Собрание сочинений. Том 7 - Маркс Карл Генрих - Страница 23

После вотума Национального собрания от 11 июня произошло свидание нескольких членов Горы с делегатами тайных рабочих обществ. Последние настаивали на том, чтобы начать восстание в тот же вечер. Гора решительно отвергла этот план. Она ни за что не хотела выпустить из своих рук руководство движением; к своим союзникам она относилась с таким же подозрением, как и к своим врагам, и она была права. Воспоминание об июне 1848 г. никогда еще так живо не волновало ряды парижского пролетариата. Тем не менее он был связан союзом с Горой. Она представляла в парламенте большинство департаментов, она преувеличивала свое влияние в армии, она располагала демократической частью национальной гвардии, наконец, она имела моральную поддержку лавочников. Начать восстание в этот момент вопреки воле Горы — это значило для пролетариата, ряды которого к тому же поредели от холеры и от безработицы, разогнавшей значительную массу его из Парижа, бесполезно повторить июньские дни 1848 г. при отсутствии той ситуации, которая толкала его тогда на отчаянную борьбу. Рабочие делегаты сделали то, что единственно было разумно. Они обязали Гору скомпрометировать себя, т. е. выйти из границ парламентской борьбы, в случае если ее обвинительный акт будет отвергнут. В продолжение всего 13 июня пролетариат занимал ту же скептически-наблюдательную позицию и выжидал серьезной, бесповоротной схватки между демократической национальной гвардией и армией, чтобы броситься тогда в борьбу и толкнуть революцию дальше навязанной ей мелкобуржуазной цели. На случай победы уже была организована пролетарская коммуна, которая должна была действовать рядом с официальным правительством. Парижских рабочих научила кровавая июньская школа 1848 года.

12 июня министр Лакрос сам внес в Законодательное собрание предложение перейти к немедленному обсуждению обвинительного акта. За ночь правительство приняло все меры для обороны и нападения; большинство Национального собрания имело твердое намерение заставить выйти на улицу мятежное меньшинство, само меньшинство не могло уже отступить, жребий был брошен; 377 голосов против 8 отвергли обвинительный акт; Гора, отказавшаяся от участия в голосовании, полная злобы, бросилась в залы пропаганды «миролюбивой демократии», в редакцию газеты «Democratie pacifique»^[33].

Удаление из здания парламента сломило силу Горы, подобно тому как гигант Антей, теряя соприкосновение с землей, своей матерью, терял и свою силу. Самсоны в стенах Законодательного собрания, монтаньяры^{7} стали простыми филистерами в залах «миролюбивой демократии». Возгорелись долгие, шумные и пустые дебаты. Гора была полна решимости заставить уважать конституцию любыми средствами, «но только не силой оружия». В этом решении ее поддержали манифест^[34] и депутация «друзей конституции». «Друзьями конституции» называли себя обломки клики «National», партии буржуазных республиканцев. В то время как из уцелевших представителей ее в парламенте шесть голосовали против, остальные все за отклонение обвинительного акта, в то время как Кавеньяк предоставил свою саблю в распоряжение партии порядка, более значительная внепарламентская часть клики жадно ухватилась за представившийся ей случай выйти из своего положения политических париев и протиснуться в ряды демократической партии. В самом деле, разве они не являлись естественными оруженосцами этой партии, спрятавшейся за их щит, за их принцип, за конституцию!

До самого утра «Гора» мучилась родами. Она родила «прокламацию к народу», которая появилась утром 13 июня в более или менее скромных уголках двух социалистических газет^[35]. Эта прокламация объявляла «вне конституции» (hors la Constitution) президента, министров и большинство Законодательного собрания и призывала «подняться» национальную гвардию, армию, а в заключение также и народ. «Да здравствует конституция!» было ее паролем, — паролем, который значил не что иное, как «долой революцию!»

