Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая
Вернувшийся Кук покашлял и сказал сам себе:
– Ну вот. Вышел пописать, заодно, как говорится, покакал.
И вот мы на «Северном», в офицерской палатке. Стоим, как на родительском собрании. Над нами сжалились. Круглолицый военный, в бандане и с бородой, хлопнул по плечу старшего:
– Да ладно, Волк, пускай садятся.
Остальные загалдели:
– Вась, пускай остаются!
– Вась, может, расскажут чего интересного!
Кадыкасто-носатый снова плюнул:
– Вечно они суются не в свое дело, эти телевизионщики.
Вася взял в руки бутылку водки, вынул из ножен большой кинжал, одним махом отбил горлышко и резюмировал:
– Ладно, садитесь.
И обратился к аудитории:
– Продолжаем!
Я подумал: хорошо, ребята, просто прекрасно. Мне бы только за столом плацдарм занять, а там я его расширю. Вы мне только слово дайте, потом уже не заберете. Уходить соберусь – плакать станете, будете умолять остаться. А я еще подумаю.
За столом тем временем суетились.
– Давай, клади в стакан.
– Наливай, наливай.
– Не забудь представиться!
Перевязанный, который в черном берете, встал. В его полном стакане что-то бултыхалось помимо водки. Далеко запрокинув голову, он выпил, поймал зубами и выложил на стол медаль. Принял строевую стойку и доложил:
– Товарищи офицеры! Представляюсь по случаю получения медали «За отвагу». Старший лейтенант Подвеска!
Все встали и тоже выпили.
– Давай, Андрюха.
– Смотри, Подвеска, чтоб не последняя!
Обмывание наград – протокол. В боевых частях он соблюдается неукоснительно. Правда, обычно бокал с наградой пускают по кругу, чтоб каждый сделал глоток. Если наград много, берут солдатскую каску. Последний, замыкающий круг награжденный допивает все оставшееся сам. Нередко его потом кладут отдохнуть. Применяется в таких случаях только водка, за неимением – спирт. Никаких вин, шампанских и ликеров. Поделившись своими знаниями на эту тему, я постепенно вступил в разговор.
Через час я уже валялся на самой лучшей койке, у печки. Ребята мои спали в углу. А что? Серия анекдотов, пять тостов за 135-ю бригаду, удачная попытка отбить кинжалом горлышко у бутылки – и пожалуйста, вечная прописка в палатке. Личный денщик Васи Волка, рядовой Чумаченко, заботливо принес мне табуретку и установил на ней большую алюминиевую кружку с водой. Чтоб ночью меня не мучила жажда. А вы говорите «не люблю журналистов».
Мадонна
Мы прижились. Места в платке хватало на всех, правила общежития были простыми, как в тюрьме: делай, что хочешь, только другим не мешай. Традиции? Да почти никаких. Ну разве что каждый из наших, откидывая полог и заходя в палатку, обязательно произносит реплику из постылой рекламы: «Ну вот я и в Хопре!» Еще?
Еще за столом после каждого тоста у нас прибавляют: «Кто не выпил, тот Киркоров».
Естественно, при этом пьют все.
Собственно, постояльцев в этой брезентовой гостинице не так много. Кроме нас троих уже знакомый нам Вася Волков – командир роты, Миша Исартия – взводный, еще лейтенант Супрун и замполит капитан Бобро, тот самый, с бородой, который за нас заступился. Есть еще один ротный, капитан Педиков. Я как-то набрался храбрости и спросил:
– Серега, фамилия такая неординарная…
– Я не буду менять. Принципиально. У нас вся деревня фамилию эту носит. И называется она Педиково. Никогда не поменяю!
Ну и, естественно, в палатке еще живет рядовой Чумаченко, без которого вся внутренняя служба, ясный пень, была бы завалена. Бивуак солдат рядом, в том самом ярко-желтом здании – бывшей пилотской столовой.
Каждое утро наш маленький контингент расползается в разные стороны. Волков нарезает задачи:
– Так, Супрун, берешь БТР, одно отделение – и в Цирк.
– Ха-ха-ха! Давно пора.
– Кто такой умный?! И веселый?! Так… Там у комбата надо забрать имущество, отвезти в Прохладный, сдать на бригадные склады.
– Есть.
– Так. Исартия.
– Я!
– Миша, тоже БТР, тоже отделение. Смотрите, чтоб боекомплект был! Возьмешь трех полковников на взлетке, они сейчас прилетят из Моздока, и в Ханкалу.
