Наследник из Калькутты - Штильмарк Роберт Александрович - Страница 66

• Предыдущая
• 66/193
• Следующая

— Синьор, я не только верно служил вам... я... любил вас и легко отдал бы за вас жизнь, не ведая, что вы — виновник бесчестья и горя моей сестры Доротеи. Сегодня вместе с сестрой я навсегда покидаю ваш кров и оставляю вас вашей совести. Прощайте!

Коляска сэра Фредрика и леди Райленд уже стояла у подъезда. Владелец выглянул в окно и увидел рядом с этой коляской убогую повозку крестьянина-фермера. Антони вывел из дома свою сестру Доротею, одетую в старенький дорожный плащ. Они сели в повозку, и перед хозяином Ченсфильда в последний раз мелькнуло лицо, похожее на грустные лики Мадонн с итальянских полотен.

Годы протекли... Наливались вешними соками травы; отгорала осенняя позолота листвы; птицы, как встарь, тянулись древними караванными путями, чтобы на тихом севере за лето вырастить птенцов, а осенью вернуться с ними к берегам теплых морей... Океаны мерно дышали приливами и отливами, сотрясая штормами земную твердь, и прибой превращал острые обломки скал в круглую, обточенную гальку...

...Сальная свеча в корабельном фонаре, подвешенном к потолку, освещала внутренность хижины и склоненную голову человека. Его левая глазница была пустой, и черная повязка, снятая с лица, лежала на краю стола. Рядом с ним, положив подбородок на руки, сидел кудрявый мальчик. За маленьким оконцем, затянутым двумя слоями овечьих пузырей, свистел ветер. Иногда он выдувал искры из очага, и мальчик поправлял кочергою железный лист, служивший вместо печной дверцы. Оба обитателя хижины молчали.

Старший собирал из готовых, искусно сработанных частей маленький арбалет 78. Он укрепил в конце ложи тугой, эластичный лук и наладил тетиву, сплетенную из ножных жил горного козла. Десяток оперенных стрел с железными наконечниками был уже заготовлен в небольшом колчане, который лежал на краю стола.

Натянув крошечной самодельной лебедкой тетиву арбалета, человек закрепил вложенную в желоб стрелу и вручил оружие мальчику. Взглядом старший указал мальчику на дощечку, прибитую к стене. Взрослый и ребенок понимали друг друга без слов.

Мальчик приложил арбалет к плечу и долго целился в дощечку. Взрослый поправил левую руку мальчика, чтобы ее не поранила спущенная тетива. Через мгновение почти одновременно раздались — струнный звук тетивы, короткий свист, глухой удар и треск расколотой пополам дощечки.

— Молодец! — сказал старший и осторожно вытащил стрелу, засевшую в дереве стены.

Мальчик, лишь только первое слово было сказано, заговорил торопливо и оживленно, словно внезапно избавившись от тягостной немоты:

— Дядя Тобби, мы с тобой сегодня играем в молчанку с самого обеда. Я не очень люблю эту игру...

— Это очень важная игра, Ли, — отвечал старший, — и ты должен полюбить ее. На охоте и на войне часто приходится молчать. Там нельзя долго объяснять, а иногда и совсем нельзя разговаривать. Если хочешь стать охотником и воином, ты должен научиться понимать меня молча и делать все по одному моему взгляду. Сегодня я очень доволен тобою, маленький Ли.

— Значит, мы посмотрим нашу книгу?

— Нет, книгу ты почитаешь мне вслух завтра. Ты ведь читаешь уже быстрее меня.

— Дядя Тобби, тогда расскажи сказку про Одноглазого Дьявола!

— Это очень страшная сказка, мальчик. Ее нехорошо рассказывать к ночи.

— Совсем не страшная, дядя! Я теперь совсем не боюсь Одноглазого Дьявола. Если бы он даже пришел к нам, я бы не испугался... Ведь ты-то его не боишься, а, дядя?

— Ну, меня он, пожалуй, не тронул бы... Хорошо, Ли, расскажу после ужина.

Взрослый надел черную повязку, скрывшую его левый глаз, и зажег сальную свечу, вставленную в самодельный подсвечник из морских раковин. Он оставил ее мальчику, а сам, взяв фонарь и перекинув через плечо двуствольный штуцер, вышел из хижины. На дворе была тьма, гнулись и шумели деревья. Сквозь шум ветра охотник различил грохот морского прибоя у скалистого побережья острова. Океан ревел. Осенняя туча прятала звезды одну за другой.

