно обрисовал перспективы будущего майор. – И это плохая новость. Для тебя.

– А чего – вы мне не противны, – усмехнулся Сухарик. – Сядем в одну камеру, посидим…

– Ну ты, шутник! Вспоминай скорее, или мы сейчас пару охранников пригласим – пусть они из тебя показания выбивают как могут! – недвусмысленно пригрозил суровый майор. – Или в другую камеру переведут, к «петухам»…

– Э! Я не люблю курятины! – живо возразил Сухарик.

Зайцев поднялся, как медведь. Неторопливо и многозначительно начал снимать с руки часы…

– Давай! Вспоминай скорей! – грозно рявкнул он, всем видом показывая, что его терпение лопнуло.

– Вы чего, мужики! – приподнялся парень.

– Сидеть! – приказал Зайцев и, схватив арестанта за шиворот, одним движением приподнял его над стулом.

Майор не собирался его бить, он просто играл в плохого следователя. Играл хорошо, талантливо и с азартом. Хотя, с другой стороны, с учетом особых обстоятельств ни один прокурор не стал бы поднимать шум из-за недоказуемого мордобоя, если бы это пошло на пользу делу.

Сухарик вспомнил, где находится и зачем.

– Стойте, стойте! А то передумаю! – крикнул паренек.

Майор отпустил его и надел часы.

– Я вот еще вспомнил! – пошел «в раскол» Калякин. – После первого допроса Баркас вернулся в камеру и говорит, мол, скажи жене, чтобы посетила бабушку. Она, говорит, мне дорога. Пусть позаботится о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет. Все дословно, как в аптеке!

Каледин бросил беглый взгляд на Зайцева – зашифрованное послание?

– Ты это точно помнишь? – уточнил полковник, выпуская вверх дым догорающей сигареты.

– Он меня наизусть заставил выучить. Десять раз текст переспрашивал, – подтвердил Калякин. – Я вам честно говорю! Без дураков!

Признание сработало. Обращались с Сухариком очень корректно, и скоро допрос закончился. Арестант вернулся в камеру почти как домой. Там все знакомо, и даже неприятные соседи вели Себя предсказуемо. Психика быстро приспосабливается к любым условиям. Новое положение только вначале вызывает отторжение. Потом все меняется. Так бывает у всех попадающих в новые условия. Можно ведь жить и в дерьме, оправдываясь, что ты такой не один.

К своему положению Сухарик начал привыкать.

Хулиган встретил его заинтересованно-настороженным взглядом.

– Ну, что спрашивали? – со злой ехидцей в голосе поинтересовался он.

– Сказали, что кое у кого языки очень длинные, а серьезным пацанам на воле это может сильно не понравиться, – с напором ответил Сухарик.

Внаглую подойдя к шконке Хулигана, он коротко бросил:

– Подвинься. Не один тут живешь. Тот почему-то выполнил требование.

Уже в третий раз оперативники просматривали фрагмент видеозаписи допроса гражданина Калякина, пытаясь определить в словах Баркаса тайный, зашифрованный смысл. Снова и снова с экрана монитора «SONY» Сухарик испуганно повторял:

«…После первого допроса Баркас вернулся в камру и говорит, скажи жене, чтобы посетила бабушку. Она мне дорогб. Пусть позаботаться о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет. Все дословно…»

Несколько серьезных мужиков, словно младшая группа детского сада, пытались отгадать загадку.

– На первом допросе Лодочников не знал, что его жену убили? – спросил Кузин.

– Нет, Юрич ему специально не стал об этом говорить. Мог сломаться раньше времени, замкнуться и вообще… – пояснил Зайцев.

– Согласен, – кивнул старший лейтенант.

– А бабушка-то у него есть? – поинтересовался Исайкин и выдвинул самое простое предложение: – Чего голову ломать – поехали к ней и спросим: приезжал Лодочников или нет?

– Нет у Лодочникова никакой бабушки, – вздохнул Зайцев. – И у его жены тоже нет. И дедушки. Все давно умерли. И вообще это не то. Его родственники в другом городе живут, там же и бабушки похоронены. Он бы не успел за короткое время съездить к ним и вернуться обратно, чтобы сесть в тюрьму.

– Нет, мужики, – веско произнес Каледин, покручивая в руке авторучку. – Не в бабушке тут дело. И не в родственниках. Кстати, что у нас по синему фургону?

– Пока не найден, – доложил Исайкин. – Лодочников арендовал гараж в каком-то гаражном кооперативе. Милиция прочесывает их все. Проверяются автосервисы, там могут «зализывать» отметины от пуль. Участковые на ушах стоят. Скоро найдем.

– А не может речь идти о машине? – подкинул идейку Зайцев. – «Наша старушка» или «наша бабушка» – один хрен.

– Может, ты и прав, – за отсутствием других предложений согласился Каледин. – Про машины тоже говорят «наша бабушка».

– «Она мне дорога», – повторил сказанное Баркасом Исайкин. – Ясно, что своя машина всякому дорога, но Лодочников это особо подчеркнул. Получается, буквально он сказал, что его машина стоит дороже, чем она стоит. Значит, речь идет не о самой машине, а о ее грузе.

– Очень похоже. Как в «Что? Где? Когда?», – согласился полковник. – Тогда с последней фразой вообще проблем нет: «Пусть позаботаться о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет… ». Если жена позаботится о «грузе» и выгодно его пристроит – денег будет на всю жизнь, так?

– Выходит, что так, – поддакнул майор.

– По-моему, это наиболее убедительная и правдоподобная версия, – высказался Исайкин. – Рассчитывать, что какой-то уголовник придумает для малообразованной жены особый код, не приходится, поэтому искать надо машину и груз.

– Да, ты прав, – подтвердил Каледин. – Вряд ли тут какой-то секретный код. Скорее примитивщина. Только есть одно серьезное но, которое все мы пропустили. Лодочников мог бы передать свою «маляву» открытым текстом, как это делают уголовники. Они ведь как пишут: « Васек, на признанку не иди. Все вали на Федьку Лоха…» или« Серый, бери все на себя, мы тебя отмажем… С судьей договорились…» Примитив и никаких секретов. Но Лодочников не сделал этого. Почему?

– Ну, возможно, не доверял Калякину. Он же его толком не знал, – сказал Исайкин.

– Лодочников знал, что мы все будем проверять, – догадался Зайцев.

– Вот! – подтвердил полковник. – Значит, не все так просто. Но машину нужно искать. Синий фургон – это надежда. Если мы его не найдем, то…

Закончить фразу помешал ровный звон прямого телефона генерала Волкова.

– Михаил Юрьевич, зайдите ко мне, – коротко приказал он.

– Есть, товарищ генерал, – ответил Каледин. – Расходимся, мужики. Меня на ковер, а вы носами землю рыть.

Разговор в кабинете генерала Волкова был трудным и мучительным. Факты вещь неумолимая, и ложились они совсем не так, как колода пасьянса. Карты были сданы, но козыри находились в чужих руках.

Выслушав подробную информацию о ходе расследования, генерал устало провел ладонью по лицу.

– Я связывался с СВР. Коллеги говорят, что никаких намеков на осведомленность о наших проблемах у противника нет, – сказал Волков. – Однако нет никаких га'-рантий и обратного. Если транскодер и данные о наших спутниках у них, то они просто выжидают.

• Предыдущая
• 24/96
• Следующая