Жестокая жара - Касл Ричард - Страница 76

Она заставила Никки Хит, опытного детектива, снова стать маленькой девочкой. И тут же вспомнила, как мама любила смешить ее, изображая дома эти нелепые позы из «Цены удачи». А иногда, к великому смущению Никки, она начинала дурачиться в супермаркете или в магазине одежды «Мэйси». Она называла это «моделированием», и маленькая Никки хихикала или неловко краснела, в зависимости от того, где именно ее мать занималась «моделированием». Смешнее всего было дома, вдали от любопытных глаз одноклассников — да и других людей, если на то пошло. Синтия часто раскидывала в стороны изящные руки с тонкими запястьями перед плитой. Затем открывала дверцу и указывала внутрь духовки. Потом проделывала то же самое с холодильником, открывала ящик для овощей и кивала на пучок салата. «Моделирование, — говорила мать, — это то, что ты делаешь, когда невежливо показывать пальцем».

Это воспоминание зародило у Хит новую смутную мысль. Она посмотрела на одну фотографию, затем на другую. Конечно, это вполне могло быть фирменной шуткой, понятной только посвященным. Так теперь приятели отправляют друг другу снимки портрета президента, изготовленного из овощей, собственные фотографии с «Вратами на запад»[144]или знаком Голливуда на ладони.

Но что, если на самом деле это была не шутка?

Что, если ее мать, Николь Бернарден, Юджин Саммерс и их друзья не просто «валяли дурака», вдруг их действия имели скрытый смысл? Что, если они использовали внешне невинные развлечения для того, чтобы прикрыть нечто более серьезное?

Если «моделирование» использовалось в случаях, когда невежливо показывать пальцем, может быть, они на самом деле на что-то указывали?

Никки подозвала Рука к столу с разложенными фотографиями и поделилась своей идеей.

— Давай начнем вот с этой, — сказала она и постучала по первому снимку. — Посмотри внимательно. Вот наш дворецкий, Юджин, на фоне колеса обозрения Ризенрад в Вене, снято в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. В одной руке он держит фотоаппарат, чтобы снять самого себя, другой делает жест в сторону киоска с туристическими брошюрами. — Она взяла следующий снимок. — Вот молодая Николь в Ницце, тысяча девятьсот восьмидесятый год. Позирует около ларьков с цветами, но смотри, она указывает на какой-то ящик с инструментами, стоящий у входа на рынок. А вот здесь… — Никки взяла снимок Синтии в Париже — тот самый, который она повторила, копируя позу матери. — На этой фотографии мама указывает рукой в сторону деревянного лотка торговца книгами. Видишь, на тот, что на краю площади, у самой реки? — Она осторожно положила фото на стол. — Я думаю, это какие-то сигналы.

— Слушай, — ответил Рук. — Уверен, ты напала на верную мысль, но не забывай, это я здесь парень в шапке из фольги! Как бы нам убедиться в этом наверняка?

— Я знаю как, — и Хит, открыв блокнот, полистала его и нашла нужный номер телефона.

Юджин Саммерс приветствовал ее весьма прохладно: видимо, полученное от Рука на ланче оскорбление было еще свежо в его памяти. Но дворецкий все-таки оказался хорошо воспитанным человеком. Он прервал съемки — в тот момент он находился в отеле «Бель Эр» в Лос-Анджелесе — и нашел укромный уголок, чтобы поговорить с Хит. На этот раз он даже не стал прибегать к игре в «если бы».

— Вы разгадали нашу систему, так что я вам все расскажу. К тому же сейчас ею все равно никто уже не пользуется. Вы совершенно правы. Эти дурацкие позы были нашим тайным языком. На самом деле идею «моделирования» подала ваша мать. Она говорила: «Моделирование — это то, что ты делаешь, когда…»

— Невежливо показывать пальцем, — перебила его Никки. Затем спросила: — Ответьте мне только на один вопрос. На что вы все указывали? — Хит считала, что уже знает ответ, но ей нужно было услышать это от самого Саммерса и без подсказок.

— Помните, я говорил вам о тайниках? Мы использовали эти фотографии как способ сообщать друг другу о местоположении тайников.

Хит, ощущая ликование и прилив сил, поблагодарила Саммерса и закончила разговор как раз в тот момент, когда Рук вернулся из своего кабинета. Он вошел, размахивая огромным увеличительным стеклом, которое на его столе выполняло функцию пресс-папье.