Конституционной прокламации Горы соответствовала так называемая мирная демонстрация, устроенная 13 июня мелкими буржуа. Это была уличная процессия от Шато-д'О по бульварам; 30000 человек, большей частью национальные гвардейцы, без оружия, смешавшись с членами тайных рабочих секций, шли по бульварам с криками: «Да здравствует конституция!». Сами демонстранты выкрикивали этот лозунг механически, холодно, не от чистого сердца, и вместо того, чтобы усиливаться до громовых раскатов, эти возгласы находили иронический отклик у народа, толпившегося на тротуарах. Многоголосому пению недоставало грудного голоса. Когда же шествие поравнялось со зданием заседаний «друзей конституции» и на фронтоне его появился наемный герольд конституции, который, размахивая изо всех сил своей клакерской шляпой и надрывая свои неимоверные легкие, засыпал паломников градом кликов «да здравствует конституция!», — казалось, сами участники процессии на мгновение почувствовали весь комизм положения. Известно, что процессия, дойдя до угла улицы де ла Пе и бульваров, встретила вовсе не парламентский прием со стороны драгунов и стрелков Шангарнье и что участники в один миг рассыпались во все стороны и лишь на бегу издавали слабые крики «к оружию!» во исполнение парламентского призыва 11 июня к восстанию.

Большинство собравшихся на улице Азар членов Горы разбежалось в тот момент, когда насильственный разгон мирной процессии, глухие слухи об убийстве безоружных граждан на бульварах, все усиливавшееся уличное смятение — все, казалось, возвещало приближение восстания. Ледрю-Роллен, во главе небольшой группы депутатов, спас честь Горы. Под защитой парижской артиллерии, которая заняла Пале-Насиональ, они отправились к Консерватории искусств и ремесел, куда должны были прибыть 5-й и 6-й легионы национальной гвардии. Но монтаньяры напрасно ждали 5-й и 6-й легионы: эти осторожные гвардейцы оставили на произвол судьбы своих представителей, парижская артиллерия сама помешала народу построить баррикады, хаос и суматоха сделали невозможным принятие какого-либо решения, линейные войска надвинулись со штыками наперевес, часть депутатов была захвачена, часть скрылась. Так кончилось 13 июня.

Если 23 июня 1848 г. было днем восстания революционного пролетариата, то 13 июня 1849 г. было днем восстания демократических мелких буржуа; каждое из этих двух восстаний было классически чистым выражением того класса, который его поднял.

Только в Лионе дело дошло до упорного, кровавого столкновения. Здесь промышленная буржуазия и промышленный пролетариат стоят непосредственно лицом к лицу, рабочее движение не включено, как в Париже, в рамки всеобщего движения и им не определяется; поэтому 13 июня потеряло здесь в своем отражении свой первоначальный характер. В остальных местах провинции, где 13 июня нашло отклик, оно ничего не зажгло, — это была холодная молния.

13 июня закончился первый период жизни конституционной республики, которая начала свое нормальное существование 28 мая 1849 г., с открытием Законодательного собрания. Весь этот пролог заполнен шумной борьбой между партией порядка и Горой, между буржуазией и мелкой буржуазией; мелкая буржуазия тщетно сопротивлялась установлению буржуазной республики, в пользу которой сама же беспрерывно конспирировала во временном правительстве и в Исполнительной комиссии, за которую сама же с ожесточением билась против пролетариата в июньские дни. День 13 июня сломил ее сопротивление и сделал законодательную диктатуру объединенных роялистов свершившимся фактом. С этого момента Национальное собрание становится лишь комитетом общественного спасения партии порядка.

Париж поставил в «положение обвиняемых» президента, министров и большинство Национального собрания; они, в свою очередь, объявили Париж на «осадном положении. Гора объявила большинство Законодательного собрания «вне конституции», большинство, в свою очередь, предало Гору Верховному суду за нарушение конституции и подвергло проскрипции все, что в этой партии еще сохраняло жизненную силу. От Горы осталось одно туловище без головы и сердца. Меньшинство дошло до попытки парламентского восстания, большинство возвело свой парламентский деспотизм в закон. Оно декретировало новый парламентский регламент, уничтоживший свободу трибуны и давший председателю Национального собрания право наказывать депутатов за нарушение порядка вынесением порицания, денежными штрафами, лишением оклада, временным исключением из заседаний, арестом. Над туловищем Горы повесило оно вместо меча розгу. Долг чести требовал бы от уцелевших депутатов Горы демонстративно сложить полномочия. Этот акт ускорил бы распадение партии порядка. Она должна была бы распасться на свои первоначальные составные части в тот момент, когда ее перестала бы объединять даже тень противодействия.