Мемуары [Лабиринт] - Шелленберг Вальтер - Страница 72

• Предыдущая
• 72/167
• Следующая

Напряжение в Берлине — Канарис предостерегает — Гитлер о войне на два фронта — Переговоры с командованием вермахта об использовании подразделений полиции и СД — Соглашение между Гейдрихом и Вагнером — Совещание офицеров отдела 1с и командиров полицейских подразделений — Подготовка к выступлению Гитлера — Дело Хория Сима — Полицейский отчет о советском шпионаже — Разговор у Хорхера — Обмен дипломатов.

Весна 1941 года прошла для берлинцев почти незамеченной. Столица рейха жила все более лихорадочной, нервной жизнью. Казалось, все ощущали, как на Востоке собирались тяжелые грозовые облака. И мы с Канарисом, совершая утреннюю прогулку верхом, поневоле заговаривали о предстоящей войне с Россией. Мы оба считали, что точка зрения генерального штаба, согласно которой мы сможем благодаря нашему военному и техническому превосходству победоносно завершить восточный поход в течение нескольких недель, была очень поверхностной. Однако мы расходились в оценке производственных и транспортных возможностей России. Опираясь на соответствующие документы, я считал, что объем производства танков в России должен намного превосходить данные Канариса, да и в области конструктивных характеристик танков от русских следует ожидать больших сюрпризов. Я основывал эти предложения на высказываниях членов советской военной делегации, посетившей Германию в марте 1941 г. Гитлер тогда приказал: чтобы произвести на русских хорошее впечатление, показать делегации не только наши современные танковые школы, но и раскрыть перед ними секретные предписания и директивы. После осмотра русские сомневались, что мы показали им все, и говорили, что, вопреки приказу Гитлера, кое-что от них утаили. Отсюда я сделал вывод, — они считали продемонстрированные нами модели не принадлежавшими к последнему слову техники, сравнивая их со своими собственными танками. У нас же тогда, на самом деле, не было ничего лучшего; а русские уже в 1941 году могли в массовом порядке применить в бою танк Т-34, превосходивший по своим характеристикам наши танки.

Кроме того, Канарис также утверждал, что у него есть безупречные документы, согласно которым Москва, являющаяся крупным индустриальным центром, связана с Уралом, богатым сырьевыми ресурсами, всего лишь одной одноколейной железной дорогой. На основе имевшихся в нашем распоряжении сообщений я придерживался противоположного взгляда. Один лишь этот пример показывает, насколько трудно было военному командованию, в результате дублирования в работе наших разведывательных служб, правильно оценивать эту противоречивую информацию при составлении своих оперативных планов. Сколько иронии в том, что я сейчас вспоминаю о разговоре с Канарисом, во время которого он поднял вопрос, не склоняется ли Гейдрих также к мнению, что Советский Союз после эффективных военных ударов может быть разрушен изнутри. Гитлер и Гиммлер, а с ними и некоторые представители генералитета придерживались именно этой точки зрения. Канарис намекнул, что он ни в коем случае не разделяет их оптимизма. Видимо, он хотел в результате нашей беседы натолкнуть меня на мысль изложить его точку зрения Гейдриху, а через него и высшему руководству. Его собственное влияние на этих людей, сказал он, уже подорвано.

В первый раз, когда я заговорил с Гейдрихом на эту тему, то получил от него безоговорочно отрицательный ответ: «Я считаю, вы оба используете свои поездки по утрам для того, чтобы постепенно превратиться в жалобщиков». В другой раз он дал мне сильнейший нагоняй, который мне когда-либо приходилось получать от него: «Оставьте, в конце концов, ваши обывательские и пораженческие сомнения». Я осторожно заметил, не усилит ли Сталин под воздействием военных неудач свой партийный аппарат. Хотя Гейдрих и дал мне столь резкий отпор, все же мне казалось, что он был слишком трезвым человеком, чтобы в глубине души не учитывать такую возможность. Чем напряженнее становилась обстановка в ожидании войны с Россией, тем нервознее и рассеяннее становился Канарис. В разговорах со мной он беспорядочно затрагивал одну проблему за другой, перескакивал с обсуждения американского авиационного производства на политические события на Балканах, неминуемо, в конце концов, приходя к вопросу о России. Видимо, таким образом он хотел заглушить свой глубокий пессимизм. Это состояние его психики настолько обострилось, что иногда я, слушая его, готов был расхохотаться, не будь обстоятельства столь серьезными. Он часто в то время звонил мне и говорил настолько бессвязно, что понять его мог только тот, кто хорошо знал Канариса. Однажды я все-таки обратил один такой телефонный разговор в шутку, сказав ему: «Пожалуй, набралось достаточно материала, чтобы представить Гейдриху доклад о ночном пении „птиц-жалобщиков“. Он испуганно воскликнул в ответ: „Ах, я совсем забыл, что мы с вами не одни, что нас держат «на крючке“.

Через несколько дней, помнится в начале мая, меня пригласил на обед Гейдрих. Сначала он говорил со мной об обычных служебных делах, затем перешел к предстоящей русской кампании, намекнув при этом на изменившуюся точку зрения Гитлера на англичан как военных противников. Теперь, сказал Гейдрих, Гитлер — после провала авиационной стратегии Геринга в небе над Британскими островами — склоняется к предположению, что при существующих обстоятельствах Англия все же сможет с помощью Америки ускорить процесс своего вооружения. Поэтому он всеми средствами форсировал строительство подводного флота; он намеревается, по словам Гейдриха, сделать его настолько мощным, чтобы отпугнуть США от активного вступления в войну. Даже в случае участия в войне Соединенных Штатов нет оснований ожидать вторжения на европейский материк раньше, чем через полтора года [27] . Этого времени казалось Гитлеру достаточно для нападения на Россию, не подвергаясь опасности войны на два фронта. Если это время не использовать, считал Гитлер, Германия окажется зажатой между двух врагов — союзников, угрожающих вторжением, и Россией, усилившейся настолько, что вряд ли мы сможем отразить удар с Востока. Военные приготовления в России, он считает, приняли настолько угрожающий характер, что следует ожидать нападения Советов. Сталин может в любой момент превентивно использовать наши затруднения и на Западе, и в Африке. Пока еще мощь нашего вермахта достаточна, чтобы нанести поражение России во время этой передышки. Столкновение с Советским Союзом, по мнению Гитлера, рано или поздно неизбежно, так как этого требует безопасность Европы. Поэтому было бы лучше предотвратить эту опасность, пока мы чувствуем себя вправе полагаться на собственные силы. Генеральный штаб уверяет, что благодаря фактору внезапности кампания сможет быть победоносно завершена к рождеству 1941 года. Однако Гитлер, по словам Гейдриха, полностью осознает всю тяжесть и далеко идущие последствия своего решения, поэтому он хочет использовать любые средства для достижения успеха. Ввиду этого он не только разрешает, но и приказывает использовать подразделения полиции безопасности и порядка в этой решающей кампании. Эти подразделения следует использовать («в зоне действия сухопутных войск») прежде всего в тыловых, но частично и в прифронтовых районах и в районах боевых действий — впервые в нашей практике. Используя эти части в боевой обстановке, Гитлер думает одновременно снять с них обвинение в том, что они якобы сплошь состоят из шкурников, радующихся возможности ограничиться поддержанием порядка лишь в тылу. Эту мысль Гитлера следует приветствовать, так как она означает усиление позиций полиции по отношению к вермахту и влечет за собой всевозможные преимущества как в области личного состава, так и организации. В тыловом районе в задачи полицейских подразделений должна входить защита войск от диверсантов и шпионов, а также охрана важных лиц и документов. Кроме того, необходимо подумать о том, чтобы привлечь полицию к поддержке деятельности всей интендантской службы, к охране железных дорог, аэродромов, помещений для войск и складов с боеприпасами. Новые формы ведения «молниеносной войны» вызывают необходимость сделать эти подразделения моторизованными, чтобы они не отставали от подвижных частей сухопутных войск. Все это в принципе уже обсуждено с фюрером, сказал Гейдрих, а все подробности, особенно в техническом отношении, необходимо урегулировать с генерал-квартирмейстером сухопутных войск.

• Предыдущая
• 72/167
• Следующая