— Я так и знал, что эта никчемная штука когда-нибудь пригодится, — и он с лупой в руках склонился над одной из фотографий Николь Бернарден.

— Это я уже видела, — сказала Хит. — Снято где-то здесь, в Нью-Йорке, да?

— Взгляни повнимательнее и увидишь, где именно.

Никки подошла и посмотрела сквозь увеличительное стекло. Рук подвинул его так, чтобы лучше был виден задний план. Когда Хит увидела увеличенную табличку с названием улицы за спиной Николь, она подняла голову и воскликнула:

— Идем.

Добравшись до Верхнего Вест-Сайда, Хит и Рук испытали такое же чувство, как и в тот момент, когда Никки фотографировалась, стоя на отметке «нулевого километра» в Париже. Только на этот раз целью Никки было не сентиментальное повторение снимка матери. Они пытались отыскать место, где фотографировалась Николь, разгадать смысл ее послания и с его помощью найти убийцу.

— Нам нужно встать где-то здесь, — сказала Никки, кружа по тротуару на углу улицы. Сверившись со старой фотографией, она подошла к телефонной будке. — Правильно?

Рук стоял в метре от нее, глядя на ее изображение на экране своего айфона. Он растопырил пальцы левой руки, делая Никки знак сдвинуться на несколько сантиметров в сторону.

— Есть! — воскликнул он.

Никки развернулась и у себя за спиной увидела небольшую зеленую табличку, которую Рук заметил на фотографии Николь: «Западная 91-я улица».

— Отлично, мы неверно прочли цифру на браслете, — сказал Рук. — Сначала девять, потом один, а не один и девять. Но на что указывает мадемуазель Бернарден?

Никки еще раз посмотрела на фото и скопировала дурацкую позу Николь.

— Сюда, вот что она имела в виду. — Рука Никки была направлена на вмонтированную в асфальт решетку вентиляционной шахты метро, по размеру напоминавшую кофейный столик.

— К чему бы это? — размышлял Рук. — Это же просто вентиляционная решетка. — Земля задрожала, и из отверстия подул теплый ветер — это поезд метро пронесся внизу. Рук воскликнул: — Вот сукины… я знаю! — Он нагнулся над решеткой и попытался разглядеть что-то внизу. — Дело не в решетке, Никки, а в том, что находится под ней. О, это круто! — Глаза его загорелись. — Это не просто круто, это совершенно сумасшедшая идея.

— Рук, заткнись и рассказывай.

— Внизу находится заброшенная станция. Черт возьми, я писал о ней статью для «Gotham Еуе», когда после факультета журналистики подрабатывал фрилансом. Ею перестали пользоваться пятьдесят лет назад. Платформу станции «Девяносто шестая улица» удлинили на юг до самой Девяносто третьей, и эта остановка стала не нужна. Ее просто закрыли. Если выглянуть из окна поезда Первой линии, когда он проезжает мимо, можно увидеть старую будку кассира и турникеты. Выглядит жутковато, как путешествие в прошлое. Ветераны МТА все еще называют ее Призрачной станцией. — Рук помолчал, пока под ними с грохотом промчался очередной поезд. — Призрачная станция. Неплохое место для тайника, я считаю.

Никки не стала высмеивать очередную безумную теорию Рука, вспомнив результаты обследования тела Николь Бернарден — железнодорожную пыль на подошвах туфель и коленях брюк. И вместо того чтобы дразнить Рука, она спросила:

— Как туда попасть?

— Вот этого я не знаю. Помню, мой гид из отдела связей с общественностью метро говорил, что после того, как надземную часть разобрали, спуск прикрыли бетонными плитами. Наверное, оставили только вентиляционные отверстия.

Опустившись на одно колено, Никки попыталась сдвинуть решетку.

— Не поддается. — Она поднялась, огляделась и указала на засаженную деревьями полосу, разделявшую Бродвей. — Там за забором есть еще одна решетка, видишь? — и Хит, не глядя по сторонам, шагнула на проезжую часть. Раздался рев автомобильного гудка. Рук схватил ее за локоть и рванул обратно, и как раз вовремя: Никки едва не сбил проезжавший мимо таксист.