Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник) - Бруштейн Александра Яковлевна - Страница 75
- Предыдущая
- 75/192
- Следующая
Бабушка читает свои книги очень сдержанно. А сегодня вечером, когда она, я чувствую, чем-то обеспокоена, губы ее непрерывно движутся: она читает молитвенник.
Утром, когда я просыпаюсь, ни бабушки, ни дедушки дома уже нет. Куда они ушли, Бася не знает.
Классный день проходит, как всегда, скучно и серо. К тому же мне грустно… Мне кажется: все меня забыли и бросили. Никто не пришел ни вчера вечером, ни сегодня утром.
Но после конца уроков я спускаюсь в швейцарскую и застаю там Поля.
– Поль! – радуюсь я. – Ты пришла за мной?
Поль улыбается, но я вижу, что она недавно плакала. Меня снова охватывает беспокойство. Кое-как напяливая на себя пальто, подхожу к Полю близко-близко. Обниматься в присутствии всех девочек неудобно, но я беру добрые, умные руки Поля в свои, прижимаю их к себе:
– Поль… что с мамой?
– Она поправилась! – весело говорит Поль. – Не надевай шляпу задом наперед, дуралей!.. Дома – радость!.. Нет, не скажу: сюрприз!.. Застегни пальто на все пуговицы. Боже мой, какой бестолковый ребенок! Мы сейчас пойдем с тобой в Ботанический сад. – А почему не домой?
– Домой пока нельзя – там идет уборка. Мы пойдем в Ботанический сад и будем там обедать в ресторане. Вот!
– Там, где работают Юлькины мама и папа?
– Да, там, где работают родители Жюли (так Поль всегда называет Юльку).
Ох, как славно! И Юльку я увижу (я ее уже больше недели не видела), и обедать я буду в ресторане в первый раз в жизни! И еще дома – сюрприз! Одним словом, все как в сказке. Сплошное волшебство – незачем и расспрашивать, почему, отчего, откуда и как. Ведь в сказке когда написано: «В эту минуту появилась прекрасная фея», – не спрашиваешь, с неба ли она упала, на извозчике ли приехала, какие на ней были туфли.
В Ботаническом саду стало как-то прозрачнее – много листьев облетело, на каштанах желтая листва вперемежку с зеленой. Спелые каштановые коробочки со стуком падают с деревьев и разбиваются о землю.
Мы садимся за столик на веранде ресторана. Степан Антонович, отец Юльки, подбегает к нам. С салфеткой, перекинутой через руку, улыбающийся и приветливый, он подает нам меню.
– Как Юля? – спрашиваю я.
– Очень хорошо! – И теплая искорка зажигается в глазах Степана Антоновича. – Она на речке.
Мы с Полем изучаем ресторанное меню.
– Поль! – захлебываюсь я. – Какие названия! Консоме с пирожком! Эскалоп! Ризи-бизи! Тутти-фрутти! Ты когда-нибудь такое слыхала?
– Дурачок! – посмеивается Поль. – Надо смотреть не на название, а на цену. Чтоб не выйти нам с тобой из бюджета!
Мы долго выбираем, нам помогает советами Степан Антонович.
– Степан Антонович! – не выдерживаю я. – Что такое «ризи-бизи»?
– А это рис… Каша рисовая со сладкой подливкой… Прикажете?
Брр! Я терпеть не могу риса. Поль смотрит на меня с веселой насмешкой… Нет, я не хочу «ризи-бизи»!
Наконец все заказано. Два консоме с пирожком, два эскалопа и тутти-фрутти…
Консоме оказывается чистым бульоном, ничем не заправленным, но подают его почему-то не в глубоких тарелках, а в больших белых чашках. Это все-таки интересно! Эскалоп – просто телячий шницель, а тутти-фрутти – обыкновенный компот. Но какие красивые, звучные названия!
Я, конечно, трещу без умолку. Полю приходится то и дело одергивать меня, чтобы я говорила тихо, прилично, не повышая голоса.
– Знаешь, Поль? Жила где-то девушка, ее фамилия была Консоме, мадемуазель Консоме! И у нее родилось двое детейблизнецов. Девочка Тутти и мальчик Фрутти… Да, Поль? А еще через полгода – опять близнецы: Ризи и Бизи.
Расплатившись за обед, мы идем на берег – к Юльке.
Но Юльки там не оказывается. Мы ходим, ищем ее по берегу, заглядываем в прибрежные кусты – нет Юльки! Наконец она появляется – спешит к нам, слегка ковыляя на нетвердых еще ногах.
– Где ты была, Юля?
Юлька очень смущается:
– Нет, это я тут… так… в одно место…
Только увидев Юльку, я понимаю, как я по ней соскучилась! Смотрю в ее серьезные серые глаза, вижу родинку, похожую на мушку, вижу передние зубы, надетые друг на друга «набекрень», – и радуюсь!
И Юлька тоже радуется мне, все заглядывает в мои глаза, все повторяет: «Ох, Саша, Саша…»
– Что «ох, Саша»? Что я сделала плохого?
– Нет, нет, ты хорошее сделала, ты пришла! Это я говорю «ох, Саша, Саша!» – значит, ох, как я рада!
Поль ходит по берегу, восхищается осенней красой быстрой речки, рябой от опавших листьев. По временам она нагибается, чтобы сорвать осенний цветок.
– Знаешь, Саша, – говорит Юлька, – а ведь мы, наверно, скоро уедем.
– Куда?
– Вот не могу сказать… В этот… как его… нет, забыла, как этот город называется. Там татусенькин брат живет. И он зовет нас приехать до него. Пишет, там будет работа и для татуси и для мамци. Лучше, чем здесь… И там можно будет меня лечить. Какие-то ванны. Чтоб я совсем, совсем здоровая была!
Юлька говорит это, отвернувшись от меня, а я слушаю ее слова и смотрю в землю. Когда мы с Юлькой снова встречаемся взглядом, у нас обеих слезы на глазах.
– Уедете? – говорю я, и мне горько-горько.
– Ага… – всхлипывает Юлька. – Я не через то плачу, что нам будет плохо там, не-е, борони боже! С татусей везде хорошо будет! А только… только потому… – Голос Юльки снижается почти до шепота.
– И я тоже потому… – шепчу я.
Мы обе понимаем: нам будет тяжело расстаться. Словно бы и не очень много времени прошло с того дня, как я, убегая от «вора», попала на чужой двор и впервые услышала чистый голосок Юльки, льющийся из погреба:
Но сколько потом было тревоги и мучительной жалости, когда Юлька умирала от крупозного воспаления легких! И как славно мы с ней играли, когда она выздоровела, как весело бывало нам вместе и в погребе, и здесь, на берегу речки… Здесь по театральным афишам я учила Юльку читать, а Поль научила ее болтать по-французски… И вот расстаемся – и словно всего этого не было.
– Саша, я тебе скажу один секрет… Видишь там, около ресторана, дом? Это тиятр. Когда вы пришли, я там была. Я туда часто хожу – я ведь уже хорошо могу ходить! – а там поют… Как поют, Саша! Утром они поют в своих платьях, – называется «репетиция». Сторож меня пускает, очень вежливый старичок! Я сховаюсь в уголке и слушаю… И, знаешь, я все, все помню!
И Юлька тихонько напевает своим серебряным голоском:
Странное дело! Песня началась в Юлькином горле, – я видела, как Юлька начала петь, – но звуки полились широко, сильно, их вобрали деревья, словно их отразила поверхность реки… Мне уж кажется, что поет не Юлька, а все кругом! Подошедшая Поль тоже смотрит на Юльку с радостным удивлением.
поет Юлька, и словно золотистые мыльные пузыри, нежно позванивая, вылетают из ее горла. Голос Юльки поднимается высоко-высоко – в самое небо! Он перелетает через зубчатый частокол елей на другом берегу реки и слышен оттуда, пропадая, словно та?я.
Поль и я смотрим с восхищением то на Юльку, то друг на друга.
– Кто научил тебя так петь, Жюли?
– Никто, – говорит Юлька, застенчиво оправляя на себе платьице. – Никто не учил. Это я у них в театре слышала. Называется «Миньона»… Теперь больше не услышу – они на зиму в городской театр переезжают…
– Ох! – спохватывается Поль, взглянув на часы. – Домой, домой, Саш!
По дороге к дому я вдруг вспоминаю:
– Поль, а какой сюрприз ты мне обещала?
- Предыдущая
- 75/192
- Следующая
