Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/108
• Следующая

– Цесаревич – законный наследник, – проронил генерал. – А после него – младшие великие князья…

– Забудьте о них, – покачал головой гость. – Есть более солидные люди. Их возглавляет брат вдовствующей императрицы принц Александр Вюртембергский. И они вам очень признательны.

Арсений почувствовал, что холодный пот выступает у него на лбу. Вместо удовольствия от благодарности он ощущал гадливость. И страх. Помимо воли его втравливали во что-то низкое. Генерал считал, что исполняет долг. А оказалось, действовал в интересах партии.

– Благоволите покинуть наш дом, – услышал Закревский голос собственной жены. Аграфена стояла в дверях, величественная и гневная, как Афина-Паллада. Ей не хватало копья, чтобы запустить в голову карлика. – Вон! – повторила она, повелительно вскинув руку.

– Ах, сударыня, как я счастлив лицезреть вас в столь откровенном наряде! – не смутился Карл Васильевич.

Груша была… э-э, действительно, несколько… голой. Прозрачный итальянский батист, а сверху атласное утреннее неглиже.

– Я сказала: вон!!! – рявкнула она. – И передайте государю, что бесконечные проверки нашей верности унизительны! Я готова сейчас, у вас на глазах сжечь акции!

– Было бы любопытно взглянуть, – свистящим шепотом отозвался Нессельроде.

Госпожа Закревская прошествовала через кабинет к индийской шкатулке с инкрустациями из слоновой кости. Ах, вот где они хранились! В руках у Аграфены был ключ. Замок щелкнул. Женщина порылась среди бумаг и достала несколько плотных листов с гербовыми печатями.

– Вам не удастся притянуть моего мужа ни к одной из придворных группировок, – бросила она. – Скажите императору, он ищет изменников не там!

Груша взяла с шифоньера спички. Присела на корточки у камина и, пока онемевшие от ее решимости мужчины молчали, запалила край одной из акций. Когда огонь на березовых поленьях занялся, она положила в камин остальные. Красные сургучные кругляши расплылись и начали пузыриться.

– Такой демонстрации наших верноподданнических чувств достаточно?

Нессельроде смотрел на бумагу, пожираемую пламенем, и прикидывал, скольких тысяч лишилось семейство Закревских.

– Вы поступаете очень глупо, сударыня, – наконец сказал он.

Одесса.

С месяц Михаил Семенович приглядывался к княжне Волконской, при которой его правитель канцелярии вздумал неметь. Барышня была умна, начитана и отличалась житейской сметкой. Малость кривобока. Но и Саша не Аполлон. Они встречались на вечерах и обедах у общих знакомых. А так как вся аристократическая Одесса – десять-двенадцать семей, то круг был тесен. Большого приданого за Варварой Дмитриевной не обещали. Зато имелся титул, и здесь, на юге, она только украсила бы собой двор наместника.

Взвесив все за и против, Воронцов решил «выдавать Сашу замуж». Он держал совет с Елизаветой Ксаверьевной и, получив от нее лестный отзыв о невесте, взялся за дело. На воскресном приеме наместник несказанно смутил девушку, пригласив к себе в кабинет.

– Сударыня, – заявил он серьезным тоном. – В ваших руках счастье моего подчиненного и друга. Я хотел бы, чтобы вы понимали: на правителе канцелярии его карьера не остановится. Он небогат. Но, вручив ему свою руку, вы не будете жалеть. Сам Александр Иванович исключительно честен, потому состояния не наживет. Однако при разумной супруге его место может приносить доход. Я обещаю, что дам способы совершенно законно сколотить капитал, участвуя в морских торговых операциях. Если вы не будете слишком злоупотреблять его служебным положением, на мелочи я закрою глаза. Устроит вас такое приданое?

Щеки княжны Волконской порозовели.

– Здесь какой-то подвох, – протянула она. – Почему вы так хлопочете за него?

Воронцов решил говорить прямо.

– У вас твердый характер, Варвара Дмитриевна. А Саша такой человек, что его надо держать в руках. К несчастью, пока он служил не у меня, в нем появилась пагубная страсть…

Княжна остановила собеседника жестом.

– Я понимаю.

Граф с облегчением вздохнул.

– Так вот, Александру Ивановичу нужна такая жена, которую бы он почитал и боялся.

– На ваш взгляд, я подхожу? – рассмеялась девушка.

– Надеюсь, – без тени улыбки отозвался Воронцов.

Волконская несколько минут стояла в задумчивости, потом кивнула.

– Я должна решиться. Ничего не обещаю, ваше сиятельство.

– Решайтесь, – ободрил граф. – И когда Саша сделает вам предложение, скажите: «да».

Санкт-Петербург.

Вяземский был исключительно доволен эффектом, который произвело его предисловие к «Бахчисарайскому фонтану». Разорвавшаяся бомба. Ей-богу! Сам Пушкин такого не ожидал. В одночасье из знаменитого он стал коммерческим автором. И сделал это не кто-нибудь, а князь Петр Андреевич. Чем страшно гордился.

Кто бы мог подумать, что шалопай-мальчишка так распишется! Поначалу ныл из Кишинева, ныл и из Крыма. Ни друзей, ни забав. Потом пообвыкся, стал со скуки марать бумагу. Пока в столицу шла мелочь, ею тешились барышни и молодые офицеры. Денег на безделках не заработать. Но когда появились «Братья разбойники», «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», этим уже можно было торговать.

Пушкин в ссылке был похож на капитал, положенный под проценты. Чем больше он оставался вдали от столиц, тем солиднее становились дивиденты. «Фонтан» превзошел все ожидания. Вяземский взялся пристраивать его в печать. Он заворожил издателей горькой участью поэта – ничто так не возбуждает интерес публики, как гонения правительства. Договорился о невиданном тираже – 1200 экземпляров, – который книготорговцы с колес взяли «в деньги», то есть раскупили подчистую, выложив три тысячи рублей. По пятьдесят целковых за строчку! Каково? Особенно если вспомнить, что «Руслан и Людмила» принесли автору всего пятьсот рублей.

Блестящая сделка! Вяземский немедленно отправил в Одессу гонорар. Но такие операции не осуществляются без интереса. Сама по себе талантливая рукопись не гарантирует продаж. Коммерческий успех складывается из усилий многих: издателей, офень и даже хорошеньких сплетниц, разъезжающих из дома в дом со скандальными новостями об авторе. Будет только справедливо, если человек, который все это предусмотрел, получит процент. О, не с гонорара поэта – боже упаси грабить нищего – а с распространения.

Уже в марте стало ясно, что риск оправдался. «Фонтан» окатил публику с головы до ног. Прибыль позволила Вяземскому погасить кое-какие долги. Несколько лет карьерных неудач подорвали его кредит, родовое имение Спасское под Тверью пришлось продать. Но князя занимали сейчас другие вещи. Вместо предисловия к «Фонтану» он написал статью о романтизме. Досталось всем любителям классического старья.

Приход Александра Тургенева с новостями о Сверчке насторожил молодого критика.

– Государь читал «Кавказского пленника» и сказал, что надо бы помириться с Пушкиным.

– То есть его вот-вот вернут?

– До этого еще далеко. – Тургенев вздохнул. – Но лед взломан. Царь отлично чувствует настроения публики.

– Не кажется ли тебе, Александр Иванович, – осторожно начал Вяземский, протирая круглые очки, – что нашему бесу арапскому лучше пока поостеречься от столичной жизни? Опять пойдут кутежи, попойки, волокитство…

– Ты думаешь, они прекращались в ссылке? – рассмеялся гость.

– Так-то оно так, – протянул князь. – Да только пока он шлет поэму за поэмой, одна лучше другой. Вернется, все забросит!

Тургенев призадумался.

– Только сегодня отправил ему три тысячи рублей с верным человеком, – сообщил Вяземский. – А как возьмется за дело сам, то по африканской горячности поругается с цензорами, передушит издателей, но больше пяти рублей за строку не получит. Помяни мое слово!

Одесса.

– С вами, греками, не садись! – обиженно выдохнул Морали. – Живо без фески оставите.

• Предыдущая
• 41/108
• Следующая