— Нынче двадцать девятое мая; по-здешнему — осень, а дома у нас уже отцвели апельсины, — пробормотал островитянин. — Подходящий день выбрал Чарли, чтобы поговорить об Одноглазом Дьяволе! В Европе, верно, уже начинают забывать могилу на острове... Ничего, кое-кто в Англии еще порадуется воскрешению старого Бернардито!

Во дворе загремела цепь, и серая тень метнулась вдоль частокола.

— Цыц, Каррамба! — прикрикнул хозяин на хромую волчицу, выскочившую из двухметровой узкой норы.

Вход в эту нору был прикрыт маленьким навесом, чтобы ее не заливало дождем, а на дне лежала куча ветоши и сена.

Рожденная в прибалтийских лесах, Каррамба некогда была привезена в Англию из Риги: Джеффри Мак-Райль, покупавший лес для «Северобританской компании», прислал волчонка в подарок маленькому Чарли в Ченсфильд. Затем волчонок совершил еще одно морское плавание: для развлечения мальчика в пути забавного волчонка взяли на «Орион». После обвала пещеры и выздоровления лжевиконта доктор Грейсвелл велел убрать на корабле все, что могло напоминать отцу о его свежей потере. Из кают-компании был унесен высокий стульчик мальчика, а клетку с волчонком сам доктор вытащил на берег и дал маленькой пленнице свободу. Очень скоро зверь угодил в одну из ловушек, расставленных островитянами, и с поврежденной лапой был водворен в хижину, к неописуемой радости Чарльза. Теперь это была уже шестилетняя очень крупная, злая волчица, коротавшая свой век на цепи.

Бернардито вошел в хлев и пересчитал прирученных диких коз, лежавших на подстилке. Ручной журавль, несколько гусей и уток с подстриженными крыльями и полдюжины зайцев в низкой деревянной клетке встрепенулись при свете фонаря. Под крышей зашевелились и заворковали голуби. Большая черная собака выбралась из конуры у входа в хлев.

— Не спишь, Нерон? — сказал человек. — Посиди на привязи, пока не отучишься без толку гонять дичь по острову.

Бернардито запер хлев на щеколду и толкнул низенькую дверцу в соседнее строение. Крыша его была на полфута покрыта землей и обложена дерном, разросшимся так густо, что строение возвышалось среди двора, как небольшой зеленый холмик. Здесь у островитян хранились припасы. Бернардито взял головку сыра, копченую рыбу и деревянную бадейку, полную козьего молока... Когда он вернулся в хижину, мальчик уже повесил на место все инструменты и жег мусор в огне очага. Оба умылись из рукомойника на стене и сели за чисто выскобленный дубовый стол.

Скороговоркой мальчик проговорил молитву и подождал, пока старший не переломит пресную лепешку. Только после этого и он принялся за еду. Старший кивнул на рваную подстилку близ порога:

— Где Карнеро? Я целый вечер не вижу его. Покличь его, Ли, и покорми. Завтра попробуй сходить на озеро с твоим арбалетом и возьми Карнеро с собой. Может быть, подстрелишь утку.

Мальчик вышел в сени и звонко закричал во всю силу своих маленьких легких:

— Карнеро! Остроухий! — Его детский голосок еле пробивался сквозь ветер и лесной шум.

Из дверей выглянул Бернардито.

— Фью, фью, фью! — тоненько свистел мальчик.

Небо из черного становилось грязновато-серым, мглистым и низким. Месяц вставал над лесом, и освещенный им край тучи клубился.

Бернардито вложил в рот два пальца. Мальчик съежился, зажал уши: пронзительный звук, казалось, отозвался во всех уголках острова. Что-то грозное чудилось в этом переливчатом, поистине разбойничьем посвисте.

Неподалеку послышалось хриплое урчанье, и сквозь лазейку в дощатых воротах вползло во двор крупное животное, держа что-то в зубах. Зверь шмыгнул мимо охотников прямо в хижину. Это была очень большая собака с недлинной лоснящейся шерстью, отливающей матовым блеском.

• Предыдущая
• 66/193
• Следующая