Командовать парадом буду я! - Барщевский Михаил Юрьевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/165
• Следующая

Тогда директор предложил работать за продукты. На пищекомбинате выпускали консервы – сгущенное молоко (полезный продукт), расфасовывали молотый кофе (еще как в хозяйстве пригодится), про кукурузное масло в бутылках что и говорить. Не то чтобы Осипов подумал: столько не съесть (можно знакомым продавать, обращая продукты в деньги), но только выносить с комбината всю эту снедь было небезопасно. Партия как раз развернула борьбу с «несунами». Естественно, опять-таки во благо самому же трудовому народу.

Когда чета Осиповых вернулась в Москву после отдыха в Сухуми, где ее и настигло известие о поступлении Вадима в институт, Михаил Леонидович отправился на пищекомбинат.

Наглость и вместе с тем простота варианта, изложенного им директору комбината, лишний раз убедила последнего, что легенды об Осипове-юристе имеют основание. Схема предлагалась предельно прозрачная. Вадим берет в институте справку о том, что он – студент первого курса. Директор, используя связи в райкоме партии, получает письмо от райкома комсомола на свое имя с просьбой трудоустроить молодого специалиста, студента-юриста, на работу по специальности.

– Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть! – пошутил Михаил Леонидович.

Директор улыбнулся. Он понимал, что, даже имея просьбу комсомольских вожаков, должен будет пойти на нарушение Положения о юридической службе предприятий пищевой промышленности СССР. А там указывалось, что должность юрисконсульта может занимать, как правило, лицо, имеющее диплом о высшем юридическом образовании либо двухлетний стаж работы по специальности.

– Интересно, – заметил директор, – какой юрист писал Положение? Как можно иметь два года стажа вместо диплома, если для начала необходимо получить диплом?

Михаил Леонидович не стал объяснять, что Положение писалось лет пять назад, когда на юридических должностях продолжали работать тысячи людей, которые никогда высшего юридического не получали, а юрисконсультами стали после ухода из милиции либо перейдя с партийной, профсоюзной или советской работы.

Осипов просто ответил на поставленный вопрос:

– Какой юрист? Плохой!

Теперь – главное. Вадим становится юрисконсультом комбината, а фактически работает Михаил Леонидович. При этом, что особо ценно, на комбинате не появляется: Вадим забирает документы домой, старший Осипов их отписывает. Назавтра Вадим приносит сделанную работу. Что важно – никто из недоброжелателей директора не сможет «стукнуть», что тот нарушил закон и взял на службу юриста, имеющего и основное место работы, и одно, разрешенное, совместительство. Последний аргумент для директора звучал очень убедительно.

Осипов тем временем думал о том, что все-таки можно убить двух зайцев одним выстрелом, – для учебы на вечернем, не позднее чем через год, Вадиму нужна будет справка, что он работает по специальности. А она уже – вот, пожалуйста. Это первый «заяц». И второй – дополнительная полная, стопроцентная, зарплата. К тому же он сможет обучать Вадима профессии прямо сейчас.

Директор и Осипов пожали друг другу руки и, довольные, расстались.

Нет, наш народ умел приспосабливаться, или, как тогда говорили, «крутиться»…

Прошел месяц, второй, третий. Незнакомые ощущения от нового статуса – студент, взрослый, без пяти минут юрист – развеялись, точнее, притупились.

Начались будни. Утром в метро на работу, вечером в институт, – правда, не каждый день, а в понедельник, среду и пятницу, – и опять в метро, теперь домой, засыпая на перегонах между станциями.

Разговор о деньгах ни Осипов-старший, ни Вадим не забыли.

Приближалась первая сессия. Вадим, получавший зарплату 90 рублей, половину откладывал на случай экзаменационного провала. Когда он, исходя из схемы, оговоренной с отцом, пересчитал результаты школьных выпускных экзаменов на деньги, результат получился плачевный – отдать пришлось бы 70 рублей. Но там не было зачетной сессии, там невозможно было схлопотать двойку на экзамене. А в институте после первой сессии отсеивали до двадцати процентов. Вадим волновался.

