Монах: последний зиндзя - Ши Роберт - Страница 16
- Предыдущая
- 16/119
- Следующая
Глава 8
«Получив известие о восстании принца Мочихито, Хидейори сразу же повел блестящую когорту самураев Муратомо и Шима к гробнице Хачимана, бога войны и покровителя семьи Муратомо. Хидейори построил гробницу семь лет назад и, насколько знает мой отец, с минимальными затратами. Но Хидейори верил в силу богов и молитв, в то время как мой отец верил лишь во власть денег.
Вернувшись после поездки к гробнице Хачимана, Хидейори собрал всех близких ему военачальников и призвал их идти с ним на юг. Он сказал воинам, что Хачиман обещал ему победу. Это напомнило мне слова Кублая о том, что Великие Ханы монголов всегда перед сражением разговаривают с духами. Хидейори сказал самураям, что их число возрастёт на сотни тысяч человек перед прибытием в Хэйан Кё. Он напомнил им, что они воины восточных провинций, а воины восточных провинций известны своей жестокостью на всех островах.
Я слышала все это через окно в башне. Речь Хидейори не была впечатляющей. Ему не хватало задора, это был человек, живший в страхе большую часть своей жизни. По крайней мере, мне так показалось. Однако это очень амбициозный и прозорливый человек. Он намеревался уничтожить Такаши и вернуть славу Муратомо, чего бы это ни стоило.
После обращения к самураям Хидейори вывел их из Камакуры для сражения с Такаши Канетаке – самым могущественным воином семьи Такаши в этой области».
– Я не могу понять блестящую госпожу Танико, когда она разговаривает с плотником, – сказала Цогао. – Не обязательно именно с этим плотником. Такие огромные белые зубы делают его похожим на акулу! А эти глаза? Никогда нельзя понять, куда он смотрит!
– Моко – мой старый друг, тётя!
– Люди твоего круга не должны иметь друзей плотников.
Танико приняла Моко в своих покоях сзади витражей, изображающих поляну, покрытую пионами. В слабо освещенной комнате маленький Моко выглядел удрученным. Он смотрел на дверь.
– Это же смешно, – сказала Танико. – Я не собираюсь разговаривать с тобой через стекло!
Она начала подниматься, но Моко предупреждающе поднял руку.
– Нет, моя госпожа, сиди, где сидишь. Все, что мы делаем и о чём говорим, могут увидеть и подслушать. Если ты не будешь говорить со мной через экран, то это лишь вызовет скандал и сделает для меня невозможными встречи с тобой в будущем.
– Хорошо, Моко, – Танико вновь уселась на подушки. – Ты нашел себе пристанище в Камакуре?
– Я приобрел прекрасный кусок земли на холме, выходящем на пляж, моя госпожа, и строю на нем дом. Я послал в Хакату за моим сыном и его матерью, на которой хочу жениться. Может быть, у меня будет пятеро детей, а может – шестеро? Я говорил тебе об этом, когда мы встретились с тобой много лет назад. Я был принят в гильдию столяров Камакуры. А это было непросто! Их количество строго ограничено. Я не могу выполнять серьезную работу, не будучи принятым в гильдию. Я пообещал, что помогу заплатить за новый зал для собраний гильдии, и показал им новую систему архитектурных пропорций, которой научился в Китае. В отдаленном будущем я надеюсь стать судостроителем.
Оба замолчали. Внезапно Моко сказал:
– Жаль, что вы с шике не можете быть вместе!
– Дзебу должен идти на войну, – вздохнула Танико. – Я должна перебороть себя.
– Я был там, – мягко сказал Моко, – и видел, как он убил Кийоси.
– Дзебу рассказал мне об этом.
– Я был первым во всём мире, кто оплакивал его смерть, моя госпожа. Господин Кийоси был великим и добрым человеком. Но это сумасшествие – связывать его смерть, произошедшую столько лет назад, с нашим временем и позволять ей приносить страдания сейчас.
– Ты прав, Моко. Но сумасшествие охватило нас. Оно не уйдет, если мы прикажем ему исчезнуть. Я могу лишь надеяться, что со временем оно покинет меня. Думаю, так оно и будет.
Танико почувствовала, как кто-то коснулся ее плеча. Она сразу же проснулась. Это была одна из её служанок. Танико встала и накинула кимоно. Сильный летний ливень барабанил по крыше женских покоев. «Видимо, уже идёт вторая половина ночи», – подумала Танико. Она последовала за служанкой к приоткрытому окну, через которое виднелся двор огромного особняка Шимы.
Небольшая группа всадников проезжала через главные ворота. Их головы были понуро опущены, а лица – спрятаны под капюшонами плащей и камышовыми шлемами. Что-то более значительное, чем дождь, довлело над ними. Их движения были тяжёлыми, усталыми и безнадёжными. Когда они спешивались, в луче света Танико узнала Хидейори.
– Привез ли господин Хидейори с собой жену или женщину, чтобы она ухаживала за ним? – спросила Танико прислугу.
Служанка покачала головой.
– Одна его жена умерла при родах два года назад.
– Иди к нему. Скажи, что госпожа Шима Танико предлагает ему свои услуги, если он хочет этого.
Служанка была поражена, но, ничего не сказав, поспешила прочь. «Я не собираюсь спать с ним, дура!» – подумала Танико. Но после того, что он преодолел, человек нуждается в сухой одежде и пище, тёплом саке и приятной беседе. Конечно, глава клана Муратомо заслуживает этого в наибольшей степени.
Хидейори поежился. Он выпил четыре чашки саке одну за другой, каждый раз молча передавая ей пустую чашку. Он смотрел на деревянный пол с непроницаемым лицом.
Это был первый раз, когда она посетила покои Хидейори. Интерьер комнаты был весьма прост: письменный стол, плоский деревянный подголовник и круглая подушка. В токонаме стояла небольшая статуя бога войны Хачимана, выполненная из чёрного дерева. На лице Хачимана застыла улыбка, он был верхом на коне, вооружен луком и стрелами. «Хачиман не помог Хидейори так быстро, как тому хотелось бы», – подумала Танико.
Затем он взглянул на неё.
– Я не заслуживаю жизни, – сказал он голосом, в котором слышалась обречённость.
«Он пытается узнать, что я думаю о нём», – подумала Танико.
– Мой господин, вы обязаны жить. Будущее клана Муратомо зависит от вас!
Хидейори покачал головой.
– Я наблюдал, как мой отец вёл наш клан к катастрофе. Я поклялся не допустить подобных ошибок. Через девятнадцать лет у меня появилась возможность вести Муратомо в бой. Я мог побить Такаши. И снова катастрофа! – он неопределенно махнул рукой на юг, – Под моей командой находилось пять тысяч воинов. Я потерял четыре тысячи из них…
Танико хотела поддержать его, но не могла найти нужных слов, которые оказались бы одновременно добрыми и честными.
– Я уверена, что воины с востока показали свою храбрость, чем они и знамениты, – сказала наконец Танико.
– Храбрость! – он горько рассмеялся. – Они сбежали ночью. Я сбежал вместе с ними. Однако женщины обычно не расположены говорить о войне…
– Я не люблю войну, мой господин. Однако я считаю её слишком важной, чтобы не упоминать о ней.
– Я всегда думал, что вы – необычная женщина. Я вышел из Камакуры, как вы знаете, в начале месяца, полон надежд. Много помещиков и их воинов присоединились к нам по дороге. К тому времени мы были готовы подвергнуть осаде Такаши Канетаке в его цитадели – нас было три тысячи воинов. Мы заняли замок Канетаке и отрубили ему и его воинам головы.
Танико почувствовала пустоту в желудке, что обычно случалось с ней, когда Кублай рассказывал ей о резне, устраиваемой монголами.
– Я думаю, что вы не брали пленных?
– Самураи никогда не берут пленных. Когда эта война закончится, я поставлю перед собой цель: ни одного Такаши в живых! По крайней мере, такова была моя цель до Ишибасиямы.
– Что произошло потом?
– После нашей победы над наместником Такаши мы почувствовали, что мы непобедимы. Многие самураи присоединились к нам. Нас стало пять тысяч. Затем я получил известие, что Мочихито, Мотофуза и их сторонники были разбиты войсками Такаши. Я решил, что больше уже нет смысла продвигаться на юг, если Юкио не будет продолжать движение на юг. Он и я могли бы взять столицу вместе. В противном случае лучше оставаться здесь, чтобы соединить наши усилия, направленные на северо-восточные провинции и равнины Канто. Пусть они вытянутся в линию, двигаясь за нами. Затем мы получили новые сообщения о том, что Такаши двинулись на север, вверх по Токайдо. Мои офицеры придерживались одного мнения: мы должны идти навстречу. Нельзя позволить Такаши захватить наши провинции, убивая и грабя. Я бы предпочел отступать, втягивая противника на нашу территорию, пока где-нибудь не устроим засаду. Но мои бравые восточные воины не хотели и слышать об этом. Они все хотели сразу же броситься в атаку! Я не мог больше возражать. Кроме того, у меня не было возможности показать себя в бою, и я знал: если самураям покажется, что их вождь – трус, они никогда не будут больше за него сражаться, Поэтому я позволил, чтобы мной руководили мои сторонники, – Хидейори выпил ещё саке.
- Предыдущая
- 16/119
- Следующая
