Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 64

Ты попадаешь в «Легенду» с улицы через стеклянную дверь. Слева зал для курящих, справа для остальных. Ты поворачиваешь налево и попадаешь в бедлам.

Зал, оккупированный журналистами, напоминает «ньюсрум» новостного канала. Всюду экраны и провода. Столы вперемешку завалены выпивкой, закуской и аппаратурой: перегонными станциями, мониторами, ноутбуками. Накурено так, что противоположная от входа стена еле различается в табачном тумане. Над столами гомон, под вечер превращающийся в настоящий гвалт. На полу валяются кофры и штативы. Съемочная техника легкая, портативная. Громоздких камер нет, люди, отдыхающие в «Легенде», снимают войну.

Репортеры в «Легенде». Кто работает, а кто ест

Официанты, Аня и Витя, одетые в красно-белые полосатые кофты, напоминающие тельняшки венецианских гондольеров, разносят бокалы с пивом, суп, котлеты, да вообще все, что пожелаете из меню. Они еле успевают убирать пустую посуду и менять на столах пепельницы. Бывает, что официанты не приносят заказ полностью или забывают про него вовсе. Доставят вам, скажем, борщ с пампушками, и вы его уже съели, а вот желанные сто граммов «под горячее» уже не дождетесь. Приходится напоминать.

– Аня!!! А селедка?!

– Несу!!!

– Витя! Ну, пиво же!!!

– Есть-есть!!!

А вот кухня в «Легенде» отменная. Вкусно и недорого. Если вы собрались плотно посидеть, скажем, втроем, это будет стоить вам не дороже полсотни долларов. Ни в чем себе не отказывая, с учетом водки, пива и коньяка. А еще тарелочка соленого сала с горчичкой, свежей жареной рыбы с картошкой-пюре, спагетти под соусом болоньезе, ароматным куриным бульоном с сухариками, селедкой под кольцами лука, сырными палочками с майонезом, горячей сковородки со скворчащими кусочками свинины, стаканом морковного сока и морем морса из клюквы со льдом. А под конец еще с большим фарфоровым чайником зеленого чая. Неплохо для осажденной республики.

Давайте о ценах подробнее. Во многих заведениях на просьбу принести меню вы можете услышать:

– Меню есть, но оно на перепечатке, цены-то меняются!

В «Легенде» старые цены просто закрашивают белой краской и поверх ручкой пишут новые. Вот, ознакомьтесь:

Омлет – 63 гривны (два доллара);

Тарелка с салом – 18 гривен (центов шестьдесят);

Борщ – 30 гривен (доллар);

Паста под соусом болоньезе – 39 гривен (доллар тридцать центов);

«Джемисон» 1 литр – 760 гривен (четвертак баксов);

Пузырь «Совиньона» – 76 гривен (два доллара с полтиной).

И народ в «Легенду» валит беспрерывно. Теперь о потребителях. В зале для курящих в основном базируются русские репортеры. Телевизионщики и газетчики, журналисты с информационных сайтов. Иностранцев здесь – единицы. Один из них – бесстрашный британец Грем Филипс. Лысый, худой, приветливый. Но чаще мы видим в «Легенде» не самого Грема, а его оператора. Он худой и длинноволосый. Светлые локоны увязаны на затылке в пучок. Дополняют его описание просторные зеленые портки с лямками, засаленная тельняшка и просторное хулиганское лондонское пальто.

Распоряжается в «Легенде» сын хозяина, такой же огромный, как сам дядя Коля, здоровяк Макс. Натурально, медведь, вставший на задние лапы. Впрочем, характер у Макса, как и у бати, мягкий и доброжелательный. Я лишь раз слышал, как он ругается.

– Что такое, Макс?

– Да закупки пора делать, а цены так скаканули, что мама не горюй! Долбаная блокада!

Еще о «Легенде». Если вы зайдете в крохотное фойе и повернете направо, попадете в небольшой зал для некурящих. В нем в основном почивают местные. Заходят выпить чашечку кофе или хлебнуть пивка, закусывая его свежей пиццей. Они сидят чинно, тихонько беседуют. В основном это молодые пары. К примеру, она – студентка или служащая, он – молодой и крепкий, но не имеющий к войне отношения клерк.

Иногда к репортерам присоединяются ополченцы. Местные молчат, но морщатся. Им не нравится, когда в мирное заведение вваливаются до зубов вооруженные люди. Бойцов революции, мягко говоря, опасаются. Впрочем, в Донецке их можно встретить не часто. Командиры наказывают своих людей за такие прогулки. В принципе, для поддержания порядка в городах уже создана военная полиция, целый полк. Только на улицах его нет, все полицейские в окопах.

