Женский день - Метлицкая Мария - Страница 16

• Предыдущая
• 16/60
• Следующая

– Как он тебя любит! – восхитилась Аля тогда.

А бабушка рассмеялась.

– Дурочка ты! Здесь – другое. Просто боится… Остаться без меня, понимаешь? Вся его жизнь ведь рухнет…

Поняла тогда Аля не очень. «Очень» поняла потом, когда выросла.

Жизнь у Ольшанских была сказкой – театр, концерты, походы в гости, куда звали деда «великие» люди. Уют, созданный Валечкой. Дача в Разливе, куда отправлялись на лето. Нарядные платья, туфельки, куклы с «настоящими» волосами. Заколочки, ленточки, школьная форма, сшитая на заказ у известной портнихи.

И школьная жизнь – разумеется, в бабулиной школе, – где на внучку директрисы не могли надышаться.

На Театральную, в семью бедной Лидочки, ходили примерно два раза в месяц. И это было для Али… почти наказанием.

В квартире было тихо, мрачно, тревожно. Прабабка и прадед уже «успокоились», и бабушка Александра Васильевна и дед Семен Андреевич остались одни. Огромная квартира напоминала склеп – верхний свет не зажигался, не из экономии, нет. Просто… Просто после смерти дочери и внука они запретили себе жить.

В Лидочкиной комнате был устроен иконостас из ее и Петиных фотографий. К Але, единственной внучке, они были совершенно равнодушны – горе забрало у них все чувства.

Они безучастно смотрели на внучку, не расспрашивали ее о школьных успехах, не интересовались ее увлечениями и совсем не замечали Алиной красоты.

Предлагали попить чаю, но Аля и бабушка Нина всегда почему-то отказывались.

Иногда дед уходил в библиотеку и выносил какую-нибудь старую книжку в подарок Але. Он долго и занудливо бубнил, как бережно надо относиться к книгам, ни в коем случае не загибать страницы и не давать читать подругам.

Аля корчила гримасу, приседала в книксене и «сердечно» благодарила за подарок.

Они выходили на улицу и жадно вдыхали свежий влажный питерский воздух.

Бабушка Нина тяжело вздыхала и бормотала всегда одну и ту же фразу:

– Похоронили себя. Устроили себе добровольное кладбище.

Но говорила не с осуждением, а с жалостью.

Они заходили в кондитерскую «Север» или в «Лягушатник» и устраивали себе «пир горой». Потом, объевшись мороженого и пирожных, шли в Гостиный двор или в ДЛТ – Дом ленинградской торговли – поглазеть. А если Але что-то нравилось, бабушка Нина немедленно это покупала.

Аля вбегала в квартиру и бросалась на шею любимому деду. И он так бурно радовался, словно не видел ее несколько дней.

Отец приезжал редко, раз или два в год. И приезжал уже с новой женой. Точнее, женой она была новой, а вот знакомой совсем и не новой – папа женился на тете Свете, маминой бывшей подружке, гарнизонном враче. Тетя Света была доброй, но «бестолковой» – по словам бабули. И еще «очч-чень простой».

Тетя Света начинала «забеги» по магазинам, исчезала рано утром и приходила лишь к вечеру, увешанная авоськами и кульками. И принималась раскладывать на диване свой «импорт».

«Импорт» был главным достижением и радостью тети Светы.

Она, со счастливой улыбкой, шуршала жесткой целлофановой оберткой от мужских сорочек, тянула рукой импортные колготки, примеряла юбки и кофточки, крутилась перед зеркалом и предлагала всем восхищаться вместе с ней – или хотя бы разделить ее радость.

«Это так… провинциально и так навязчиво», – говорила бабуля. Только Валечка поддерживала тетю Свету и вместе с ней восторгалась покупками.

Тетя Света притаскивала с собой необъятные баулы с соленьями, вареньями и грибами. Валечке все это нравилось, и она нахваливала бабуле «новую» невестку. Она была совсем неплохая, эта Света. Но… Не своя – бабушкины слова.

Отец с тетей Светой хотели забрать Алю к себе. Но бабуля и дед встали стеной – что у вас там? Медведи по улицам ходят. А климат? А школа? А общее развитие? Ну уж нет! Девочку вам, не отдадим! Она живет в культурной столице и развивается – а у вас? Будет слушать самодеятельных запевал, а не Чайковского в Консерватории? Будет ходить в кружок макраме, а не в «Мариинку» и «Русский»?

