Жизнь на лезвии бритвы (СИ) - Сапегин Александр Павлович - Страница 98

— Песец, — сказал он непонятное слово.

Конец интерлюдии.

Немногим или многим ранее. Неизвестно где, но не в этом мире.

Вечная Леди была ослепительно красива. Стилист Богини (если таковой есть) не даром ест свой хлеб, или чем его Смерть кормит. Светлый брючный костюм деловой леди, лёгкий оттеняющий макияж, зачёсанные назад и собранные в тугой узел волосы открывают высокий лоб, отдавая первенство чёрным крыльям изящных бровей. Картинка, рахат — лукум очей моих, но что‑то она не в духе. С чего бы, а?

— Миледи, вы безупречны! — подхватив узкую ладошку с тонкими длинными пальчиками, я запечатлел поцелуй. Ожидаемого обморожения не произошло. Так — так — та — а–а — к, видимо моя бренная тушка зависла на грани смерти и жизни. Сие не очень хорошо. Хорошо меня приложили, ублюдки рыжие. Хм, я совсем скопытился или не очень? — Безмерно рад Вас видеть, моя Богиня!

— Здравствуй, Гарольд, — холодно, точно по протоколу и ни на йоту не отступая от этикета, улыбнулась Смерть. Нехороший сигнал. Боюсь, что сейчас меня будут бить, возможно, ногами. — Не могу сказать тебе обратного и что я рада встрече. Прости уж слабую женщину за прямоту. С чем пожаловали, Гарольд?

Сразу к делу. Я впух. Что сказать? Для Миледи моя дурная черепушка, что раскрытая книга. Читай, не хочу. Наверняка она первым делом «попаслась» среди извилин и серого вещества. Гнать пургу не выход, чревато для здоровья.

— Форс мажор, миледи! — развожу я руками, делая печальное лицо.

— Форс мажор, ай — ай — ай, как же это вас так угораздило, Гарольд? — язвительно так, с подвыподвывертом, спросила Смерть.

— Так обстоятельства сложились, Леди Судьба пошептала, да не икнётся ей ни разу. Кисмет, как говорят на востоке.

— Сестрицу мою не тронь, пожалуйста, а то она действительно тебе так пошепчет — оглохнешь. А по мне, Гарольд, язычок вас подвёл, да гордыня обуяла. Самым умным и сильным себя возомнили, вот вас и наказали за слова ваши дерзкие. Поделом, Гарольд, вам досталось, поделом. В следующий раз думайте, когда, что и кому говорить.

— Ваша правда, Миледи, — повинно опускаю взор долу и тут же, вздёргивая подбородок, дерзко возражаю, — да не вся правда, моя Богиня. Без разрешения Белобородого старца, не будем поминать его имя всуе, никто бы меня не тронул.

— А вам было интересно разворошить шершинное гнездо, не согласны с гнездом? Не суть, пусть будет шмелиный улей. Ну и как позабавились, Гарольд? Судя по тому, что я имею сомнительную честь видеть вас перед собою, забава вышла боком. Перелом трёх ребер, позвоночника, открытые переломы руки и ноги, обширная кровопотеря. Хорошо вас макнули мордой в грязь. Вам нравится результат ваших игр? Я так и думала. Двумя ногами запрыгнули в гнездо ядовитых змей и радуетесь. Дамболдор это ширма, за которой прячется хищник размером намного больше. Директор считает себя игроком, хотя сам пешка в руках зажившегося на свете поганца, хотя тот многому научил Дамболдора и показал больше, чем двенадцать рецептов зелий из крови драконов.

Разговор зашёл не туда, однозначно, и перевести его на другие рельсы у меня не получалось. Миледи грубо игнорировала попытке сменить неприятную тему. Минут пять Смерть песочила меня со всех сторон и читала мораль. В конце концов, дотерев виновника наждаком до полупрозрачного состояния, она невинно поинтересовалась:

— Гарольд, вы помните, что я вам говорила о свиданиях раньше срока?

В чертогах ощутимо похолодало, вдоль спины пробрал мороз, а на лбу сам собою выступил холодный пот. Что‑то мне стало очково, братцы, но вида стараюсь не подавать.

— Склерозом не страдаю, Миледи. Может, не надо?

— Надо, Гарольд! Надо! — голосом Шурика из фильма «Операция „Ы“», сказала Смерть, посылая в мою сторону молнию.

— Ай! — я почти увернулся, лишь тонкая веточка разряда коснулась ягодицы. Тонкая‑то она тонкая, но седалище сразу онемело.

От второй молнии и чёрного луча я удачно отпрыгнул в сторону, от третьей тоже. Молния ещё ладно, но проверять на собственной шкуре воспитательно — наказательный эффект луча желания не возникало. Миледи вошла в раж, в хвост и в гриву гоняя недорогого гостя по гостиной. Молнии и заклинания в труху разнесли половину обстановки, стены покрылись дымящимися следами.

— А ну стой на месте и прими наказание, как мужчина! — орала Смерть.

Нашла дурака, я не хочу выглядеть, как диван, стреляющий клочьями ваты и пружинами. Или как бывший комод, превратившийся в горстку гнилой трухи. В какой‑то момент, воздев руки над головой и готовя особую пакость, Миледи перестала пулять разрядами и заклинаниями, я одним прыжком подскочил к ней, крепко обнял за плечи и впился в губы поцелуем. Секунда, пять, десять… Сразу не убили, сие радует безмерно. Секунд через пятнадцать Миледи ответила…

— Хватит! — приблизительно через минуту, меня оттолкнули двумя руками. Короткий полёт закончился встречей спины и стены, в позвоночнике что‑то неприятно хрустнуло, слава всем богам не обвалилось в трусы. — Хватит! Иначе ты навсегда переселишься ко мне!

— Я не против, Миледи.

— Закатай губу, — грубо ответила Смерть, взмахом руки восстанавливая разгромленную гостиную. — Твое время ещё не пришло.

— А когда оно придёт? — радуясь окончанию экзекуции и хлопая ресничками, невинно поинтересовался я датой окончательного переселения на иной план. Вдруг выгорит на дурничка.

— Не сегодня, — ехидно усмехнувшись, ответила Смерть. Не прокатило. — Тебя очень ждут там. Смотри.

Стена превратилась в экран. На белой плоской поверхности отобразилась палата в медицинском крыле Хогвартса. В кровати лежало тело из разряда «краше в гроб кладут». Стоит признать, видок у меня там не очень, не внушающий оптимизма в скором выздоровлении. Справа и слева от кровати на табуретках прикорнули два школьника в медицинских костюмах: мальчик и девочка.

— Гермиона, — непроизвольно выдохнул я, протягивая к невесте руку.

— По — прежнему хочешь остаться? — прошептала на ушко Смерть. Я промолчал, любые слова сейчас были лишними. — Живи. Тебе есть ради кого жить. Не спеши ко мне, Гарольд. Смею заверить, ты от меня никуда не денешься. Своё я никому не отдаю, а ты мой. Придёт время, я сама приду за тобой, хотя бы ради поцелуев.

Я улыбнулся, только улыбка получилась горькой, безжизненной.

— Давно я так? — кивнув на измождённое тело на экране, спросил я.

— Три дня. В моих чертогах время течёт иначе. Три дня она провела рядом с тобой. Видимо любит. — Смерть, на лице которой на мгновение проступила ревность, провела рукой по изображению Гермионы. — Повезло тебе, Гарольд. Я бы тебя добила, чтобы не мучился, и самой не мучиться.

— Спасибо за откровенность, Миледи.

— Не за что. Кстати, у тебя шнурок развязался.

И точно, развязался. Я наклонился к обуви и только приготовился завязать бантик, как мощнейший пинок под зад отправил тушку одного доморощенного «Казановы» прямо в экран, который обрёл глубину, став трёхмерным.

— Низко пошёл, видать к дождю, — донеслось до меня.

Признаю, чувство юмора у Миледи есть. Извращённое, но тем не менее…

Тело встретило болью.

— Писец, — прогнав через глотку морского ежа с тысячей иголок, прохрипел я, открывая глаза.

Пожалуй нет смысла описывать ту свистопляску, закружившуюся вокруг меня, стоило мне открыть глаза и произнести название одного северного зверька, которого обычно никто не видит, несмотря на его ближнее нахождение. Включите фантазию, уважаемые читатели, и вам станет понятно, от чего обычно спокойная Поппи Помфри начала рычать и кидаться на всех встречных — поперечных. Довели мадам колдомедика, до белого каления, довели, ироды. Авроры, министры, родственники, журналисты, Дамболдор и Снейп. Куда же без последних. Эта парочка — гусь и гагарочка, в каждой бочке затычке. И если первый лезет во все дыры по призванию и велению души, то второго пихают в них вопреки желаниям. Кто бы его ещё спрашивал: позволил опутать себя клятвами и обетами, так работай раб, солнце ещё высоко. Ах, в Англии оно село? Ничего, зато в Америке встаёт над горизонтом.