Собрание сочинений. Том 7 - Маркс Карл Генрих - Страница 28
- Предыдущая
- 28/185
- Следующая
Итак, в той же мере, в какой увеличивается население и дробление земли, в той же мере дорожает орудие производства, земля, и уменьшается ее плодородие, в той же мере падает земледелие и растет задолженность крестьянина. И то, что было следствием, в свою очередь становится причиной. Каждое поколение оставляет все больше долгов следующему, каждое новое поколение начинает свою жизнь при все более неблагоприятных и тяжелых условиях, ипотечная задолженность порождает все новую ипотечную задолженность, и когда крестьянин не может уже перезакладывать свой клочок земли под новые долги, т. е. обременять его новыми ипотеками, он прямо попадает в лапы ростовщика, и тем больше становятся ростовщические проценты.
Таким образом, французский крестьянин в виде процентов на тяготеющие на земле ипотеки и в виде процентов на неипотечные ссуды у ростовщика отдает капиталистам не только земельную ренту, не только промышленную прибыль, одним словом, — не только весь чистый доход, но даже часть своей заработной платы; он опустился таким образом до уровня ирландского арендатора, и все это под видом частного собственника.
Этот процесс был ускорен во Франции все растущим бременем налогов и судебными издержками, вызванными частью непосредственно самими формальностями, которыми французское законодательство обставляет земельную собственность, частью бесчисленными конфликтами между владельцами всюду соприкасающихся и перекрещивающихся парцелл, частью же страстью к тяжбам, свойственной крестьянам, для которых все наслаждение собственностью сводится к фанатичной защите воображаемой собственности, права собственности.
По статистическим вычислениям 1840 г., валовой продукт французского земледелия составлял 5237178000 франков. Из этой суммы надо вычесть 3552000000 фр. на издержки по обработке, включая сюда потребление земледельцев. Остается чистый продукт в 1685178000 фр., из которых 550 миллионов надо скинуть на проценты по ипотекам, 100 миллионов на судебных чиновников, 350 миллионов на налоги и 107 миллионов на нотариальный сбор, гербовый сбор, на пошлины с ипотек и т. д. Остается третья часть чистого продукта — 538000000; на душу населения не приходится и 25 фр. чистого дохода[44]. В этом вычислении, конечно, не приняты во внимание ни неипотечное ростовщичество, ни расходы на адвокатов и т. д.
Теперь понятно положение французских крестьян, когда республика прибавила к их старым тяготам еще новые. Ясно, что эксплуатация крестьян отличается от эксплуатации промышленного пролетариата лишь по форме. Эксплуататор тот же самый — капитал. Отдельные капиталисты эксплуатируют отдельных крестьян посредством ипотек и ростовщичества; класс капиталистов эксплуатирует класс крестьян посредством государственных налогов. Право крестьянской собственности является талисманом, при помощи которого капитал до сих пор держал в своей власти крестьян, предлогом, которым он пользовался, чтобы натравливать их против промышленного пролетариата. Только падение капитала может поднять крестьянина, только антикапиталистическое, пролетарское правительство может положить конец его экономической нищете и общественной деградации. Конституционная республика, это— диктатура его объединенных эксплуататоров; социально-демократическая, красная республика, это — диктатура его союзников. И чаши весов падают или поднимаются в зависимости от голосов, которые крестьянин бросает в избирательную урну. Он сам должен решать свою судьбу. — Так говорили социалисты в памфлетах, в альманахах, в календарях, во всевозможных листовках. Эти идеи стали еще понятнее крестьянину благодаря полемическим сочинениям партии порядка; она тоже обращалась к нему и своими грубыми преувеличениями, своим бессовестным искажением социалистических идей и стремлений как раз попадала в настоящий крестьянский тон и разжигала жадность крестьянина к запретному плоду. Но понятнее всего говорил самый опыт, приобретенный классом крестьян при использовании избирательного права, говорили те разочарования, которые одно за другим обрушивались на него в стремительном развитии революции. Революции — локомотивы истории.
Постепенный переворот в настроении крестьянства проявился в различных симптомах. Он сказался уже на выборах в Законодательное собрание, сказался в том, что было введено осадное положение в пяти департаментах вокруг Лиона, сказался спустя несколько месяцев после 13 июня в избрании департаментом Жиронды монтаньяра на место бывшего председателя «бесподобной палаты» [chambre introuvable]{12}, сказался 20 декабря 1849 г. в избрании красного на место умершего легитимистского депутата департамента Гар[45], этой обетованной страны легитимистов, арены ужаснейших расправ с республиканцами в 1794 и 1795 гг., главного очага terreur blanche {белого террора. Ред.} 1815 года, где открыто убивали либералов и протестантов.
Это революционизирование самого неподвижного класса ярче всего сказалось после восстановления налога на вино. Правительственные мероприятия и законы, изданные в январе и феврале 1850 г., направлены были почти исключительно против департаментов и крестьян, что является самым убедительным доказательством их пробуждения.
Циркуляр Опуля, поставивший жандарма в положение инквизитора по отношению к префекту, супрефекту и прежде всего к мэру, вводивший систему шпионажа вплоть до глухих углов самых захолустных деревень; закон против школьных учителей, подчинявший их, идеологов, защитников, воспитателей и советчиков крестьянского класса, произволу префекта, гонявший их, пролетариев класса ученых, словно затравленную дичь, из одной деревни в другую; законопроект против мэров, повесивший над головой последних дамоклов меч отставки и каждый момент противопоставлявший их, президентов крестьянских общин, президенту республики и партии порядка; указ, превративший 17 военных округов Франции в четыре пашалыка[46] и сделавший казарму и бивуак национальным салоном французов; закон об образовании, которым партия порядка объявила невежество и насильственное отупление Франции необходимым условием своего существования при режиме всеобщего избирательного права, — что представляли собой все эти законы и мероприятия? Отчаянные попытки снова подчинить партии порядка департаменты и крестьянство департаментов.
Как репрессии, это были жалкие средства, бившие мимо цели. Крупные меры, как сохранение налога на вино и 45-сантимного налога, издевательское отклонение крестьянских петиций о возвращении миллиарда и т. д. — все эти законодательные громы и молнии поражали крестьянский класс только сразу, оптом, из центра. Перечисленные же выше законы и мероприятия придавали нападению и сопротивлению всеобщий характер, делали их темой разговоров в каждой хижине, они прививали революцию каждой деревне, они переносили революцию на места и окрестьянивали ее.
С другой стороны, не доказывают ли эти проекты Бонапарта и принятие их Национальным собранием согласия обеих властей конституционной республики там, где дело идет о подавлении анархии, т. е. всех тех классов, которые восстают против диктатуры буржуазии? Разве Сулук тотчас после своего грубого послания[47] не заверил Законодательное собрание в своей преданности делу порядка в непосредственно затем последовавшем послании Карлье[48], этой грязной и пошлой карикатуры на Фуше, подобно тому как и сам Луи Бонапарт был плоской карикатурой на Наполеона?
Закон об образовании показывает нам союз молодых католиков и старых вольтерьянцев. Господство соединенной буржуазии — чем же еще могло оно быть, как не объединенным деспотизмом дружественной иезуитам Реставрации и спекулировавшей вольнодумством Июльской монархии? Оружие, которым каждая из буржуазных фракций снабжала народ в своей борьбе против других за верховную власть, — разве не должны были они снова вырвать его из рук народа, раз он противостал их объединенной диктатуре? Ничто, даже отклонение закона о concordats a I'amiable, не возмутило так парижского лавочника, как это демонстративное кокетничание иезуитизмом.
- Предыдущая
- 28/185
- Следующая