Ползущие - Ширли Джон - Страница 49

• Предыдущая
• 49/92
• Следующая

10 декабря, днем

Мисс Сентаво была маленькой, изящной женщиной, ростом ниже Адэр. Она носила костюмы деловых леди, которые специально для себя заказывала. Если Адэр правильно запомнила, была она наполовину вьетнамкой, наполовину филиппинкой, а замуж вышла за мексиканца по имени Сентаво.

Она имела степень доктора психологии и, вероятно, использовала свои знания, общаясь с Адэр в своем школьном кабинете, однако Адэр этого не чувствовала. Адэр встречалась с ней несколько раз. Сначала – когда она думала, что родители собираются разводиться, и она, Адэр, никак не могла сосредоточиться на учебе. Мисс Сентаво всегда была очень внимательна и вела с ней психотерапевтические разговоры не только по обязанности, а просто из желания помочь. Мисс Сентаво сумела заставить Адэр почувствовать себя взрослым человеком, решающим проблемы с другим взрослым.

На столе у мисс Сентаво была масса мелких игрушек для взрослых, какие продают в «Земных дарах» и в других подобных местах: миниатюрный песчаный сад Дзен; модель глобуса величиной с бейсбольный мяч – когда протягиваешь к ней руку, из нее выскакивает алая молния; рамка с цветным песком – если ее перевернуть, возникают фантастические пейзажи; намагниченная пластинка с крошечными блестящими ромбиками, из которых можно составить любой рисунок. Именно с ней рассеянно играла Адэр, когда после школы беседовала с мисс Сентаво. Потягивая диетический «севен-ап», мисс Сентаво говорила:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду: нельзя же действительно подойти к собственной матери и сказать: «Мам, мне кажется, ты ведешь себя очень странно». Без крайней необходимости такие вещи не делают. Если бы у нее развивалась болезнь Альцгеймера, то, пожалуй, можно было бы и сказать нечто подобное. Но это действительно трудно.

Адэр обдумывала слова мисс Сентаво, а руки непроизвольно складывали из металлических фишек на магнитной пластинке почти узнаваемую фигуру – серебристый силуэт женщины с длинными волосами.

– Дело… дело не только в том, что я боюсь ее оскорбить. Трудно объяснить… У меня нет особых причин. В этом вся фишка. Типа, я боюсь их без причины. Потому я и подумала, может, мне к врачу сходить? Может, у меня с головой не то? Может, и так. Типа, я думаю, мои родители уже не люди. Оба. Не только мама. Это ведь болезнь, правда?

– Ну, знаешь ли! Я вот что тебе скажу: прежде чем прийти к выводу, что ты действительно больна, я бы проверила менее драматичные варианты. Вроде того, что могло просто возникнуть непонимание, разные оценки происходящего. Слушай, может, твоя мама зайдет сюда, поговорим – в смысле, поговорим с ней вдвоем. И уж если это, черт возьми, не поможет, тогда подумаем о врачах.

Адэр почувствовала себя бабочкой, пришпиленной булавкой к доске. Вроде как она должна сказать «да». Но она не хотела!

– Ну да…

Мисс Сентаво взяла трубку и стала звонить домой к Адэр.

– Алло, это мисс Сентаво. Я звоню насчет Адэр. Нет-нет, с ней все в порядке. Я просто хотела узнать, не могли бы мы договориться насчет встречи, чтобы обсудить некоторые проблемы, которые ее беспокоят? Нет-нет, это не срочно, но думаю, чем раньше, тем лучше. Конечно. Если хотите. О'кей. Отлично. До встречи.

Хмурясь, она повесила трубку, но потом опомнилась и улыбнулась Адэр:

– Ну вот, предварительные шаги. Твой отец хочет поговорить со мной наедине.

– Но вы говорили с моей мамой…

Мисс Сентаво пожала плечами и опять улыбнулась:

– Похоже, она предвидела этот разговор. Говорит, что отец сам хотел прийти.

Адэр кивнула. У нее возникло желание предупредить мисс Сентаво о чем-то, но она не стала. Потому что сама не понимала, о чем предупредить, а главное – почему ей этого захотелось.

Было 9: 53, и Винни вышел послушать шум из бара. Он частенько так делал вечерами. Никогда не заходил внутрь, просто стоял и слушал. Сегодня он был разочарован. Обычно он слышал смех, споры, вопли. Слышал спортивный канал по телевизору – его никогда не выключали, потому что это был спортбар. И, конечно, слышал музыку. И звон бокалов. Сегодня там было совсем тихо.

