Девушка из Моря Кортеса - Бенчли Питер Бредфорд - Страница 33

• Предыдущая
• 33/45
• Следующая

Можно, конечно, бросить лодку совсем и плыть в сторону дома... Но нет, такой вариант Палома не хотела даже рассматривать.

Или все же попытаться чем-то заделать дырку прямо на месте?

Но чем? У нее не было ни дерева, ни тряпок, ни кожи, ни гвоздей, ни молотка. Можно заткнуть дырку своим телом — сесть прямо на нее. Но тогда будет невозможно грести, потому что, стоит ей сдвинуться с места, вода тут же хлынет в лодку. Палома перебрала в уме все предметы, которые имелись у нее с собой: из чего можно сделать заглушку? Из шляпы? Нет, редкая солома вряд ли удержит воду. Из резиновых сандалий? Из подошвы можно вырезать кусок и засунуть его в дырку. Но резина очень легкая и не удержится на месте. Из стекла от маски? Но его нечем прикрепить к днищу.

Одну за другой Палома мысленно отсеяла имеющиеся при ней вещи. И тут, глядя на переплетенные древесные волокна, она представила себе обычную ткань... Конечно же, ее платье! Оно уже полностью промочено соленой водой, и, если его свернуть в плотный клубок и засунуть в дырку, оно наверняка не пропустит воду.

Она через голову стянула промокшее платье, нырнула под пирогу и изнутри запихала ткань в дырку. Получилась плотная заглушка, которая, скорее всего, не выдержала бы в штормовую погоду, но в штиль продержится достаточно долго.

Вынырнув из воды, Палома всем телом навалилась на днище, ухватилась за противоположный край лодки и, упираясь коленом, потянула что есть сил. Раздался звук, похожий на хлопок откупориваемой бутылки, и пирога перевернулась и приняла нормальное положение. Она была до половины наполнена водой, и борта поднимались над водой только на пару сантиметров. Поскольку пирога была всего лишь выдолбленным бревном, она не ушла под воду, но стоит только Паломе залезть в нее, как вес ее тела сровняет края лодки с поверхностью воды. Мельчайшее движение приведет к тому, что вода захлестнет лодку. А сидя в лодке, уже нельзя будет исправить ситуацию.

Поэтому, уцепившись одной рукой за борт, другой рукой Палома начала методично вычерпывать воду из пироги. Она старалась набраться терпения, так как ей было ясно, что весь процесс займет несколько часов и может закончиться поздно ночью. Девушка не спешила, старалась не устать раньше времени и не дать судороге свести руку или ногу. Она, конечно, могла быстро снять судорогу. Но если мышцу свело один раз, то вскоре сведет опять, если ей не дать отдохнуть несколько часов. Каждую следующую судорогу будет все труднее снять, и Паломе не хотелось без надобности принимать крайние меры. Говорят, что единственный способ снять сильную судорогу — это вызвать еще более сильную боль в другой части тела. Мол, мозг может сфокусироваться только на одном болевом центре, обычно самом сильном, и перестает посылать сигналы в натруженную мышцу.

Все, включая саму Палому, верили, что с судорогами можно успешно бороться усилием воли. Неважно, что именно вызвало судорогу, но рискуешь сделать только хуже, если поддашься панике. И наоборот, судорога становится не такой сильной или исчезает совсем, если от нее отвлечься и воспринимать ее разумом просто как сократившуюся мышцу, которой надо дать команду расслабиться. Ледяное спокойствие — идеальное в таких случаях состояние, но редко достижимое, особенно если судорога приходит в тот момент, когда ты плывешь, и скручивает тебя в клубок, которому сложно удержаться на плаву, или когда ты убегаешь от кого-нибудь, а судорога настигает тебя в самый неподходящий момент и сбивает с ног.

Продолжая выгребать воду, девушка почувствовала, как затекает плечо. Чтобы помассировать его, Паломе пришлось освободить другую руку и отпустить борт пироги. Ее тут же подхватило течением и оттащило в сторону, но она была уверена в своих силах и паниковать не стала.

Она была уже метрах в пятидесяти от пироги, когда ее мышечные волокна наконец расслабились и размякли. Палома перестала массировать плечо и не спеша поплыла брассом против течения.

Для любого из подводных жителей она была здоровым и достаточно крупным животным, направляющимся по своим делам. Для них было важно то, что она не проявляет никакой уязвимости, а значит, не будет легкой добычей. Спустя десять или пятнадцать минут казалось, что она так и не сдвинулась с места и ни на метр не приблизилась к своей лодке.

Однако Палома заметила то место, откуда она начала плыть, по скоплению камней необычной формы, которые виднелись на дне. Нет, определенный прогресс был, может, не больше полуметра с каждым гребком минус половина этого расстояния — ведь ее относило назад между гребками, — но все-таки она приближалась к цели. Палома не чувствовала усталости; казалось, она может так плыть бесконечно, и в конце концов — скажем, через пару часов — течение ослабнет и она будет двигаться быстрее. Если же течение сменит направление, она доберется до лодки, сделав несколько хороших гребков.

Первой дала о себе знать левая нога. Какую-то долю секунды Палома чувствовала знакомое приближение судороги, и потом пальцы ног начало скручивать в клубок. Она дотянулась до ноги и попыталась сжать мышцу в нижней части икры. Но было поздно, мышечные волокна уже свело в тугой комок размером с апельсин. Палома перевернулась на спину и обеими руками сжала злополучную мышцу. Разминая пальцами мышечный узел, она почувствовала, как он начал размякать. Внезапно он совсем исчез. Палома подумала, что судорога прошла, и выпрямила ногу. И вдруг, не успела она опомниться, ее скрутил еще больший спазм — настолько сильный, что, казалось, его можно даже слышать со стороны, — и еще больший комок устремился в заднюю часть ее бедра. В следующую секунду ее пятку притянуло судорогой к ягодице, словно закрылось лезвие складного ножа.

Девушку быстро относило в сторону, и она оказалась уже очень далеко от своей лодки. Она мысленно приказала себе не думать сейчас об этом, но это привело к тому, что она стала думать об этом еще больше.

Она попыталась распрямить ногу руками, но руки были слишком коротки, чтобы дотянуться до ноги. Поэтому она согнула вторую ногу, засунула ее между пяткой другой ноги и ягодицей и потянула вниз.

И тут другую ногу начало сводить в точности как первую. Палома почувствовала себя одним из многих нищих на тележках в Ла-Пасе, чьи ноги были отрезаны по колено. У нее не было возможности балансировать, и, поскольку голова перевешивает, она перевернулась в воде, как связанный по ногам кабан.

В первый момент ей показалось, что она потеряет сознание от боли. На самом деле она даже надеялась, что потеряет сознание, так как она была одной из тех, кто всплывает, лежа на спине, а потеряв сознание, она избавится от судороги, перевернется на спину лицом вверх и будет качаться на волнах, пока не придет в себя.

Но она не потеряла сознания, а вместо этого попыталась плыть в сторону лодки, помогая себе только руками. Это была безнадежная затея: девушка быстро устала и сдалась. Она знала, что ей нужно победить судорогу усилием воли.

Поэтому она перестала плыть и сказала себе: «Тебя уносит все дальше. Что произойдет в самом худшем случае? В худшем случае тебя отнесет так далеко, что ты не сможешь добраться до лодки, пока не переменится течение. Ты не утонешь, потому что знаешь, как держаться на воде бесконечно (если, конечно, не начнется кубаско, но об этом бесполезно сейчас думать). Пускай тебя относит дальше и дальше, и наконец течение повернет вспять и тебя принесет назад к лодке. Если же тебя потянет в другую сторону, то всего лишь вынесет на берег или кто-то подберет тебя раньше этого. Поэтому не о чем и беспокоиться».

Где-то в глубине души Палома, разумеется, знала, что не сможет держаться на воде не только до бесконечности, но и больше чем несколько дней. Она умрет от жажды, голода или палящего солнца. Но, понимая это, она не дала этой мысли встрять в свой внутренний разговор.

И тут, посмотрев вниз, в глубину, девушка увидела, что произошло такое «самое худшее», которого она не приняла в расчет. Ее уже отнесло довольно далеко от подводной горы, и там, внизу, медленно кружили две акулы — и не знакомые ей, безобидные молотоголовые. Даже на расстоянии она могла разглядеть форму их тела в виде пули и острую, вытянутую морду. Это были хищные бычьи акулы, проворные, дерзкие, агрессивные — и совершенно непредсказуемые.

• Предыдущая
• 33/45
• Следующая