Учиться ему было проще, чем другим. У большинства однокурсников, ребят, прошедших армию и поступивших в институт по демобилизационной квоте, были семьи, дети. Многие из них работали в милиции, что прибавляло и ночные дежурства, и муштру на службе. Зато преподаватели учитывали их положение. Этим, уже мужикам, ставили тройки из сочувствия. Вадим, чуть ли не единственный вчерашний школьник на курсе, не считая девочек, на снисхождение рассчитывать не мог.

Стала мешать и работа на пищекомбинате.

Поначалу Вадим брал документы домой, отец вечером что-то с ними делал, писал, правил. А утром Вадим приносил их на комбинат и отдавал машинистке. Но через какое-то время отец, разбирая очередную порцию бумаг, неожиданно позвал Вадима.

– Это ты сделаешь сам.

– Бать, ты что? – В голосе Вадима звучал неподдельный страх. – Я же ничего не умею!

– Приятно слышать, что ты это понимаешь, – удовлетворенно констатировал отец. – Но неделю назад точно такой же договор я уже правил. Найди, он был с Преображенским торгом, и перенеси правку оттуда – сюда.

– Но его перепечатали с твоей правкой. Как я отличу от первоначального текста? – почти закричал Вадим.

– Молча и с использованием мозгов. Голову включи! – очень спокойно и очень жестко закончил разговор Михаил Леонидович.

Оказалось, что все не так сложно, как думалось. Трудности подстерегали Вадима не в договоре, а в связи с ним.

Когда назавтра вечером Вадим отдавал отцу результаты первого профессионального труда, тот, просмотрев документ, усадил его рядом и стал спрашивать:

– А почему здесь я так написал?.. А это здесь зачем?..

Они сидели больше часа, мама в очередной, наверное третий или четвертый, раз заглядывала в комнату и молча уходила. Такого она не видела. Обычно последние лет пять, если муж с сыном проводили за разговором больше пятнадцати минут, ей надо было вмешиваться, чтобы их разнимать. А тут… Прошло больше часа, а до драки дело не дошло.

Начиная с этого вечера, все чаще и чаще отец, взяв в руки очередной документ, тут же возвращал его Вадиму со словами:

– Сам сделаешь, я уже подобное отписывал.

«Студент бывает весел от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год!» Мысль о будущем веселье Вадима не грела. Задача стояла конкретная – осилить восемь зачетов и четыре экзамена. Максимально – 64 рубля в плюс. Минимально… Лучше не считать.

Такого родители не видели – сын вечерами сидел за письменным столом до двух-трех часов ночи. Кофе в доме заканчивался раза в три быстрее обычного.

Михаил Леонидович как-то сказал Илоне в шутку:

– Надо было брать с пище комбината натурой.

Но жена юмора не оценила и прочла мужу лекцию о том, что даже острить на тему воровства неинтеллигентно.

– А сказать сыну, что часть зарплаты можно было бы вкладывать в семейный бюджет, – тоже неинтеллигентно? – вскипел отец.

Это оказалось ошибкой. Без малого час Ил она разъясняла мужу, что, поскольку мальчик почти всю зарплату тратит на покупку книг по любимой им истории государства и права и лишь малую толику – на цветы для своих немногочисленных девушек, отбирать у него деньги – значит препятствовать интеллектуальному развитию, превращать в мещанина, которого ничто, кроме кормежки и плотских удовольствий, не интересует; это, в конце концов, свидетельство потребительского отношения к детям, столь характерного для малообразованных людей, видящих в отпрысках только кормильцев на старости лет.

Михаил Леонидович осознал, что сказал глупость, и попытался обернуть все в шутку, но Илона так завелась, что еще некоторое время продолжала перевоспитывать мужа. Впрочем, к этому Михаил Леонидович привык.

Прошла зачетная сессия. Все восемь предметов сданы. Курсовая защищена на «отлично». Вадим пришел к отцу:

– Батя, с тебя тридцать четыре рубля. Прикажете получить?

– Почему тридцать четыре? Двадцать четыре!

• Предыдущая
• 4/165
• Следующая