Мемуары [Лабиринт] - Шелленберг Вальтер - Страница 79

• Предыдущая
• 79/167
• Следующая

Сначала Гейдрих не ответил ни слова. Затем он начал излагать свои возражения; его голос был скрипуч и отрывист: «В профессиональном отношении деятельность сектора „Идеологические противники за рубежом“ остается в моем подчинении, кроме того, приоритет может оставаться за вами. Мюллер будет пользоваться вашими техническими ресурсами; это позволит вам быть осведомленным о всех его планах. Держателем финансов будете также вы. Однако это решение распространяется только на те страны, в которых нет наших полицейских атташе. Для прочих стран мне бы хотелось установить следующую систему…

Полицейские атташе, входящие в группу полицейских атташе, подчиняются мне лично. Вы и Мюллер, а также все другие учреждения СС и полиции могут давать этим полицейским атташе специальные задания. Я предоставляю вам право выбрать человека на пост руководителя группы из числа своих сотрудников. Для того чтобы «сохранить лицо», я издам постановление, чтобы полицейские атташе посылали свои донесения через тех, кто поручил им те или иные задания. Эти донесения должны составляться в трех экземплярах — один остается в группе атташе, один поступает к Мюллеру, один к вам. Отправляйтесь завтра к Мюллеру и обсудите с ним это компромиссное решение». В более дружеском тоне он добавил: «Во всех вопросах, касающихся заграницы, вы являетесь и останетесь для меня единственным компетентным сотрудником и советником».

Мы еще поговорили об особенностях работы разведки в различных оккупированных областях. В результате нашей беседы было установлено, что я по-прежнему отвечаю за сбор общей политической информации, за исключением специальных областей, связанных с проблемами экономики (ими занимается 3-е управление), а также касающихся состояния противника и борьбы с агентами противника (находящихся в ведении 4-го управления). Голландия, Дания, Норвегия, а также те части Польши и России, находящиеся в ведении нашей гражданской администрации (компетенция рейхскомиссаров) должны быть в нашей работе приравнены к территории рейха; таким образом, «зоны влияния» между ведомствами разграничивались здесь так же, как и на территории Германии. Франция, Италия и все балканские страны оставались в ведении 6-го управления. Насчет Балкан у нас состоялся еще специальный спор. Но в конце концов Гейдрих предоставил мне свободу действий в этих странах, причем я со своей стороны подчеркнул, что я, разумеется, не должен иметь ничего общего с какими-либо карательными мероприятиями. Словом, в отношении оккупированных стран я имел право использовать их в качестве дополнительных ресурсов, относительно же Балкан и Франции я отвечал за сбор политической информации. Такое же решение было принято и в отношении Италии.

На следующий день я встретился с Мюллером, чтобы обсудить эти проблемы. После некоторых колебаний он повел игру в открытую: не соглашусь ли я слить все 6-е управление с 4-м, которое Мюллер тогда разделил бы на два больших отдела — «внутренние теории» и «заграница». По отношению ко мне он, по его словам, удовлетворился бы положением «примус интер парес» [34] . Я ответил ему категорическим отказом, однако остерегся допустить открытый разрыв между нами. Мюллер был человеком, умеющим мстить исподтишка.

Когда в один из последующих дней я сообщил об этом Гейдриху, он пригласил меня на ленч. Он был в особенно хорошем настроении, и мне не пришлось долго гадать о причине этого. В первый раз он сообщил мне, что фюрер намеревается сместить рейхспротектора Богемии и Моравии, рейхсминистра Фрайхерра фон Нейрата, и назначить на этот пост его, Гейдриха — сначала в качестве заместителя рейхс-протектора. Я был немало удивлен этим известием. Борман, сообщил Гейдрих, поддержал его кандидатуру, Гиммлер же не очень обрадован этой новостью, но не хочет ставить на его пути препятствий. Вероятно, сказал Гейдрих, он не желает вступать с Борманом в спор относительно решения Гитлера. Затем Гейдрих пустился в пространное описание взаимоотношений между Гиммлером и Борманом и сказал, что имел с последним продолжительную беседу и тот произвел на него впечатление серьезного противника, так что ему кажется очень неразумным враждовать с ним. Борман, по словам Гейдриха, создал себе настолько прочные позиции, что было бы разумно и с нашей стороны уделить ему больше внимания, и он посоветовал мне сообщать Борману не только важную информацию оположении в мире, но и знакомить его время от времени с отдельными интересными донесениями. Кроме того, сказал Гейдрих, Борман осведомился и обо мне, и спросил, не возражает ли Гейдрих против откомандирования меня на полгода в штаб Бормана. Он недоверчиво спросил меня: «Как ему пришла в голову эта мысль? Нет ли у вас побочных связей с ним?»

Отношения между Борманом и Гейдрихом были до сих пор не очень хорошими; они досконально знали сильные и слабые стороны друг друга и действовали с величайшей осторожностью. Если теперь Борман поддерживает предстоящее назначение Гейдриха на должность заместителя рейхспротектора, значит, на это должны быть особые причины.

Гейдрих еще сообщил о том, что его назначение в настоящий момент не утверждено окончательно, но уже сейчас об этом стоит всерьез подумать. В любом случае он не собирается оставлять свою работу в РСХА, по крайней мере, в ближайшее время. Ее ведь легко можно вести и из Праги, так как с помощью ежедневных курьеров и телеграфа обеспечена хорошая связь с Берлином. Кроме того, сказал он, он сможет прилететь в Берлин за какие-то считанные часы на специальном самолете. Он признался, что его крайне привлекает новое поручение, ведь ему вновь открывается возможность создать что-то новое.

Борман намекнул ему, что это означает для него большой шаг вперед, особенно, если ему удастся успешно решить политические, экономические и социальные проблемы этой области, чреватые опасностью конфликтов и взрывов. «В этом случае, — сказал мне Гейдрих, — я смогу быть и вашим союзником». Может быть, он сказал эти слова искренне, но я не особенно им доверял. Слишком часто он выказывал свое расположение ко мне в такой форме, а проходило совсем немного времени, и он становился грубым и невыносимым, что я вставал и уходил из кабинета. Я не мог также никогда отделаться от ощущения, что в один прекрасный день между нами произойдет решающее столкновение. Если он меня до сих пор не «вывел из игры», то, видимо, потому, что, несмотря на многочисленные попытки, ему так и не удалось найти мне замену; кроме того, он, вероятно, чувствовал, что я уже заручился поддержкой Гиммлера.

• Предыдущая
• 79/167
• Следующая