Камни вместо сердец - Сэнсом К. Дж. - Страница 19

– Нет.

– Значит, так: двадцать шестой год. Король тогда еще был женат на Екатерине Испанке. Затем начались волнения, его развод, чтобы жениться на Анне Болейн… – Он усмехнулся. – Словом, последовали новые разводы и казни, так?

Клерк махнул рукой мимо сундуков в дальний угол.

– Вот где мы держим дела умалишенных, – проговорил он, остановившись возле ряда полок, заваленных явно мокрыми на вид бумагами. Приподняв фонарь, он выудил небольшую стопку. – Тысяча пятьсот двадцать шестой.

Положив документы на каменный пол, Миллинг пригнулся и начал перебирать их. Чуть погодя он повернулся к мне:

– Никаких Феттиплейс, сэр.

– Точно? А нет ли похожих имен?

– Нет, сэр. Вы уверены в том, что точно назвали год?

– Попробуйте посмотреть предшествующий и последующий годы.

Гервасий неторопливо разогнулся, открывая оставшиеся на рейтузах влажные следы, и возвратился к полкам. Как только он принес новую порцию документов, у меня запершило в носу и горле. Казалось, что мохнатый и сырой налет на стенах начинает прорастать внутрь меня. Однако клерк, наконец, закончил свою работу. Он вытащил еще две стопки бумаг и положил их на пол, торопливо пролистав опытными пальцами. Я заметил огромный блестящий гриб, вросший между плитами пола возле него. Наконец Миллинг покачал головой:

– Нет ничего похожего, сэр. Никаких Феттиплейсов. Я просмотрел и предшествующий, и последующий годы. И если бы подобное заключение существовало, то отыскал бы его.

Это было неожиданно. Как могла Эллен очутиться в Бедламе без соответствующего заключения о безумии? Миллинг поднялся, и колени его хрустнули. И тут мы оба вздрогнули, услышав громовой раскат, докатившийся до нас через полуприкрытую дверь. Даже здесь, под землей, он казался оглушающим.

– Внемлите ему, – проговорил служащий. – Какой грохот! Словно бы сам Господь обрушил на нас свой гнев.

– Не без причины, учитывая все, что творится в этом месте, – отозвался я с внезапно прихлынувшей горечью.

Подняв фонарь, Гервасий вновь посмотрел на меня:

– В этом месте, сэр, все совершается согласно воле короля, нашего господина, суверена и главы церкви. Его приказ служит достаточным основанием для очистки нашей совести.

Я подумал, что, быть может, он верит собственным словам, и, наверное, они позволяют ему делать все это.

– Жаль, что мне так и не удалось отыскать вашу сумасшедшую, – проговорил помощник клерка.

– Что ж, иногда полезным может оказаться и отсутствие сведений в архивах.

Миллинг продолжал смотреть на меня, и в глазах его блестело любопытство, а возможно, и более глубокое чувство.

– Надеюсь, вам удастся найти своих свидетелей по делу Кертисов, сэр, – произнес он негромко. – А что произошло с Майклом Кафхиллом? Насколько мне известно, ничего хорошего, хотя мастер Сьюстер ничего не сказал мне.

Я мрачно посмотрел на клерка:

– Он наложил на себя руки.

Проницательные темные глаза Гервасия опять обратились ко мне:

– Не подумал бы, что он может это сделать. Подавая прошение, он явно испытывал облегчение.

Покачав седеющей головой, старый служащий повел меня в обратную сторону по коридорам. Я вновь услышал тонкое пение золота.

Оказавшись снаружи, я заморгал от неожиданно яркого света. Мостовую покрывали градины, блестевшие под снова обретшим голубизну небом. Воздух посвежел, сделался прохладнее… Я осторожно направился прочь, хрустя хрупкими льдинками на ставшей скользкой мостовой. Во дворцовом дворе появились люди, укрывавшиеся от грозы в дверях.

Я решил дойти до дома Барака, который был мне как раз по дороге, и узнать, вернулся ли он. К тому времени, когда я оказался у большого Чарингского креста, град полностью растаял, и земля под ногами была уже лишь слегка влажной. Проходя мимо отличных новых домов богатеев, выстроившихся вдоль Стрэнда, я размышлял об Эллен. Как могло случиться, чтобы ее поместили в Бедлам, не выписав перед этим заключение о безумии? Кому-то заплатили и до сих пор платят за то, чтобы она оставалась там. Насколько я понимал, она вполне свободно могла оставить заведение хоть завтра, но вот парадокс – именно этого она сделать никак не могла.

