Незнакомец в зеркале - Шелдон Сидни - Страница 57

• Предыдущая
• 57/64
• Следующая

Джилл представила себе, какой он высокий, красивый и сильный, и подумала о той уродливой карикатуре на человека, которая находилась в соседней комнате.

— Спасибо, Дэвид. Я очень ценю твою заботу. Но ничего не надо. Пока ничего.

— У нас в Хьюстоне есть несколько отличных врачей. Лучших в мире. Я мог бы переправить их к нему самолетом.

Джилл почувствовала, что у нее перехватывает горло. О, как ей хотелось попросить Дэвида приехать к ней, увезти ее отсюда! Но она не могла. Она была связана с Тоби и понимала, что никогда не сможет бросить его.

Никогда, пока он жив.

Доктор Каплан закончил обследование Тоби. Джилл ждала его в библиотеке. Когда он вошел, она резко повернулась к нему.

— Ну, Джилл, я иду с хорошими, и с плохими новостями, — попытался неуклюже пошутить доктор.

— Сообщите мне сначала плохие.

— Боюсь, что нервная система Тоби пострадала слишком сильно, чтобы можно было надеяться на ее восстановление. Об этом не может быть и речи на этот раз. Он больше не сможет ни ходить, ни говорить.

Она долго смотрела на него, потом спросила:

— Какие же хорошие новости?

Доктор Каплан улыбнулся:

— У Тоби феноменально сильное сердце. При надлежащем уходе он проживет еще двадцать лет.

Джилл смотрела на него, не веря услышанному. «Двадцать лет. Вот так хорошие новости!» Она мысленно представила себя с оседлавшей ее ужасной горгульей из комнаты наверху и подумала, что попала в ловушку кошмара, от которого нет избавления. Она никогда не сможет развестись с Тоби. Никогда, пока он жив. Потому что никто этого не поймет. Ведь она была той героиней, которая однажды спасла ему жизнь. Все будут считать себя преданными и обманутыми, если теперь она его бросит. Даже Дэвид Кенион!

Дэвид звонил теперь ежедневно и говорил без конца о ее потрясающей верности и самоотверженности, и они оба ощущали, как между ними циркулирует глубокий эмоциональный поток.

Фраза: «Когда Тоби умрет…» никогда не произносилась вслух.

Три сиделки ухаживали за Тоби круглые сутки, сменяя друг друга. Они работали четко, умело и бесстрастно, как машины. Джилл рада была их присутствию, потому что она не могла заставить себя подойти близко к Тоби. Вид этой жуткой, ухмыляющейся маски отталкивал ее. Джилл искала любые предлоги, чтобы не ходить к нему в комнату. А когда она все-таки заставляла себя пойти к нему, то моментально ощущала в нем перемену. Даже сиделки это чувствовали. Тоби лежал неподвижно, с потухшим взглядом, устремленным в пространство. Но стоило Джилл войти в комнату, как в его ярко-синих глазах разгорался огонь жизни. Джилл читала мысли Тоби так ясно, словно он говорил вслух. «Не дай мне умереть. Помоги мне! Помоги!»

Джилл стояла, глядя на его разрушенное тело, и думала: «Я не могу помочь тебе. Тебе не следует жить в таком виде. Лучше умереть!»

Эта мысль стала овладевать сознанием Джилл.

Газеты публиковали рассказы о том, как жены освобождали от страданий своих неизлечимо больных мужей. Даже кто-то из врачей признавался, что намеренно позволил умереть определенным больным. Эвтаназия — так это называлось. Умерщвление из сострадания. Но Джилл знала, что это можно назвать и убийством, даже если в Тоби больше нет ничего живого, кроме этих проклятых глаз, которые неотступно следят за ней.

В последующие недели Джилл совершенно не выходила из дома. Большую часть времени она проводила, запершись у себя в спальне.

Ее головные боли возобновились, и она не находила облегчения.

В газетах и журналах печатались волнующие повествования о парализованном суперкумире и его преданной жене, которая однажды уже вернула его к жизни. Везде активно обсуждался вопрос о том, сможет ли Джилл повторить чудо. Но она знала, что никаких чудес больше не будет. Тоби никогда не выздоровеет.

«Двадцать лет!..» — сказал доктор Каплан. А там, за стенами этого дома, ее ждет Дэвид. Ей необходимо найти способ, как бежать из своей тюрьмы.