– Есть!
– Я и капитаны Бобро и Педиков остаемся на месте.
Мы уже настолько стали своими, что рядом с палаткой стоит «наш» БТР. Очень удобно. Куда хочешь, туда и езжай: снимай, бери интервью. Обычно мы выезжаем в Грозный. А в нем – ни души. Снимаем, как милиция зачищает кварталы в поисках оставшихся боевиков, разговариваем с мирными жителями. У нас в машине обязательно лежат несколько банок тушенки, сгущенки, хлеб или галеты. Потому что в ответ на наш вопрос «как живете?» нам говорят:
– Ребята, есть что-нибудь пожевать?
Однажды мы проезжали по проспекту Фронтовиков и увидели две сгорбленные фигурки. Два маленьких старичка приветственно вскинули навстречу нам свои кулаки. Остановились. Они заговорили первыми:
– Спасибо вам, ребята!
Я подумал, они иронизируют.
– Дедушка, за что спасибо, вон какой город развалили.
– Да правильно сделали!
– Почему?
– Да проучили их! Дали им мандюлей! Они еще сто лет помнить будут!
В один день на нашем транспорте пожелал прокатиться сам Волков.
– Надо боеприпасы закинуть в одно хозяйство.
– А мы едем?
– Хотите – да. У нас взвод стоит на отшибе, на линии соприкосновения с боевиками.
Поехали, а вернуться никак не могли. Блокировали нас чеченцы. Взвод держал оборону в одном симпатичном домике, в частном секторе. Только мы успели загнать наш БТР в ворота, началось: стрельба. Глянули, а вокруг этой штаб-квартиры бородатые бегают. Ни пройти, ни проехать. Оказались мы в заточении. Волков, деятельная натура, тут же вызвал сержанта.
– Джамбулатов! Здорóво. Ты тут старший? Так. Ну давай, показывай хозяйство.
– Есть.
Невысокий смуглый сержант, взяв автомат «за спину», повел нас на экскурсию.
– Дом большой. Мы как забежали сюда во время штурма, так и сидим. Внутрь не заходим. Досмотрели и все.
– Интересного что?
– Дрова, блины, Мадонна и мотоцикл.
– Что?!
Действительно, начинать надо было именно с дров. Вокруг дома высился высоченный кирпичный забор, прямо стена. Двор большой, в дальнем углу были сложены стройматериалы: плитка, дерево, железные уголки. Солдаты, согреваясь, сутками жгли костер. Они брали из огромной, обернутой целлофаном пачки две-три доски, упирали их в стену, подожгли торцы, и, по мере прогорания, толкали в огонь. Дорогой финский кирпич покрывался сажей, но бойцов это не смущало. Фокус-покус заключался в том, что доски были красного дерева. Солдаты и блины жарили на этом костре. В сарае обнаружился огромный продсклад, там разжились мукой. Мешали ее с водой и пекли блины на большой сковородке, натирая ее перед этим курдючным салом.
Эта крепость, вероятно, была жилищем одного из «воздушников», мошенников, которые, перегоняя в России из банка в банк огромные фиктивные, «воздушные», суммы, в конце концов их обналичивали. И уезжали домой. А из Грозного выдачи нет. Волков ткнул Джамбулатова в бок.
– А мотоцикл?
– Он вот, в гараже.
Действительно, там стоял настоящий кроссовый «Кавасаки». Он был укреплен на специальных роликах.
– А это что еще?
– Ролики, товарищ капитан.
– Зачем?
– Ну, мы катаемся на нем иногда. Только на роликах, чтоб он не уехал, а на одном месте тарабанил.
– Так, а Мадонна?
– Прошу к столу.
Мы уселись возле костра, перед нами дежурный боец выложил на тарелку стопку блинов. Я думал, нам сейчас покажут глянцевые плакаты модной певицы. Ну а что еще? Но Джамбулатов вытащил цветную коробку. Распечатал и раздал всем по ажурной фарфоровой чашечке и по блюдцу.
– Это что такое?
– Сервиз «Мадонна».
Блины оказались вкусными. Поели, попили чай. Сержант собрал посуду и, сделав пару шагов, швырнул ее за угол. Волков вскочил.
– Ты что делаешь?!
– А там у нас «помывочный цех».
– Так разбилось все!
- Предыдущая
- 20/67
- Следующая