Я свернул на Батчер-лейн, короткую улочку, по обеим сторонам которой выстроились двухэтажные дома. Барак и Тамасин снимали первый этаж аккуратного домика, покрашенного в приятные глазу желтый и зеленый цвета. Я постучал в дверь, и мне открыла мамаша Маррис, крепкая женщина на пятом десятке лет. Обычно Джейн Маррис пребывала в духе приветливом и уверенном. Но в тот день она казалась озабоченной.

– В порядке ли мистрис Тамасин? – спросил я с тревогой.

– Она-то в порядке! – ответила Джейн несколько резковато. – А вот про мастера так не скажешь.

Она провела меня в опрятную крохотную гостиную, за окошком которой светился яркими цветами сад. Тамасин сидела посреди груды подушек, придерживая руками живот. По лицу ее текли слезы, но выражение на нем было гневным. Посрамленный Джек Барак сидел в жестком кресле возле стены. Я посмотрел по очереди на них обоих:

– Что случилось?

Тамасин бросила яростный взгляд на супруга:

– Вернулся к нам этот офицер. И дураку Джеку хватило ума записаться в армию!

– Что? Но ведь они берут неженатых!

– Это потому, что Джек вел себя вызывающе, – объяснила молодая женщина. – И позволил себе сцепиться с ним. Джек считает, что может поступать, как ему заблагорассудится. Ему все кажется, что он по-прежнему любимый слуга Томаса Кромвеля, а не клерк-юрист.

Барак дернулся:

– Тамми…

– Я тебе не Тамми! Сэр, не поможете ли вы нам? Ему велено через три дня явиться к Чипсайдскому кресту и принять присягу.

– Так прямо и присягу? Без смотра боевой подготовки?

Мой помощник повернулся ко мне:

– Он сказал, что видит меня насквозь… что, мол, я крепок и способен выносить превратности непогоды. И он не захотел выслушивать никакие аргументы, сразу начал орать. Сказал, что я признан годным и все такое. – Он вздохнул. – Тамми права, это потому, что я повел себя нагло.

– Вербовщики должны выбирать лучших людей вне зависимости от собственной приязни или неприязни, – вздохнул я. – Как его звали?

– Гудрик.

– Хорошо, завтра схожу к олдермену Карверу. – Я строго посмотрел на Барака. – Офицер, возможно, потребует возмещения ущерба, нанесенного его чести, ты же понимаешь.

– Мы тут скопили немного денег, – проговорил Джек негромко.

– Да, скопили! – взвилась Тамасин. – Для ребенка!

Глаза ее наполнились слезами.

Барак пожал плечами:

– Тем не менее их с тем же успехом можно потратить прямо сейчас. Деньги обесцениваются с каждым днем. Ох, смерть господня, Тамми, не стоит снова заливаться соплями!

Я думал, что жена прикрикнет на него, однако она только вздохнула и негромко проговорила:

– Джек, мне бы хотелось, чтобы ты смирился со своим положением в жизни и жил спокойно. Ну почему ты всегда должен ссориться с людьми? Почему ты не можешь жить в мире?

– Прости меня, – ответил ее супруг смиренным тоном. – Мне следовало заранее подумать о последствиях. Но все будет в порядке, мастер Шардлейк сумеет спасти нас.

Закрыв глаза, женщина произнесла:

– Как же я устала, оставьте меня в покое!

– Джек, – торопливо произнес я, – давай-ка выйдем и поговорим о деле. У меня есть кое-какие интересные новости. И я знаю, где нас могут накормить пирогом…

Барак застыл в нерешительности, однако я видел, что Тамасин лучше какое-то время побыть одной.

Оказавшись за дверью, помощник покачал головой:

– Ну и буря была!

– Ну да. Градины в Вестминстере лежали на земле сплошным слоем.

Джек кивнул в сторону своего дома:

– Я не про то.

Я усмехнулся:

– Она права. Ты неисправим.

Мы отправились в находящуюся возле Ньюгейтской тюрьмы таверну, любимую студентами-юристами и ищущими работу солиситорами. В ней было уже полно народа. Компания из нескольких студентов и полудюжины учеников сидела вокруг большого стола. Классовые различия, отметил я, каким-то образом размывались среди молодых людей призывного возраста. Все они были уже основательно навеселе и распевали песню, сделавшуюся популярной после того, как мы разбили скоттов при Солуэй-мосс три года назад: