Война «невидимок» - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 36
- Предыдущая
- 36/113
- Следующая
Фальк молча поднял свой стакан. А пастор продолжал:
– Это позволяет видеть вещи такими, каковы они есть. Я смотрю на них с высоты, защищенной наиболее надежно. Мое место – табу. Но, дорогой доцент, я категорически протестую против охватившего вас пессимизма. Если верно то, что вы говорили о вашей бацилле, то нет сомнений: вы обязаны продолжать работу, непременно продолжать, не подавая вида, что догадываетесь о ее истинном назначении.
– Но ведь, если дело будет доведено до конца, то гунны получат в свои руки страшное оружие. Знай я раньше, к чему это поведет, я ни за какие деньги не пошел бы к ним на службу. Я не позволил бы им сделать из меня невольного пособника их планов!
Пастор вскочил так порывисто, что качалка едва не перевернулась.
– Теперь, когда вы знаете истинное назначение вашей «мирной» бактериологической работы, нельзя от нее отстраняться. Как можете вы, ставший свидетелем унижения своего народа, свидетелем смерти братьев, сестер, отцов, матерей, свидетелем беспощадного разрушения культуры своих дедов и попирания их традиций, – как можете вы, Фальк, говорить, что все это сделано людьми?! Называть фашистов людьми?! Отбросьте старые предрассудки, вбитые в вас школой и церковью! Посмотрите на нациста открытыми глазами. Разве Гитлер и Геббельс не провели резкую черту под прежней Германией? Разве они сами не заявили, что гитлеризм не имеет ничего общего с культурой прежних немцев? Можно только пожалеть о том, что еще не объявился новый Дарвин. О, он, наверное, нашел бы объяснение тому пути, который ведет гитлеровцев от высших форм развития обратно к орангутангу. Во имя гуманности, во имя высшей человечности можно говорить только об одном: уничтожать фашизм любыми средствами, любой ценой. Нужно не только парализовать ваше страшное оружие, но знать, как в случае надобности обратить его против самого же фашизма, прежде чем он успеет им воспользоваться. Тут я снова готов стать священником: «Поднявший меч от меча и погибнет»… Вот поэтому-то мне и хочется немного подробней знать о вашей бацилле.
Пастор умолк. Прошелся по комнате.
Фальк опустился в свое кресло. Его большая голова, окруженная серебряными прядями седины, лежала на спинке. Лицо казалось прозрачным от залившей его бледности.
– Может быть, вы и правы, – тихо проговорил он. – И все же… страшно.
– Чего? – спросил пастор. – Или кого?
– Самого себя. Своей совести…
– Опишите суть своих работ, и я ручаюсь: мы найдем путь, удовлетворяющий этого строгого судью.
– Сядьте! – вдруг раздраженно крикнул Фальк. – Вы мешаете мне своей ходьбой!..
И едва пастор опустился в другое кресло, как доцент начал:
– Когда-то врачи были поставлены в тупик появлением новой болезни. Она получила название «миланской проказы» или «миланской рожи». Больные погибали при явлениях расстройства питания и при симптомах мозговых страданий. Позже эта болезнь, обнаруженная во многих других местах Европы и Америки, получила название пеллагры. Мы знаем ее как одну из форм авитаминоза. Он является не чем иным, как результатом отсутствия в питании некоторых компонентов комплексного витамина "В". Сотни тысяч людей заболевали ею в годы пеллагрических эпидемий. Современная наука о питании преодолела это зло. Цивилизованный человек получает нужное ему количество витаминов. Но вот представьте себе, что произойдет с организмом, если он вовсе не сумеет получать этот витамин. Пеллагра станет неизбежной и быстро прогрессирующей. Беда в том, что современный человек, особенно живущий в условиях больших городов, промышленных центров, почти совершенно лишен той пищи, в которую природа вложила нужные организму витамины. Ведь нам приходится искусственно возмещать этот недостаток. Но что будет, если мы не только лишим организм витамина, а еще искусственно понизим сопротивляемость явлениям авитаминоза? Течение болезни сделается интенсивней. Будут поражены самые жизненные функции организма. Остается сделать этот процесс настолько активным, чтобы болезнь развивалась не месяцами и неделями, а часами, может быть, минутами. Так вот: довести человека до полной прострации, до совершенного истощения в несколько минут – вот задача, которая была передо мной поставлена. Тогда я еще искренне верил, будто это необходимо для того, чтобы найти такое же верное противоядие – найти способ бороться с этой «белой смертью». И лишь позже мне стало ясно, что поиски «белой смерти» – самоцель для тех, кто финансировал мою работу, кто ловко завлек меня в свои сети, – для гитлеровцев.
– Но к чему все это? – возразил терпеливо слушавший пастор. – Не проще ли было бы, например, задушить человека каким-нибудь газом, отравить его быстро действующими веществами?
– Почти от всех газов и так называемых боевых ОВ человек научился защищаться. К тому же газовую атаку очень трудно сделать внезапной. Совсем другое дело – бактерия, если, конечно, она достаточно устойчива и действенна. К тому же она не требует огромного хозяйства, связанного с хранением, транспортировкой и выпусканием огромных количеств газа. Бактерия, прежде всего, компактна. Да что говорить! Идея бактериологической войны не нова. И если бактериологическая война еще не начата, то лишь потому, что не найдено бактерий, действующих столь же мгновенно, как пули и снаряды. Действие бактерий – дело времени. Большего или меньшего, но все же времени. А вот тут-то я их и обогнал. – Фальк с азартом ударил себя по карману. – Здесь лежит живчик, в несколько минут превращающий человека в выжатый лимон, в мешок с костями.
– Но позвольте, – перебил пастор, – если так, то погибает не только враг, но и свой!
– Да, конечно, – сказал Фальк. – Погибает каждый, кому не сделана предохранительная прививка. Каждый, кто не получил, если можно так выразиться, своей порции «фагофага», становится жертвой «белой смерти»…
После некоторого молчания пастор спросил:
– Знает ли кто-нибудь о ваших работах?
– Здесь, на острове, никто не знает истинного назначения моей лаборатории.
– Даже Вольф?
– Он знает одно: мне не следует мешать.
– А ваш «фагофаг»?
– К счастью, об этом еще не знают даже мои хозяева – там, на материке.
– Отлично!
Они чокнулись. Пастор снова принялся покачивать свое кресло.
– Что слышно насчет русского? – спросил Фальк.
– Сегодня ночью его доставят ко мне, чтобы затем переправить на судно.
– Глан арестован немцами…
– Зато осталась его дочь. На нее можно положиться.
– Дай бог, дай бог…
– Здесь я больше полагаюсь на людей, чем на бога, – усмехнулся пастор. – Покойной ночи, дорогой Фальк.
Доцент проводил пастора и запер дверь.
Широкими, твердыми шагами пастор шел по дорожке, ведущей к приходскому дому. Он не обратил внимания на то, что к стене домика доцента, под тем окном, за которым происходила беседа, прижалась какая-то фигура. Когда шаги пастора замерли вдали, фигура отделилась от стены. Это был причетник Оле Хуль.
Пастор шел от поселка к берегу, над которым прилепились к скале церковь и домик священника. Ночь выдалась на редкость ясная. Такие ночи не часты на острове Туманов. Вид звездного неба был так необычен, что, дойдя до берега, пастор замер. Он видел перед собою мир в беспредельном слиянии моря и неба. Где и когда еще человек может с такой полнотой ощущать величие вселенной, с какой оно вливается в душу моряка, стоящего на корме корабля, уходящего в неизвестность ночи?..
Море!
Пастор снял шляпу, протянул руку в ту сторону, где небо сходилось с морем, где звезды окунались в рокочущую бездну волн, и радостно засмеялся. Чему?.. Он и сам не знал. Ему было хорошо. Просто хорошо. Он радовался морю, ночи, звездам, легкости ветерка, ласково шевелившего волосы на его голове.
- Предыдущая
- 36/113
- Следующая
