Связная Цзинь Фын - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 30
- Предыдущая
- 30/32
- Следующая
— И вы тоже? — спросил шаньсиец.
— У меня нет больше ни жены, ни дочери, ни дома. Но я надеюсь, что Цзинь Фын заменит мне дочь, как только кончится война.
— И вы хотите, чтобы она тоже училась в Пекинском университете?
— Непременно! — уверенно проговорил командир. Он хотел сказать ещё что-то, но тут в лицо ему потянуло свежим воздухом: выход из-под земли был близок. Командир остановился и поднял фонарь, чтобы собрать растянувшийся отряд.
Глава четырнадцатая
Штурм Тайюани подходил к концу. Отряд «красных кротов» продвигался к губернаторскому саду, где прежде катались на осликах дети генералов и купцов и где теперь валялись срезанные снарядами деревья и дотлевали обломки сгоревших беседок.
Хотя на поверхности земли санитарными отрядами НОА было развёрнуто несколько перевязочных пунктов, «красные кроты» по привычке отправляли своих раненых под землю, в лазарет доктора Цяо. Когда они ворвались в подвал большого дома, где находилась гоминдановская разведка, и увидели брошенную своими мучителями истерзанную Цзинь Фын, они привели к ней сверху врача. Но когда этот врач сказал, что никто уже ничего не может сделать для маленькой связной, «кроты» взяли её и унесли под землю, чтобы подземными ходами доставить в миссию святого Игнатия, где оборудовали походный лазарет. Раненный в бою начальник разведки пошёл впереди. В свете фонаря, который он нёс, своды катакомб казались ещё ниже, чем были на самом деле; они давили на идущих всеми миллионами тонн земли, лежащей между подземельем и ночью, озаряемой непрерывными вспышками орудийных выстрелов и разрывов.
Внизу не было ни выстрелов, ни грохота разрывов. Воздух там был неподвижен, холоден и сыр. Тени идущих, отбрасываемые неверным мерцанием фонаря, приводили в движение стены ходов и неровные своды; они ломались и даже как будто извивались, теряя временами свои подлинные очертания и заставляя идущего впереди начальника разведки приостанавливаться, чтобы различить знаки, отмечающие повороты.
Начальник разведки двигался медленно. Не столько потому, что был ранен в ногу, сколько потому, что шедший за ним приземистый боец не мог идти быстро. Его лицо лоснилось от пота, из-под закатанных рукавов ватника виднелись напряжённые жгуты мускулов. Боец нёс девочку на вытянутых руках, боясь прижать к себе: это причинило бы ей страдания. Боец изредка останавливался, чтобы перевести дыхание.
Иногда во время таких остановок он присаживался на корточки, чтобы упереть локти в колени. Его руки дрожали мелкой-мелкой дрожью, и все же он не решался опустить ношу.
Командир приказал вынести девочку из города подземным ходом и доставить в усадьбу католической миссии, в полевой госпиталь.
Боец и сам считал, что только там он сможет опустить искалеченную Цзинь Фын на стол перед врачами. Наверно, они поставили там такие же столы, накрытые белыми клеёнками, какой был у их собственного врача Цяо в подземелье «красных кротов».
Пока боец отдыхал, начальник разведки строил предположения о том, что может сейчас делаться наверху. Он был ранен в то время, когда атакованные «кротами» с тыла и фронта гоминдановские бригады смертников прекратили сопротивление и сдались, открыв проход у южных ворот Тайюани.
Ни начальник разведки, ни тем более простой боец не имели представления о том, что этот боевой эпизод был вовсе не началом штурма Тайюани, а одной из последних фаз падения этой сильной крепости врага, столько времени державшейся в тылу НОА. Впрочем, не только эти двое не знали истинных размеров победы под Тайюанью. А ведь здесь было взято в плен около восьмидесяти тысяч гоминдановских солдат из числа девятнадцати дивизий, составлявших гарнизон крепости. Остальные, пытавшиеся остановить победоносное наступление народа, были уничтожены…
Но ни начальник разведки, ни простой боец этого ещё не знали. Они ещё только гадали о том, что, может быть, скоро Тайюань падёт и войска НОА, освободившиеся от её блокады, двинутся дальше, на запад, чтобы изгнать врага из Нинся, Ганьсу, Цинхая и Синьцзяна.
Оба они не могли ещё иметь представления о том, что меньше чем через месяц после падения Тайюани падёт и главная база войск и флота иностранных интервентов в Китае — Циндао — и солдаты чужеземной морской пехоты уйдут из Китая, чтобы уже никогда-никогда в него не вернуться. Пройдёт не два года и даже не год, а всего шесть лун, и на весь мир прозвучит клич Мао Цзэ-дуна:
«Да здравствует победа народно-освободительной войны и народной революции! Да здравствует создание Китайской Народной Республики!»
И начальник разведки отряда «красных кротов», бывший мельник из Шаньси, и молодой боец, чьего имени не сохраняла история, — тот, который, как драгоценнейшую ношу, держал на руках маленькую связную Цзинь Фын, — услышат этот призыв, если только не к ним будут относиться скорбные слова председателя Мао — слова, которые миллионы людей будут слушать, склонив головы:
«Вечная память народным героям, павшим в народно-освободительной войне и в народной революции!..»
Но сейчас ни тот, ни другой не знали, что будет через полгода, как не знали того, что случится завтра и даже через час.
Сделав несколько затяжек из трубки, раскуренной спутником, молодой боец поднимался и шёл дальше. Так прошли они больше четырех ли и приблизились к последнему разветвлению: направо галерея уходила к деревне, лежащей на пути в миссию; налево через какую-нибудь сотню шагов были расположены пещеры, представлявшиеся им не менее близкими, чем отчий дом, ибо в них они провели много-много дней среди своих боевых товарищей. Тут старый рябой шаньсиец остановился.
— До выхода, ведущего к миссии, по крайней мере два ли, — сказал он словно про себя. — И кто может знать, свободен ли этот выход и приведут ли нас ноги в миссию… А здесь, в старом штабе, есть наша верная боевая подруга, с руками лёгкими и искусными… Наш учёный доктор Цяо…
— Да. Она, наверно, сидит и ждёт нашего прихода, готовая подать помощь тому, кому суждено вернуться, пролив свою кровь.
Бывший мельник ещё раз осветил фонарём знакомый знак на стене и повернул к своему штабу.
- Предыдущая
- 30/32
- Следующая
