Незнакомец в зеркале - Шелдон Сидни - Страница 38

• Предыдущая
• 38/64
• Следующая

— Тогда сделайте одолжение, мой мальчик, позвоните ему и скажите это.

— Что?!

— Позвоните Тоби и скажите, что он вам нравится.

— Ну конечно! Завтра утром первым делом обязательно позвоню ему.

— Звоните сейчас.

— Но ведь сейчас три часа ночи!

— Это ничего. Он ждет вашего звонка.

Когда молодой человек набрал номер Темпла, трубку сняли сразу же. Он услышал голос Тоби: «Алло!»

Администратор проглотил застрявший в горле комок и произнес заикаясь:

— Я… я просто хотел сказать вам, что считаю вас великолепным актером.

— Спасибо, дружок, — сказал Тоби и положил трубку.

Окружение Тоби непрерывно расширялось. Иногда он просыпался среди ночи и звонил друзьям, чтобы приходили сыграть партию в джин, или будил О'Хэнлона и Рейнджера и вызывал их на рабочее совещание. Он часто всю ночь напролет смотрел кинофильмы у себя дома, в компании с тремя Маками, Клифтоном Лоуренсом и полдюжиной «звездочек» и прихлебателей.

И чем больше людей собиралось вокруг Тоби, тем сильнее он чувствовал свое одиночество.

Шел ноябрь 1963 года, и осеннее солнце уступило место слабому, негреющему свету, падавшему с небес. По утрам теперь стало туманно и зябко, настала пора первых зимних дождей.

Джилл Касл заходила в заведение Шваба каждое утро, но ей казалось, что разговоры были всегда одни и те же. «Уцелевшие» обсуждали, кто потерял роль и почему. Они упивались каждым разносным обзором и обсуждали все положительные рецензии. Это было похоже на плач неудачников, и Джилл начала задавать себе вопрос, не становится ли и она такой же, как все остальные. Она все еще была уверена, что обязательно станет известной персоной, но, глядя вокруг на одни и те же знакомые лица, Джилл поняла, что и они все думали точно так же о себе. Неужели мы потеряли контакт с действительностью и делали ставку на мечту, которой не суждено никогда осуществиться? Мысль об этом была ей невыносимой.

Джилл стала матерью-исповедницей для этих людей. Они приходили к ней со своими проблемами, и она выслушивала их и старалась помочь — то советом, то несколькими долларами, то ночлегом на неделю-другую. Она редко назначала свидания, потому что была целиком поглощена своей карьерой и потому, что не встретила никого, кто бы ей нравился.

Каждый раз, когда Джилл удавалось отложить немного денег, она посылала их матери вместе с длинными, восторженными письмами о том, как превосходно идут у нее дела. Вначале мать отвечала на ее письма, уговаривая Джилл раскаяться и стать невестой Христовой. Но поскольку Джилл время от времени снималась в фильмах и посылала домой больше денег, мать начала даже гордиться карьерой дочери. Она больше не была против того, что Джилл выбрала путь актрисы, но настаивала, чтобы та добивалась ролей в религиозных фильмах. «Я уверена, что мистер де Милль даст тебе роль, если ты объяснишь ему, какое религиозное воспитание ты получила», — писала она Джилл.

Одесса — небольшой городок. Мать Джилл все еще работала на «нефтяных людей», и Джилл знала, что она обязательно будет рассказывать о ней, что рано или поздно Дэвид Кенион услышит о ее успехах. Поэтому в письмах Джилл сочиняла истории о всех кинозвездах, с которыми работала, никогда не забывая называть их просто по имени. Она научилась уловке всех актеров на эпизодических ролях — договариваться с работающим на съемочной площадке фотографом, чтобы он сфотографировал ее стоящей рядом с актером-кинозвездой. Фотограф отдавал ей два отпечатка, и Джилл посылала один матери, а другой оставляла себе. В письмах она давала понять, что до статуса кинозвезды ей остается всего один шаг.

По обычаю, существующему в Южной Калифорнии, где никогда не выпадает снег, за три недели до Рождества по Голливудскому бульвару проходит шествие с Санта-Клаусом, а после этого каждый вечер и до самого кануна Рождества ладья Санта-Клауса повторяет этот путь. Жители Голливуда столь же добросовестно относятся к празднику младенца Иисуса, как и их северные соседи. Они не виноваты, что «Слава Всевышнему на небесах», «Тихая ночь» и «Рыженосный олень Рудольф» доносятся из домашних и автомобильных радиоприемников в городе, изнемогающем от жары. Они столь же горячо жаждут настоящего, белого Рождества, как и другие американцы, но так как знают, что Бог им этого не пошлет, то научились сами создавать желаемое. Они развешивают на улицах рождественские лампочки, ставят везде искусственные елки с вырезанными из папье-маше Санта-Клаусами с санями и оленями. Кинозвезды и характерные актеры всеми силами добиваются участия в шествии с Санта-Клаусом — не потому, что горят желанием поддержать праздничное настроение у тысяч детей и взрослых, выстраивающихся вдоль улиц, по которым проходит шествие, а из-за того, что оно показывалось по телевидению и их лица увидят зрители всего материка.

Джилл Касл стояла на углу одна и смотрела на длинную вереницу кативших мимо нее украшенных платформ, с которых кинозвезды приветливо махали своим восторженным поклонникам. В этом году обер-церемониймейстером шествия был Тоби Темпл. Толпы его обожателей неистово кричали, когда мимо них проезжала его платформа. Перед Джилл на мгновение мелькнуло простодушное лицо Тоби с его лучезарной улыбкой и тут же скрылось.

Прошел, играя, оркестр голливудской средней школы, за ним проплыла платформа масонского храма и промаршировал оркестр морской пехоты. Гарцевали всадники в костюмах ковбоев, шел оркестр Армии Спасения. Тут были поющие группы с флагами и лентами, платформа «Ягодной фермы Нотта», украшенная сделанными из цветов животными и птицами, пожарные машины, клоуны и джазбанд. Все это, может быть, и не передавало духа рождественских праздников, зато было вполне в духе голливудского зрелища.

Джилл случалось работать с некоторыми из характерных актеров, ехавших сейчас на платформах. Один из них помахал ей и крикнул с высоты:

— Привет, Джилл! Как дела?

Несколько человек из толпы обернулись и с завистью на нее посмотрели, и это дало ей чудесное ощущение собственной значимости: людям известно, что она работает в кинобизнесе. Рядом с ней глубокий грудной голос произнес:

— Извините, вы — актриса?

Джилл обернулась. Она увидела высокого, светловолосого, красивого молодого человека лет двадцати пяти. Его лицо покрывал загар, а приветливая улыбка обнажала белые ровные зубы. Он был одет в старые джинсы и синюю твидовую куртку с кожаными заплатами на локтях.

— Да.

— Я тоже. То есть актер. — Он широко улыбнулся и прибавил: — Пытающийся пробиться.

Джилл указала на себя и сказала:

— Пытающаяся пробиться.

Он засмеялся:

— Можно предложить вам чашку кофе?

Его звали Алан Престон, он приехал из Солт-Лейк-Сити, где его отец служил пресвитером в морской церкви.

— У меня в детстве было слишком много религии и слишком мало развлечений, — признался Алан Джилл.

«Это звучит почти пророчеством, — подумала Джилл. — У нас с ним был совершенно один и тот же тип окружения».

— Я неплохой актер, — грустно сказал Алан, — но жизнь в этом городе поистине сурова. Дома все хотят тебе помочь. А здесь кажется, будто все ополчились против тебя.

Они проговорили до закрытия кафе и к тому времени уже стали старыми друзьями. На вопрос Алана, не хочет ли она зайти к нему, Джилл лишь на секунду замешкалась с ответом.

— Хорошо, пойдем.

Алан Престон жил в доме, где сдавались меблированные комнаты, за Хайлэнд-авеню, в двух кварталах от Голливудского амфитеатра. У него была маленькая комнатка в задней части дома.

— Им бы следовало назвать это место «Подонки», сказал он Джилл. — Ты бы видела, что за типы здесь живут. Все они думают, что обязательно преуспеют в шоу-бизнесе.

«Совсем как мы», — подумала Джилл.

Меблировка комнаты Алана состояла из кровати, бюро, стула и небольшого расшатанного стола.

• Предыдущая
• 38/64
• Следующая