Это началось в сумрачное, ненастное воскресенье. Утром пошел дождь и зарядил на весь день, стуча по крыше и в окна дома, пока Джилл не стало казаться, что она сейчас сойдет с ума. Она читала у себя в спальне, пытаясь отключиться от настырного стука дождя, когда к ней вошла ночная сиделка. Ее звали Ингрид Джонсон. Она была в накрахмаленной одежде и выглядела строго.

— Горелка наверху не работает, — объявила Ингрид. — Мне придется спуститься в кухню, чтобы приготовить обед для мистера Темпла. Не побудете ли вы с ним несколько минут?

Джилл почувствовала неодобрение в голосе сиделки. Той казалось странным, что жена совсем не подходит к постели больного мужа.

— Я присмотрю за ним, — пообещала Джилл.

Она отложила книгу и пошла по коридору к комнате Тоби. Как только Джилл вошла, ей в ноздри ударил знакомый тяжелый запах болезни. В тот же миг на нее нахлынули воспоминания о тех долгих, страшных месяцах, когда она боролась за жизнь Тоби.

Под головой у Тоби была большая подушка. Когда он увидел входящую Джилл, его глаза вдруг ожили, посылая ей отчаянные сигналы. «Где ты была? Почему не приходила ко мне? Ты мне нужна. Помоги мне!» Казалось, у его глаз есть голос. Джилл посмотрела на это отвратительное скрюченное тело, на эту ухмыляющуюся маску смерти и почувствовала дурноту. «Ты никогда уже не поправишься, будь ты проклят! Ты должен умереть! Я хочу, чтобы ты умер!»

Продолжая смотреть на Тоби, Джилл увидела, что выражение глаз у него меняется. В них отразились шок, неверие, а потом они стали наливаться такой ненавистью, такой лютой злобой, что Джилл невольно отступила на шаг от кровати. Она поняла, что произошло. Она высказала свои мысли вслух.

Джилл повернулась и опрометью бросилась вон из комнаты.

Утром дождь прекратился. Из подвала принесли старое кресло-каталку для Тоби. Дневная сиделка Френсис Гордон повезла Тоби в сад, чтобы он мог побыть на солнце. Джилл было слышно, как кресло везут по коридору к лифту. Она подождала несколько минут, потом спустилась вниз. Проходя мимо библиотеки, она услышала звонок телефона. Звонил Дэвид из Вашингтона.

— Как ты сегодня? — его голос звучал тепло и заботливо.

Она никогда еще не была так рада слышать его.

— Хорошо, Дэвид.

— Я хотел бы, чтобы ты была со мной, дорогая.

— Я тоже. Я так люблю тебя. И хочу тебя. Хочу, чтобы ты обнимал меня, как раньше. Ох, Дэвид…

Что-то заставило ее обернуться. Тоби был в холле, пристегнутый к своему креслу, — там, где его на минутку оставила сиделка. Он смотрел на Джилл с такой ненавистью и злобой, что его взгляд действовал как физический удар. Его разум говорил с ней через глаза, кричал ей: «Я убью тебя!» Джилл в панике уронила трубку.

Она выбежала из комнаты, взбежала вверх по лестнице, все время ощущая, как ненависть Тоби гонится за ней, словно какая-то яростная злая сила. Она провела в спальне весь день, отказываясь от пищи. Она сидела в кресле в состоянии шока, снова и снова возвращаясь мыслями к тому моменту у телефона. Тоби знает. Он знает. Она никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза.

Наконец настала ночь. Была середина мая, и воздух все еще хранил дневную жару. Джилл широко распахнула окна своей спальни, чтобы поймать хоть слабое дуновение ветерка.

В комнате Тоби дежурила сестра Галлахер. Она на цыпочках подошла к кровати взглянуть на больного. Сестра Галлахер сожалела, что не может прочитать его мысли, потому что тогда ей, возможно, удалось бы помочь бедняге. Она подоткнула вокруг него одеяло.

— А теперь вам надо поспать хорошенько, — бодро сказала она. — Я еще загляну к вам.

Никакой реакции на это не последовало. Он даже не посмотрел в ее сторону.

«Может, оно даже и лучше, что я не могу прочитать его мысли», — подумала сестра Галлахер. Она бросила на него последний взгляд и ушла в свою маленькую гостиную посмотреть какую-нибудь позднюю передачу по телевидению. Сестре Галлахер нравились теледиалоги. Она любила смотреть на рассказывающих о себе киноактерах. Это делало их совсем земными, обыкновенными, простыми людьми. Она приглушила звук, чтобы не беспокоить своего подопечного. Но Тоби Темпл и так ничего бы не услышал. Мысли его были далеко.

• Предыдущая
• 57/64
• Следующая