История мира в 10 1/2 главах - Барнс Джулиан Патрик - Страница 22

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая

Она знала, что рыба идет кошкам на пользу. Знала, что они здесь мало двигаются и потому толстеют. Но все же ей казалось, что Линда потолстела больше, чем Пол. Она не хотела верить, что это произошло. Не отваживалась.

Однажды она увидела землю. Завела мотор и поплыла к ней. Когда она уже различала мангровые деревья и пальмы, горючее кончилось, и ветер стал относить ее прочь. Удивительно, но, глядя на исчезающий остров, она не чувствовала ни грусти, ни разочарования. В любом случае, подумала она, найти новую землю с помощью дизельного двигателя было бы обманом. Надо учиться все делать по-старому: будущее лежит в прошлом. Пусть ветры ведут и охраняют ее. Она выбросила канистры из-под горючего за борт.

Я сошла с ума. Наверно, до отплытия я забеременела. Конечно. Как я не догадалась, что это и есть ответ? Все эти шуточки Грега насчет того, что он только оплодотворитель, а я не понимала очевидного. Вот зачем он вообще был. Вот зачем я его встретила. Все эти уловки кажутся теперь такими странными. Куски резины, мазь туда, таблетки внутрь. Больше ничего этого не будет. Мы должны опять вернуться к природе.

Узнать бы, где сейчас Грег; если он еще где-нибудь есть. Может быть, он умер. Я никогда не верила этому закону, что выживают самые приспособленные. Глядя на нас, всякий решил бы, что уцелеть предстоит Грегу: он крепче, сильнее, практичней, во всяком случае, по нашим меркам, консервативней, беспечней. Я мнительна, никогда не умела плотничать, не такая самостоятельная. Но уцелеть суждено мне; во всяком случае, у меня есть шанс. Выживание мнительных — вот, значит, что получается? Люди, подобные Грегу, вымрут, как динозавры. Если хочешь уцелеть, ты должен понимать, что происходит; это и есть настоящее правило. Я уверена, были звери, которые почувствовали приближение ледникового периода и отправились в далекий, трудный путь в поисках безопасных земель с более теплым климатом. И уверена, что динозавры считали их чересчур нервными, приписывали все предменструальному синдрому, говорили, курицы безмозглые. Интересно, северные олени знали, что с ними случится? Вам не кажется, что они всегда это как-то чувствовали?

Мне говорят, я ничего не понимаю. Не умею делать правильные выводы. Послушайте-ка их, послушайте, как они делают выводы. Случилось это, говорят они, а благодаря этому случилось то. Была война тут, битва там, где-то свергли короля, великие люди — вечно эти великие люди, я устала от великих людей — вот настоящие виновники событий. Может быть, я слишком долго была на солнце, но я не понимаю их выводов. Я гляжу на историю мира, которая подходит к концу, хотя они этого не замечают, и не вижу того, что видят они. Все, что я вижу, — это откуда берутся старые выводы, делать которые мы давно разучились, потому что так проще травить оленей, и рисовать им полосы на спине, и скармливать их норкам. Кто же виновник этих событий? Какой великий человек поставит это себе в заслугу?

Смешно. Послушайте этот сон. Я лежала в постели, и я не могла двигаться. Все было немного размытым. Я не знала, где я. Там был человек. Не помню, как он выглядел, — просто человек. Мужчина. Он сказал:

— Как вы себя чувствуете? Я сказала:

— Прекрасно.

— Правда?

— Конечно. А что тут странного?

Он не ответил, только кивнул и, казалось, оглядел сверху вниз все мое тело — я была под одеялом, разумеется. Потом сказал:

— Больше не тянет?

— На что не тянет?

— Вы знаете, о чем я говорю.

— Прошу меня извинить, — сказала я (забавно, как во сне вдруг становишься необычайно вежливой, хотя наяву и не подумала бы), — прошу меня извинить, но я действительно не имею ни малейшего понятия о том, на что вы намекаете.

— Вы нападали на людей.

— Да ну? И что же мне было нужно — их кошельки?

— Нет. Похоже, все дело в сексе.

Я засмеялась. Человек нахмурился; я помню его нахмуренные брови, хотя все остальное лицо забылось.

— Ну это уж чересчур прозрачно, — сказала я, чопорная актриса из старого фильма. Потом посмеялась еще. Знаете этот момент, словно просвет в облаках, когда во сне вдруг понимаешь, что ты только спишь? Он снова нахмурился. Я сказала: Не будьте таким банальным. — Это не понравилось ему, и он ушел.

Я проснулась, усмехаясь про себя. Думала о Греге, и о кошках, и о том, не беременна ли я, и вот вам, пожалуйста, эротический сон. Сознание бывает весьма прямолинейным, правда? Откуда у него уверенность, что оно сможет обмануть вас даже таким нехитрым способом?

Плывем куда глаза глядят, а в голове у меня все вертится этот стишок:

В год тысяча четыреста девяносто второй

Колумб переплыл океан голубой.

А дальше что? Все у них всегда так просто. Имена, даты, свершения. Ненавижу даты. Даты — это выскочки, даты — всезнайки.

Она никогда не сомневалась, что доплывет до острова. Она спала, когда их пригнало сюда ветром. Все, что от нее потребовалось, — это провести лодку меж двух каменных шишек и причалить к галечной отмели. Здесь не было ни роскошного песчаного пляжа, мечты туриста, ни кораллового волнолома, ни даже кивающей пальмы. Она почувствовала облегчение и благодарность. Лучше, чтобы песок был скалой, пышные джунгли — кустарником, плодородная почва — кучей мусора. Излишек красоты, излишек зелени могли бы заставить ее позабыть обо всей остальной планете.

Пол выскочил на берег, но Линда ждала, пока ее перенесут. Да, подумала она, вот мы и нашли землю. Первое время она решила спать в лодке. Полагалось сразу по прибытии начинать строить бревенчатую хижину, но это было глупо. Может, этот остров еще и не подойдет.

Она надеялась, что с высадкой на остров кошмары наконец прекратятся.

Стояла сильная жара. Как будто сюда провели центральное отопление, сказала она себе. Не было ни ветерка, погода не менялась. Она наблюдала за Полом и Линдой. Они были ее утешением.

Кошмары, сообразила она, вполне могут быть оттого, что она спит в лодке, оттого, что после дневных прогулок ей приходится всю ночь проводить в тесноте и духоте. Наверно, ее сознание бунтует, просится наружу. Тогда она соорудила себе маленький навес там, куда не добирался прилив, и стала спать под ним.

Но это не помогло.

С ее кожей творилось что-то ужасное.

Кошмары стали хуже. Она решила, что это нормально, если слово «нормально» вообще имеет теперь какой-нибудь смысл. По крайней мере, в ее положении этого следовало ожидать. Она была отравлена. Насколько сильно, она не знала. Мужчины в ее снах всегда были очень вежливы, даже мягки. Это и научило ее не доверять им: они искушали ее. Сознание пыталось побороть реальность, спорило с самим собой, с тем, что было ему известно. Тут, конечно, работала какая-то химия, антитела или что-нибудь в этом духе. Сознание, в шоке от того, что случилось, изобретало доводы, опровергающие то, что случилось. В этом не было ничего неожиданного.

Я приведу вам пример. Я очень хитра в своих кошмарах. Когда приходят мужчины, я делаю вид, что не удивилась. Веду себя так, словно это нормально, их появление здесь. Заставляю их раскрывать карты. Последней ночью у нас был такой разговор. Понимайте как знаете. Зачем на мне белые перчатки? — спросила я.

— По-вашему, это перчатки?

— А по-вашему, что?

— Нам пришлось поставить вам капельницу.

— И поэтому мне понадобились белые перчатки? Мы не в опере.

— Это не перчатки. Это бандажи.

— Кажется, вы только что говорили про капельницу.

— Правильно. Бандажи нужны, чтобы не сбить капельницу.

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая