История одной болезни - Шубин Борис Моисеевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая

Я сделал столь пространное вступление, потому что, как стало известно из черновика письма А. С. Пушкина на имя А. И. Казначеева, правителя канцелярии М. С. Воронцова, Александр Сергеевич страдал аневризмой: "Вы, может быть, не знаете, что у меня аневризм. Вот уж 8 лет, как я ношу с собою смерть. Могу представить свидетельство которого угодно доктора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток жизни, которая верно не продлится"

Письмо это написано 22 мая 1824 года в связи с оскорбительной для поэта командировкой в Херсонскую губернию "на саранчу" У нас нет свидетельств, что в таком виде оно было отправлено адресату. Да и не в обычаях Пушкина жалостью к себе добиваться снисхождения: "Суровый славянин, я слез не проливал". Более того, в "Воображаемом разговоре с Александром I", на писанном в шутливой, анекдотической форме, содержится серьезная мысль: Пушкин не может простить притеснителю своих обид и принять свободу из рук смилостивившегося монарха. В завершение аудиенции на вопрос Александра, надеялся ли поэт на его великодушие, вместо смиренного согласия "Пушкин разгорячился и наговорил мне много лишнего, я бы рассердился и сослал его в Сибирь…"

И хотя этот разговор воображаемый, фантазировать-то приходилось лишь за одну сторону.

В письме к тому же Казначееву, написанному спустя 10 дней после предыдущего, одновременно с прошением об отставке, он скажет: "Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника…

Единственное, чего я жажду, это – независимости (слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее…"

Сосланный в Псковскую губернию, он вспомнит про свой "аневризм" и попросит у Александра I разрешения выехать на лечение в Европу: "…Мое здоровье было сильно расстроено в ранней юности, и до сего времени я не имел возможности лечиться. Аневризм, которым я страдаю около десяти лет, также требовал бы немедленной операции…"

Прошение царю Александр Сергеевич решил передать через своего старшего друга, покровителя и наставника, поэта В. А. Жуковского. В сопроводительном письме, предназначенном Василию Андреевичу, Пушкин успокаивает его: "Мой аневризм носил я 10 лет и с божией помощию могу проносить еще года три…" И далее дает понять, почему он написал это письмо: "…Михайловское душно для меня. Если бы царь меня до излечения отпустил за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему и друзьям моим благодарен".

Письмо Пушкина не было передано Александру I, a по совету Жуковского, с такой же просьбой к царю обратилась мать поэта. При этом были сделаны некоторые уточнения: указано, что страдает он "аневризмом в ноге", а городом, в котором желательно было бы провести операцию, избрана Рига (здесь любопытно отметить, что в сохранившемся черновике не отправленного письма на имя Александра I А. С. Пушкин говорил о необходимости операции или продолжительного лечения по поводу аневризмы сердца).

В ответ на прошение Надежды Осиповны царь разрешил Пушкину "приехать в Псков и иметь там пребывание до излечения болезни".

Александр Сергеевич, узнав о "монаршей милости", прислал Жуковскому полное сарказма письмо:

"…Я справлялся о псковских операторах; мне указали там на некоторого Всеволжского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом свете по своей книге об лечении лошадей [9].

Несмотря на все это, я решился остаться в Михайловском, тем не менее чувствуя отеческую снисходительность его величества". И объясняет, почему не пользуется разрешением: "Дело в том, что 10 лет не думав о своем аневризме, не вижу причины вдруг о нем расхлопотаться. Я все жду от человеколюбивого сердца императора, авось – либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства…"

Но на этом история с "аневризмом" не кончилась: Жуковский, обеспокоенный здоровьем Пушкина и чувствующий себя в какой-то степени виноватым в том, что не смог исполнить его просьбу, сам принялся искать хорошего хирурга, который согласился бы приехать в Псков оперировать поэта. И быстро нашел такого, благо это не составляло для него большого труда: его сводная [10] по отцу сестра Екатерина Афанасьевна Протасова была тещей известного дерптского хирурга И Ф. Мой-ера.

Е. А. Протасова попала в Дерпт – этот университетский центр Прибалтийского края, – буквально убегая от В. А. Жуковского, который был страстно влюблен в ее старшую дочь Машеньку, отвечавшую ему взаимностью. Боясь кровосмешения, Екатерина Афанасьевна поспешно выдала Машеньку за И. Ф. Мойера.

Стихи Жуковского, посвященные Маше Протасовой, относятся к самым высоким образцам русской любовной лирики:

Счастливец! ею ты любим, Но будет ли она любима так тобою, Как сердцем искренним моим, Как пламенной моей душою?..

Вынужденный брак этот оказался счастливым, но счастье – непродолжительным: в 1823 году вскоре после родов Мария Андреевна скончалась от туберкулеза легких, оставив на попечение матери маленькую Катю и другого, "взрослого ребенка" – Ивана Филипповича Мойера, который на всю жизнь сохранил преданность своей Маше. Говорят, что, умирая, он повторял имя жены, к которой уходил через 35 лет после ее смерти.

Благодаря Екатерине Афанасьевне Протасовой дом профессора Мойера стал островком русской культуры в иноязычном Дерпте. Здесь периодически гостил у сестры Жуковский, сюда вместе с поэтом Николаем Михайловичем Языковым приходил близкий приятель А. С. Пушкина, сосед его по Михайловскому Алексей Николаевич Вульф (оба они обучались в Дерптском университете). Наконец, чуть позже того времени, о котором идет речь, в доме И. Ф. Мойера сперва поселился, а потом, съехав на другую квартиру, столовался все пять лет своего пребывания в Дерпте будущий выдающийся русский хирург Николай Иванович Пирогов. "Домашним человеком" у Мойера был также Владимир Иванович Даль – студент медицинского факультета, и братья Александр и Андрей Карамзины, и будущий писатель Владимир Александрович Соллогуб, и многие другие представители русской культуры, получавшие образование в Дерптском университете.

Все, кому доводилось бывать в этом доме, отмечали необычайную доброту и приветливость Екатерины Афанасьевны, оказывавшей покровительство молодым талантливым людям, приезжающим из России.

Имя Александра Сергеевича Пушкина, его стихи, еще даже не напечатанные, а рукописные, привозимые Василием Андреевичем Жуковским из Петербурга или Алексеем Николаевичем Вульфом прямо из поэтической столицы – Михайловского, часто звучали в гостиной этого дома. Поэтому, когда Жуковский попросил Мойера оперировать Пушкина, тот незамедлительно дал согласие ехать в Псков, чтобы спасти "первого для России поэта", как несколько высокопарно он выразился, и уже получил разрешение у попечителя учебного округа князя К. А. Ливена на отъезд.

Однако, прежде чем я продолжу рассказ о дальнейшем развитии этой в известной степени авантюрной истории, несколько слов о хирурге, которого Жуковский выбрал А. С. Пушкину.

Профессор И. Ф. Мойер был учеником знаменитого итальянского хирурга А. Скарпа, положившего начало хирургической анатомии. Вкус к этому разделу науки Мойер сумел передать Н. И. Пирогову, который написал (кстати, в том же Дерпте, на бывшей кафедре Мойера) классическую работу – "Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций", сделавшую его имя всемирно известным. В этом руководстве для хирургов Пирогов показал оптимальные, т. е. наиболее безопасные и короткие пути, по которым скальпелем можно проникнуть с поверхности человеческого тела внутрь, чтобы легко и быстро отыскать и перевязать нужную артерию. "Хирургическая анатомия" Пирогова имела прямое отношение к методике оперирования аневризм. Но в то время, когда Александр Сергеевич впервые объявил, что страдает "аневризмом", Н. И. Пирогов только начинал учиться на медицинском факультете Московского университета.

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая