Судный день Орбитсвиля - Шоу Боб - Страница 11

• Предыдущая
• 11/61
• Следующая

До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но это время прошло, теперь нам надо искать новые пути. Мы должны отбросить наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже если способы, к которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.

Я не очень люблю вспоминать самые мрачные эпизоды из истории человечества, но сейчас этого не избежать!

Монтейн умолк.

В шатре повисла напряженная тишина. Ее нарушил Мейс Винник, тощий человек с маленьким сморщенным лицом. В свое время он отбыл срок в исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:

— Кори, вы говорите о воровстве?

Монтейн отрицательно покачал головой.

— Нет, не о воровстве. Его я исключаю, но не из-за моральных соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.

В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели на Монтейна, они словно впервые видели этого человека. Наконец повар Ди Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.

— Можно подумать… — ее лицо страдальчески скривилось, — можно подумать, что вы разрешаете… разрешаете проституцию.

Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким способом. Среди них выделялись Дани Фартинг, Кристин Макгиверн и Одри Лайтфут.

— Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она поможет нам построить корабль.

— Кори Монтейн!

Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом показывая — позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.

Монтейн подумал, что он рискует потерять некоторых своих последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно давал приют тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло время положить этому конец. Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен рассматриваться отныне как ненужный балласт.

— Я уточню свои слова, — сказал Монтейн. — Я был бы готов допустить обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но пятьдесят или даже сто орбов в день, я не слишком сведуща панельных расценках, являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы только приветствовал стратегическую проституцию, когда клиент решается присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать его материально, продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.

Я не люблю высокопарных слов, но сейчас их не избежать. На карту поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено на карту!

Помолчав, Монтейн предложил слушателям высказаться. В спорах они провели больше часа, эмоции то разгорались, то затухали. Наконец, почувствовав, что сильно устал, Монтейн оставил паству и в темноте направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной лампой на письменном столе. В теплом сиянии матового стеклянного абажура он заварил чай, чашку которого всегда выпивал перед сном. Мысли его беспорядочно перескакивали с одного на другое. Он попытался обдумать все происшедшее в этот знаменательный день, но чувство крайней усталости подсказывало проповеднику — что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня у него, похоже, не будет особых проблем со сном.

Допив чай, Монтейн разделся, почистил зубы, выключил настольную лампу. На пути к кровати он задержался у серебристого гроба, стоявшего в центре комнаты. Положив ладони на холодную металлическую поверхность, Монтейн закрыл глаза и тихо прошептал:

— Прости меня, Милли, за то, что все так складывается, но когда-нибудь мы оба обязательно обретем покой.

Никлин стоял за стойкой в своей мастерской и осматривался с каким-то печальным изумлением. Это утро было так похоже на предыдущее — солнечное, ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только порадовался хорошему деньку, но сегодня солнечный свет лишь нагонял на него тоску. Никлин понимал, причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.

Может, все дело в том, что он слишком плохо спал прошедшей ночью? Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой разговор с Дамой В Черном. Без устали он перебирал иные продолжения их короткой встречи. Время от времени Джим с деланной искренностью поздравлял себя, что ему так легко удалось ускользнуть из ее лап. Но воображение подсказывало совсем иной сценарий, финал которого проходил в постели.

У него и раньше случалась бессонница, но тогда Никлин лишь радовался утреннему свету, освобождавшему его из мучительного ночного плена и возвращавшему в яркий и осязаемый мир. Но сегодня жизнь казалась безрадостной и удивительно тоскливой. Веселое убранство мастерской и библиотеки напоминало ему сегодня интерьер морга. А скромная мысль о регулировке магнито-импульсного мотора привела его в состояние, близкое к полному отчаянию.

Усилием воли он заставил себя открыть книгу заказов и просмотреть список незаконченных дел. Первыми в нем значились циркулярная пила и газонокосилка. Около них стояла пометка «МР», означавшая, что, по мнению Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой операции Макси так и не смог обучиться, поскольку испытывал суеверный страх перед вспышками гиромагнитной энергии неисправных моторов, во время которых инструменты слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.

Никлин всегда не любил это занятие, считая его крайне скучным. Настройка парамагнитных блоков моторов похожа на попытки уговорить это капризное существо. Занятие и впрямь малоинтересное, даже если человек пребывает в превосходном настроении. А сегодняшним утром Никлину оно показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга населенных пунктов Орбитсвиля и отсутствие единых технических стандартов, что делало невозможным простую замену барахлящих блоков на новые, Никлин в сердцах захлопнул журнал заказов.

В этот момент бесцветная неподвижность мира за окном мастерской была нарушена облаком пыли, двигавшимся по дороге. Макси Меллом, как обычно опаздывая, торопился на работу на своем старом мотороллере. Подъехав к мастерской, Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую позу всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх и медленно завалился набок, увлекая за собой хозяина. Макси с проклятием вскочил, пару раз пнул мотороллер, подобрал свою яркую зеленую шляпу и смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.

— Доброе утро, — проревел Макси, входя в дверь. Лицо его растягивала широкая ухмылка. — Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.

«Хорошо бы», — мрачно подумал Джим.

— Ты сегодня поздновато.

— Да, — Макси даже не смутился, — лег только на рассвете. Мы с ребятами были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там затеяли, а потом завалились в «Белый уголок» выпить пивка. А я вас видел на собрании.

— А я тебя нет.

— Ну я вас видел, это точно, — победоносно заявил Макси. — А вы, похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался вмешаться и объяснить этой вертихвостке, что она зря теряет с вами время, и зазвать ее в «Белый уголок», но меня удержало мое воспитание.

«Мне прямо в лицо говорят, что я гомик, а я стою и спокойно слушаю это».

— Я уверен, что Дани будет очень разочарована, когда узнает, какую возможность она упустила. Я передам ей твои слова сегодня же вечером. Конечно, я постараюсь сделать это как можно мягче, чтобы не разбить ей сердце. Не выношу женских слез.

— Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?

— Что ты! Мы решили общаться посредством почтовых голубей. Ты что, оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.

• Предыдущая
• 11/61
• Следующая