Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 18

Теперь целую неделю ночуем в Ингушетии. Станица такая есть, Слепцовская. Частный дом предприимчивым товарищем переделан в мотель. И этот мотель битком набит собратьями по перу. Мотаемся туда-сюда. Волка, тьфу ты, репортера ноги кормят! Вот нынче у нас опять выезд в Грозный. В Назрани формируют колонну. Пустые автобусы. Собираются из Чечни беженцев забирать. Тех, кто не может сам уехать. Бабушек, дедушек, инвалидов. Ингушский министр по чрезвычайным ситуациям по имени Идрис (фамилии и отчества я не помню) расхаживает у машин. Размахивает руками, будто воду зачерпывает и выплескивает наверх:

– Снимайте, снимайте! Видите, какая акция!

Колонна трогается. Я и оператор «Вестей» Дима Малышев едем в машине компании «WTN». По блату, можно сказать. С корреспондентом этого английского телеканала, Витей Тарасовым, мы заканчивали одно и то же военное училище. Только он это сделал раньше на двенадцать лет. Мой ротный был у него командиром взвода. Майор Штундер, тьфу ты, не к добру будь помянут! Попил он курсантской кровушки, этот взводный-ротный.

Час езды, и «Нива» наша вслед за автобусами МЧС Ингушетии вкатывается в чеченскую столицу. Черноречье. Городской райончик такой. Дороги забиты. Люди на перегруженных машинах покидают Грозный. По обочинам, взявшись за руки, стоят чеченские дети, женщины и старики. Акция. Показывают всем видом: мол, не надо войны, смотрите, мы-то не дудаевцы, не боевики, не бандиты… Автобусы разъезжаются по кварталам. Люди, ковры, тюки, дети, замотанные в платки из овечьей шерсти. Сбор на площади Дружбы народов. Министр возбужден:

– Снимай! Снимай! Смотри, какая акция!

А что, правда! Материал в кармане! Тема есть! И тут, как в сказке, вдруг! Действительно, вдруг ко мне подходят два боевика:

– Документы!

– Пожалуйста: редакционное удостоверение, аккредитация Удугова.

– Так, почему снимаете, как люди бегут из города?

– Если это есть, почему не снимать?

– Вы арестованы! Пойдемте, будем разбираться с вами!

И уже грубее:

– Давай-давай! Пошел!

Блин, что за невезуха! Почему они ко мне все цепляются? То расстрелять, то документы… Кто такие, откуда эти боевики? Из чьего отряда? Сопротивляться бесполезно. Спорить тоже. У каждого по АКМ, на боку противогазы. «Сознательные граждане Ичкерии». Это в кино герои в момент смертельной опасности неожиданно бьют ногой одного врага, рукой второго! Автомат выхватывают и та-та-та! А потом спасают. Естественно, даму. Как правило, самую красивую. А мне кого спасать? Тут вон одни старушки. И целое МЧС Ингушетии! Во главе с министром. О! Министр! Порядок, сейчас прорвемся! Я выжимаю из лица полный официоз, гримасу ответственного работника, члена группы важных лиц. Иногда такое действует. Особенно на Кавказе. Произношу слова с ленцой, объясняю, как недоразвитым.

– Ребята, мы же здесь не просто так. В составе делегации. Вон он наш старший, министр по ЧС Ингушетии».

Подвожу их к министру.

– Вот, снимаем, а меня арестовывать собрались!

Министр бледнеет и вдруг выдает:

– Как снимаете?! Кто разрешил!? Забирайте его!

Ну, думаю, скотина! Ссыкун! Взял и сдал. С потрохами! Даже не попытался выгородить! Я больше не на боевиков разозлился. На этого Идриса! Нет, ну натуральный иуда! Виделись мы потом с ним, с этим министром. Летом девяносто шестого. Приезжал в Чечню Сергей Кужугетович Шойгу. Проверял свои объекты. Мы рядом были. Поздоровались. Он нас поприветствовал, посочувствовал, мол, тяжело вам здесь, ребята, держитесь. В баню попариться приглашал… А этот министр из Ингушетии в сторонке стоял, ручки впереди сложил так… Я еще подумал, вломить, что ли, тебя шефу твоему, какой ты есть подлый на самом деле. Мараться не стал.

Короче. Воины Ичкерии поволокли меня куда-то в сторону дворца, а я все смотрел и смотрел через плечо – на министра Идриса. Запомнить хотел, чтоб по ночам с того света к нему приходить! С хеллоуинской тыквой на голове! Или в костюме Фредди Крюгера! А? Пойдет? Эх… А выручил меня тогда Витек Тарасов. Старший мой товарищ по училищу. Боевики мне говорят:

– Кассеты все свои тоже с собой бери!

Подхожу к машине:

– Арестовали меня. Давай, Дима, кассеты. Вот тут требуют.

И тут Витя, как говорится, лезет в бутылку. Обращаясь ко мне, Тарасов во весь голос орет:

– Вот, козлы, кассеты мародерят! Б… ну что за люди! Да отдай ты им кассету, пускай подавятся! Отдай и поехали!