Отец молчал и был, казалось, согласен с родителями. А тетя Света… Та, кажется, облегченно выдохнула. Выдохнула – и через два года родила отцу мальчика. Мальчика назвали Бориской – в честь деда, на что дед, кстати, отреагировал абсолютно спокойно: какой-то незнакомый и далекий мальчик, рожденный от чужой и малознакомой женщины, его совсем не волновал – у него была внучка! Обожаемая внучка. Аля Ольшанская. Все, достаточно.

Когда Але исполнилось шестнадцать, бабуля и дед озаботились ее будущим. Бабуля настаивала на журналистике, а дед упрямо твердил, что «Алечке нужно в театральный», и только.

– Посмотри, какая красавица! – горячился дед. – Ты где-нибудь подобное видела?

– Да видела! – устала махала рукой бабуля, продолжая не соглашаться с мужем.

– Что красота? – настаивала она. – Кому и когда от нее была польза? Пусть получит профессию, а уж там – как бог даст. Где они, твои актрисы? Пара-тройка известных, а остальные? Хорошо, если удачно пристроились замуж. А так…

Дед уже почти сломался, как вдруг подвернулся случай. Его приятель, известный режиссер, начал съемки новой картины. Обмолвился об этом Борюсику, как называли его старые друзья, и тот притащил в павильон Алю. Кстати, ни о чем не подозревающую.

На роль легкомысленной и обольстительной студентки требовалась красивая и уверенная в себе девушка. Дед легонько вытолкнул внучку вперед и задумчиво произнес:

– Виталик, а попробуй. Мою.

В тот же день Виталик Алю утвердил. Аля, растерянная, перепуганная, смущенная, пришла на съемки с дедом. Дед помогал ей, нашептывая на ухо, поправлял, ругался с Виталиком, даже поссорился с ним и объявил, что внучку уводит.

В конце концов все разрешилось, и Аля снялась в своем первом фильме. А после десятого класса спокойно прошла все экзамены и туры в театральный.

Бабуля, вздыхая, с этим смирилась, но еще долго попрекала мужа, что в несложившейся Алечкиной судьбе будет виноват он один.

В тот год сразу, почти одновременно, они похоронили Лидочкиных родителей. И Але досталась квартира на Театральной, в которую своевременно, не без уговоров и труда, Нине Захаровне удалось прописать их общую внучку. Как чувствовала! Она потом и сказала:

– Было понятно, что в подземелье долго не живут!

Аля, молодая, красивая, уже успешная, в одночасье стала обладательницей роскошных, хотя и мрачных хором.

Но это дело, понятно, поправимое. Ремонт – и вся недолга! Впрочем, о ремонте совсем не думали – огромные деньги, время, нервы, да и вообще – зачем Алюне сейчас эта квартира? Ей замечательно и в родном доме.

Ни к чему. А вот в дальнейшем, когда придет время… И Алечка выйдет замуж…

Собственно, так и случилось. Только совсем не скоро, через четыре года.

А лучше бы – не сложилось никак. И еще – никогда!

В театральном Аля училась без проблем. Да по-другому и быть не могло. Дед – известный артист, есть прекрасная роль в кино, да и сама Аля – красавица, каких мало.

Аля и вправду в свои восемнадцать расцвела как прекрасный цветок. Высокая, стройная, длинноногая. С копной рыжих кудрей и глазами цвета июльского неба. Мужчины всех возрастов провожали ее восхищенными и встревоженными взглядами. А ей хоть бы хны! Ни о каких романах она и не думала. Но… до поры…

Она увидела его в вузовском коридоре. Он шел стремительно, не замечая никого вокруг, и взгляд его был устремлен, казалось, в себя. Огромного роста, широкоплечий, но тонкий в кости, с буйными смоляными волосами, обрамляющими узкое, белокожее и прекрасное в своем благородстве лицо.

По коридору, словно внезапный ветер, покатился восторженный девичий шелест. Будто сгустился и запах чем-то тревожным, точно перед грозой, душный воздух.

– Аристархов, – услышала Аля перекаты девичьего шепота.

Она тоже остановилась, сбилась с шага и прижалась к холодной стене.

Аристархов прошел, словно призрак, видение, не взглянув на нее. В ноздрях остался запах его одеколона – терпкий, горьковатый, волнующий.

• Предыдущая
• 16/60
• Следующая