Винни собрался с духом и заглянул в окно. Бармен Росс, толстый лысеющий парень с выцветшими татуировками на руках, стоял за стойкой, засунув руки в карманы, и поверх ряда бутылок смотрел по телевизору футбольный матч.

Кроме Росса, в баре никого не было. Куда же все делись? Винни всегда испытывал чувство причастности и единства с людьми в баре, пусть они и не знали, что он стоит на тротуаре и слушает.

Винни не смотрел на часы. Он и без часов знал, что было точно 9: 59. Вместо часов он посмотрел на уличный фонарь. Вокруг него вились мошки. Обычно в это время их не так уж много, но сейчас вот были. Они не колотились о лампу, оставляя за собой беспорядочные светящиеся следы. Сегодня все следы складывались в четкий рисунок, как изображения электронов, летающих вокруг атомного ядра.

Словно почувствовав его удивление, две покрытые пыльцой бабочки отделились от строя, слетели с орбиты и нырнули вниз, к Винни, напомнив своей траекторией пикирующие бомбардировщики – совсем не похоже на ночных мошек. Они летели строго вниз. Когда он сделал шаг назад, они остановились точно возле его лица, по одной бабочке против каждого глаза. Винни никогда раньше не видел, чтобы бабочки так молотили крылышками.

Заглянув в крошечные личики насекомых, Винни заметил, что из глаз у них выдвинулись малюсенькие металлические сенсоры.

Ему показалось, что он слышит чей-то голос: «Этот для Всех Нас»?

Другой голос ответил: «Нет. Его программирование атипично и проблематично. Седьмой меридиан зеленый. Он пригоден только на части».

Каким-то образом Винни догадался, что они разговаривают не друг с другом. Он слышал в своем мозгу то, что бабочки тоже слышали. Они, эти бабочки, были как будто бы дистанционными глазами для того, кто говорил.

Один из голосов спросил:

– Кого мы пошлем?

– Все заняты преобразованием. С этим можно не спешить. Он социально экстернирован.

Социально экстернирован?

Рассердившись, Винни хлопнул перед лицом в ладоши, раздавив бабочек. Но он знал: это не поможет. Две другие бабочки слетели со своей орбиты вокруг лампы, нырнули вниз невероятным, пикирующим образом на своих пронизанных металлическими нитями крылышках и полетели за ним следом.

12 декабря

Адэр и Кол сидели во дворе, в разбитом катере. Оба засунули руки в карманы, пряча их от декабрьского холода. Был воскресный день.

Небо прояснялось, и Адэр видела, как поднимаются с крыши лохмотья тумана. Струйки летели вверх, как будто хотели попасть на небеса, а потом исчезали, словно бы их оценили и признали достойными.

Кол поддал ногой старую кошачью игрушку, которая раньше принадлежала Силки, потом оглянулся на место, где ее похоронили под голым розовым кустом.

– Иногда я хочу, чтобы здесь было в натуре холодно, – сосредоточенно глядя перед собой, произнес Кол. – А снега никогда нет. Только грязища и всякое дерьмо. Хочу, чтобы все покрылось снегом. Спряталось, стало мертвым и белым.

Адэр рассеянно отозвалась:

– Как в той песне: «Я счастлив только под дождем». Только тебе для счастья нужен снег. И ты никогда не счастлив, потому что снег никогда не идет.

Но думала она сейчас про маму. Иногда казалось, что мама хотела им что-то сказать, но не могла. Поддавшись импульсу, она сообщила:

– Наша тетка-психолог говорит, что надо искать другое объяснение тому, что нам кажется неправильным в поведении родителей, а не только… Чем бы оно ни было. Ну, как они вели себя с моим компьютером… ну и все остальное. Вот я и думаю: может, они такие странные потому, что думают о разводе? Ну, то есть снова начали думать?

– Нет, не думаю, что все из-за этого. – Он со злобой ударил носком ботинка в холодную землю, потом вынул из кармана пластинку жевательной резинки и начал ее разворачивать, но пластинка была старой и затвердевшей, обертка прилипла к ней намертво. – Думаю, они нам все врут. Отстой. Ну, насчет… – Он пожал плечами.

• Предыдущая
• 49/92
• Следующая