Однажды в «Легенде» мне впервые довелось увидеть знаменитого Моторолу, командира, воюющего за революцию аж со времен обороны Славянска. Я как раз сидел в некурящем зале. Он появился в шлеме, в камуфляже и с автоматом. Лицо Моторолы закрывала эластичная черная маска, поверх которой были надеты широкие мотоциклетные очки. Он зашел, поздоровался с некурящими своим тоненьким голосом и нырнул в дым к репортерам. А в фойе, в дверях, встал один в один похожий на Моторолу телохранитель. Двойник. Он так и торчал, как слива, в проходе, мешая гражданским проникать в «Легенду». Они обползали его по стеночке. Через тридцать минут Моторола вышел, так же вежливо попрощавшись. Я подумал: Робин Гуд, Зорро, капитан Блад донецкой революции.

Такой репортерской тусовки, как в «Легенде», я не видел нигде. Я говорю о тусовках на войне. Нет, ну собирались журналисты и в Таджикистане в начале девяностых, облюбовав ресторанчик одной из гостиниц, и в Ираке в «Меридиане» сидели. По группкам в огромном зале. Так же и в Косово, в отеле «Гранд» в Приштине, пока сербов оттуда не выгнали американцы и демократы-европейцы. А вот в Чечне безопасных мест для журналистов не было. Зашли вы, скажем, перекусить в какую-нибудь грозненскую харчевню, заказали себе жижг-ганлыш (мясо вареное с клецками и с чесночным соусом) – ешьте быстрее! А то стибрят вас всей съемочной группой разом, и будете черемшу собирать или в зиндане сидеть, пока не выкупят или не обменяют. А здесь, в донецкой «Легенде», образовался настоящий репортерский клуб.

Курящий зал размером пятнадцать метров на пятнадцать. Восемь столов. Туалет чистенький, с аппаратом для продажи презервативов. Втыкаешь пятнадцать гривен в дырку (пол доллара) и получаешь кондом. Но есть более значимые плюсы, к примеру, если большинство донецких заведений работают до двадцати, то «Легенда» до последнего клиента. Хотите домой? Вам вызовут такси. А в Донецке это не так просто. Будете ночью вызывать такси самостоятельно, и диспетчер услышит, что вам (как нам) в Макеевку, – просто положит трубку без объяснений. А что говорить, и так всем понятно – боятся люди. Не бандитов, а обстрелов. Вот сейчас, в середине февраля, ночью по городу гоняют всего четыре таксера. Утром количество машин с «шашечками» возрастает до четырехсот.

А днем в «Легенде» все так же накурено. Слышны обрывки репортерских телефонных разговоров.

– Басурин сказал…

– ОБСЕ не подтверждает.

– Где, говорите, техника прошла? Басурин сказал? Я ж говорю, ОБСЕ не подтверждает!

Оператор «Вестей» Рубен Миробов

Репортеры не скучают, кто в ноутбуке копается, кто пялится в монитор на только что отснятый материал, жуя пиццу и прихлебывая пивко. Спокойствие и тишина обманчивы. Каждая брошенная фраза, содержащая намек на информацию, будоражит это общество. Репортеры хватаются за телефоны и теребят Москву.

– Говорят, Углегорск отбили обратно!

– Что? Бред?

– Да, конечно, бред!

Минута, и все успокаивается. Опять дымная тишина, опять мерный усыпляющий гомон, прерывающийся ненадолго появлением новых съемочных групп:

– Привет, нас обстреляли! Ха-ха-ха!

Это уже звучит как шутка. Действительно, а кого здесь не обстреляли? Если ты не попал под огонь, день считается неудачным. Это раньше шумели: под обстрел попала съемочная группа Н-ского канала. Теперь это вещь обыденная.

Иногда звукооператоры включают аппаратуру и, воткнув в нее штеккеры, выкидывают на улицу провода. Это значит, будет прямой эфир. Либо Семен Пегов, либо наш Женя Поддубный встают перед камерой на фоне улицы и дают последние донбасские новости. Бывает, на эфир приезжают политики ДНР. Без помпы и мощной охраны они встают к микрофону и рассказывают свое. Семен перед камерой стоит, чуть подавшись вперед. Он говорит много, быстро и все без запинки. Женька фундаментален. Он ставит ноги на ширину плеч, а они у него не узкие, одну руку сует в карман своих полувоенных брюк, а второй, как гранату, держит у груди микрофон, и вещает спокойно, позволяя себе делать паузы. Не для того, чтоб придумать слово, а для расстановки акцентов. Вот там, дома, в России, некоторые студенты спрашивают: