Воспоминания - Шпеер Альберт - Страница 24

• Предыдущая
• 24/184
• Следующая

Я также никогда не пропускал постановки «Мейстерзингера» с ансамблем Берлинской государственной оперы под управлением Фуртвенглера по случаю открытия съездов. Можно было бы подумать, что такое гала-представление, сравнимое только с Байройтскими фестивалями, собирало огромное количество людей. Свыше тысячи представителей партийной верхушки получали приглашения и билеты, но они, по-видимому, предпочитали собирать информацию о качестве нюрнбергского пива и франкского вина. При этом каждый, наверное, надеялся на то, что другой выполнит свой партийный долг и высидит всю оперу: вообще существует легенда, что партийная верхушка интересовалась музыкой. На самом же деле ее представители были неотесанными, индиферентными типами, для которых классическая музыка значила так же мало, как и искусство и литература вообще. Даже немногие представители интеллигенции среди высших чинов Гитлера, вроде Геббельса, не посещали такие мероприятия, как регулярные концерты Берлинской филармонии под управлением Фуртвенглера. Здесь из всей элиты можно было встретить только министра внутренних дел Фрика; сам Гитлер, вроде бы обожавший музыку, с 1933 г. появлялся в Берлинской филармонии только в редких официальных случаях.

Все вышесказанное делает понятным то, что на этом представлении «Мейстерзингера» в 1933 г. в Нюрнбергской опере зал был почти пуст, когда в правительственной ложе появился Гитлер. Он был крайне рассержен, потому что, как он заявил, нет ничего более оскорбительного и тяжелого для актера, чем играть перед пустым залом. Гитлер приказал выслать наряды с заданием привести в оперу высоких партийных функционеров с их квартир, из пивных и ресторанов, но все равно не удалось заполнить зал. На следующий день в оргкомитете рассказывали многочисленные анекдоты о том, где и при каких обстоятельствах взяли отсутствовавших.

После этого Гитлер на следующий день приказал не любящим театр партийным бонзам присутствовать на праздничном спектакле. Они выглядели скучающими, многих явно одолевал сон. Гитлер также считал, что жидкие аплодисменты далеко не соответствовали блестящей постановке. Поэтому с 1935 г. партийную массу заменили гражданской публикой, которая должна была приобретать билеты за большие деньги. Только таким образом удалось добиться необходимой актерам «атмосферы» и аплодисментов, которых требовал Гитлер.

Поздно вечером я возвращался после приготовлений к себе домой, в гостиницу «Дойчер хоф», снятую для штаба Гитлера, для гау— и рейхсляйтеров. В ресторане гостиницы я регулярно встречал группу старых гауляйтеров. Они дебоширили и пили, как наемники, громко говорили о том, что партия предала принципы революции, предала рабочих. Эта фронда показывала, что идеи Грегора Штрассера, в свое время возглавлявшего антикапиталистическое крыло в НСДАП, все еще жили, хотя бы и сводились теперь лишь к фразам. Но только под воздействием алкоголя они вспоминали свой революционный энтузиазм.

В 1934 г. во время работы съезда в присутствии Гитлера впервые были устроены показательные учения. В тот же вечер Гитлер официально посетил солдатский бивак. Бывший ефрейтор, он, казалось, попал в знакомый ему мир, присел к солдатскому костру, шутил направо и налево в кругу солдат. Гитлер вернулся после этого посещения расслебленным и за непродолжительным ужином рассказывал некоторые примечательные подробности.

Между тем Главное командование сухопутных сил вовсе не пришло в восторг от этого. Его адъютант при Гитлере Хоссбах говорил о «нарушениях дисциплины» солдатами, в присутствии главы государства нарушивших парадное построение. Он настаивал на том, чтобы в следующем году не допускать подобных интимностей, как противоречащих достоинству главы государства. Гитлер в кругу своих близких сердился на эту критику, но уступил. Меня удивила чуть ли не беспомощная пассивность Гитлера, когда эти требования выражались в энергичной форме. Может быть, его вынуждало к эттому диктуемое соображениями тактики осторожное отношение к вермахту и то, что он еще не совсем осознал себя как главу государства.

Во время подготовки съездов я встретился с женщиной, которая произвела на меня сильное впечатление еще в студенческие годы. Это была Лени Рифеншталь, исполнительница главных ролей и режиссер известных фильмов о горах и лыжном спорте. Она получила задание Гитлера делать фильмы о съездах. Единственная женщина — официальное лицо в партийном механизме, она часто противостояла партийной организации, поначалу готовой взбунтоваться против нее. На политических руководителей традиционно неприемлющего женщин движения уверенная в себе женщина, без стеснения командовавшая этим мужским миром как ей было нужно, действовала, как красная тряпка на быка. Чтобы сбросить ее, плели интриги, клеветали на нее Гессу. И все же после первого фильма о съезде, ставшего даже для сомневающихся из окружения Гитлера свидетельством профессионального мастерства режиссера, нападки прекратились.

Когда у меня с ней наладился контакт, она вынула из кассеты пожелтевшую вырезку из газеты: «Когда Вы три года назад перестроили партийный дом в Берлине, я, не зная Вас, вырезала из газеты Вашу фотографию». Я обескураженно спросил о причине. Она ответила: «Я тогда подумала, что Вы с такой головой могли бы сыграть роль… Конечно, в одном из моих фильмов».

Кстати, я вспоминаю, что кадры, запечатлевшие одно из самых торжественных заседаний съезда 1935 г., были испорчены. По предложению Лени Рифеншталь Гитлер отдал распоряжение повторить эти сцены в павильоне. В одном из больших павильонов берлинского Йоханнисталя я смонировал декорацию, изображающую часть зала, а также президиум и трибуну. На нее направили свет, вокруг озабоченно сновали члены постановочной группы, а на заднем плане можно было видеть Штрайхера, Розенберга и Франка, прохаживающихся туда-сюда с текстами своих выступлений, старательно заучивая свои роли. Прибыл Гесс, его пригласили сниматься первым. Точно так же, как перед 30000 слушателей на съезде, он торжественно поднял руку. Со свойственным ему пафосом и искренним волнением он начал поворачиваться точно в том направлении, где Гитлера вовсе и не было, и, вытянувшись по стойке смирно, воскликнул: «Мой фюрер, я приветствую Вас от имени съезда. Съезд продолжает свою работу. Выступает фюрер!» При этом он был настолько убедительным, что я с этого момента не был полностью убежден в подлинности его чувств. Трое других также натурально играли свою роль в пустом павильоне и проявили себя как талантливые исполнители. Я был совсем сбит с толку; напротив, фрау Рифеншталь нашла, что снятые в павильоне кадры лучше, чем оригинальные.

• Предыдущая
• 24/184
• Следующая