Я сую боевикам кассету, которую мне передает Дима. Садимся в машину и, пока «ичкерийский патруль» не опомнился, отъезжаем. Страх еще не прошел:

– Дима, ты хоть другую кассету отдал, не ту, на которую снимал?

– Естественно!

– Нет, все, в этот город я только на танке вернусь!

Так оно потом и случилось.

Ну а потом в Чечню пошли войска. Колонны ринулись со всех направлений. Снимать надо! А близко не подойти! Пытались с обочины: то взрывпакет с проезжающей машины в камеру кинут, то очередь из АК пустят над головой. Переживал я. Тоже мне, свои, называется! Помню, едем, а перед Ассиновской, параллельным курсом, колонна идет. БТРы. Останавливаемся. Дима Малышев, оператор, наводит камеру, а первый БТР в ответ наводит на нас свой пулемет. Водитель, ингуш Боря, выскочил и присел на корточки за свою «Ниву». Так и свои пришить могут!

Через пару дней едем вдоль дороги в Сунженском районе. Общая территория, не демаркированная, Ингушетии и Чечни. Вдали за распаханным полем – хребет. На нем войска генерала Бабичева. Я предлагаю внаглую подъехать к хребту и напроситься на беседу с генералом. Водитель тут же отказывается – расстреляют! Я предлагаю идти пешком. Витя Тарасов вскрикивает:

– У меня уже нервов не хватает с ними разговаривать!

– Тогда я сам пойду, переговорю.

Выхожу из машины, делаю двадцать шагов по липкой, чуть припорошенной снегом пахоте.

– Стой, стрелять буду!

Грязный солдат из окопа, отрытого в поле, направляет на меня автомат.

– Это я, советский офицер Александр Сладков! Иду к генералу Бабичеву!

– Стой, стрелять буду!

Меняю тактику. Не требую, а прошу:

– Старик, мы из телевидения! Нам очень к Бабичеву надо! Позови командира, пожалуйста!

– Я сам командир. Еще двинешься вперед, буду стрелять!

– Б…, да пошли вы все на!

Злой возвращаюсь в машину. Все молчат!

Армия, альма-матер, в один момент превратилась в злую мачеху! А вокруг правозащитники, депутатики от непонятных фракций, общественники! Полно! Раздают интервью направо-налево!

– Посмотрите, что солдатня делает!

– Вот у нас данные: тут военные ограбили, тут убили…

– Генералы развязывают очередную бойню!

Еще неделя такой работы, и еду домой. Все. Отпускают меня. На Новый год. А потом и начнется история, которую в России всякий рассказывает по-своему. Всякий, но не тот, который там был.

– Не садись на мою кровать! Леша!

Хромая Молния просто взбешен! Леша Дубнов, коллега, – вылитый Том Сойер. Постаревший. Бровки вечно подняты вверх. Чуть рябое лицо, часто моргающие глаза.

– Вадик, да у тебя простыня и так грязная!

– Да, грязная! Но я хочу в своей грязи помереть! Иди отсюда!

– Вадь…

– Ле-ша! Последний раз тебя предупреждаю!

Грозный, больничный комплекс. Январь 95-го. Дурачусь, стараюсь не показывать виду, что поджилки трясутся

Да… Постельное белье Молнии действительно больше напоминает тряпки бомжа. Вадик загваздал его за один день. Он валяется на кровати, не раздеваясь. Непрерывно ворчит, что все равно скоро убьют. Третий день мы в Моздоке. Плаваем в водке. Снятый материал уже переправлен в Москву. Мы перелетели на вертолете в тыл, быстро справили свои дела на базе ФАПСИ. И… мухой в город! Надо найти гостиницу и чуть-чуть отдохнуть. Нашли. Что-то типа общаги для сезонных рабочих. Нынче сказали бы «для гастарбайтеров». Туалет на всех один. Первый этаж. Комната: три кровати и шкаф. Соседи – братская группа «Вестей». Репортер Леша Дубнов и оператор Слава Сысоев. Они «окучивают» Моздок. Эвакуация раненых, беженцы, все такое… Прифронтовые дела. Вадик тут же окрестил их «тыловыми крысами». И, не стесняясь, так их и называет. Мы форсим! «Вы отсюда, а мы-то оттуда!» Но в душе я тайно завидую им, тыловикам. Где-то внутри… Ни тебе взрывов, ни тебе штабелей погибших… Нет страха быть убитым или покалеченным. Правда, в Моздоке есть свои «прелести». Здесь тоже непросто работать. Одни солдатские матери чего стоили. Их вопросы, тихие слезы… Тенями они бродят по городу, толпятся в Доме культуры и на КПП военной базы. Ищут своих сыновей. Среди раненых. В списках погибших, пропавших без вести. Я разговаривал с одной такой матерью. Три дня назад, в аэропорту «Северном». Как же она добралась до Чечни? Сына искала. То, что от него осталось… Мина попала в БМП, весь экипаж сгорел. Ее мальчик был в том экипаже. Она плакала, глядя куда-то в сторону. У нее было красное лицо, давление, наверное… Мне было стыдно, что я ничем не могу ей помочь.