В сердце и в памяти - Воробьев Михаил Данилович - Страница 9

Но только отойдя несколько километров от деревушки, вспомнили, что забыли спросить фамилию стариков. Спасибо вам, безымянные наши спасители, на трудных дорогах солдатских скитаний. Сколько вас было!

В леса около Жлобина вышло много наших солдат. До своих было рукой подать. Мы слышали, что будто бы между реками Птичь и Березина, в направлении от Калинковичей на Бобруйск действует большая конно-механизированная группа под командованием героя гражданской войны Оки Ивановича Городовикова.

Впоследствии действительно подтвердилось, что группе Городовикова удалось очистить от немцев весь западный берег реки Березины, начиная от ее устья у Горваля и выше к Светлогорску и Паричам. У Паричей и Октябрьского шли ожесточенные бои.

И мы повернули на запад — к Березине, где дрались конники и мотопехота Городовикова. В прифронтовых лесах настоящий людской поток. Бойцы и командиры, идущие поодиночке, группами, организованные в отряды…

Надо было преодолеть каких-то 50 километров. А что они были для нас, проползших и прошагавших уже не одну сотню километров…

За две ночи прошли половину пути. Остановились в лесу километрах в пяти юго-восточнее большого населенного пункта Щедрин.

Одним из отрядов командовал высокий майор. На вид ему было лет тридцать. Русые волосы выбивались из-под форменной фуражки, портили весь командирский вид. А он с улыбкой все пытался безуспешно водворить их под фуражку.

Улучив момент, я обратился с просьбой взять в его отряд мою группу. Он оценивающе окинул нас:

— Ребят возьму, оружие для них достанем. — Усмехнувшись, кивнул в мою сторону. — Ну а тех, кто только учится ходить, принять не могу.

Видя, что я огорчен его ответом, майор потрепал меня дружески по плечу.

— Не обижайтесь, капитан. На моем месте вы сделали бы то же самое.

Я не обижался, понимал его. Но ребята мои не захотели оставить меня.

До Березины добрались с трудом. Остановились в лесу юго-восточнее Паричей. Западный берег Березины занят нашими. Только форсировать реку невозможно — на ее восточном берегу немцы.

А немцы прочесывали леса. Погиб один из курсантов. Отбиваться было нечем, пришлось отходить в глубь массива.

В первых числах сентября дошли до места, где Березина впадает в Днепр. Севернее Горваля, в густом лесу, соорудили отличнейший шалаш. И трое суток, почти все время один, я отлеживался в нем. Снова разболелись раны. Мои боевые спутники терпеливо и неутомимо исследовали берега Днепра и Березины. Старик, местный житель, согласился дать нам большую лодку. Когда-то принадлежала она рыбацкой артели.

Мы хотели переправиться в первую же ночь. Но не удалось. Немцы что-то уж очень были возбуждены, всю ночь освещали берег ракетами и стреляли по переправляющимся. А их было немало.

На следующий день ребята ушли наблюдать за берегом. Тщательно изучали, где у немцев расположены огневые точки. И вот она, последняя ночь во вражеском тылу. Томительная, мучительная. Накатились низкие, набухшие дождем тучи. Стало так темно, что с трудом угадывалась ладонь вытянутой руки. Порывом прошелся по верхушкам деревьев ветер, и на землю ринулись настоящие потоки воды.

— Ну вот и наше время, — весело проговорил Орлов. — Пошли.

И мы пошли. Ребята довольно уверенно продвигались в лесу, словно на деревьях для них и только им видимые были развешаны опознавательные фонари. Вытянули из кустов огромную лодку. Но хватит ли сил подтащить такую громадину к берегу, спустить на воду? Под корпус просунули большую палку, за концы ее взялись курсанты, а нос лодки поддерживал Сеньков.

Вот и долгожданный берег. Перевели дух у последнего кустика на берегу, подхватили лодку и скорым шагом — к воде. Когда лодка оттолкнулась от берега, немцы подняли тревогу. Повисли осветительные ракеты. Но лодка уже на середине реки, так энергично гребли ребята. И все равно она была удобной мишенью. Немцы били по ней из автоматов и пулеметов.

Меня уложили на дно, наказав не высовываться. Да разве утерпишь. Я приподнялся и чуть не вскрикнул от радости — до берега оставалось несколько десятков метров. Теперь все. Теперь спасены. И вдруг Орлов начал медленно заваливаться на бок, накрыв меня собою. Еще не понимая, что произошло, я, однако, почувствовал неладное. Я тряс его за плечи, звал все громче. Он не отзывался.

Лодка тем временем ткнулась в берег, Сеньков и курсант, не мешкая, выскочили из нее, ухватили за цепь и — откуда только силы взялись! — почти бегом потащили от берега в лес. А я все тряс и звал Орлова.

Со всех сторон уже подбегали наши солдаты. Обнимали. Целовали. И засыпали вопросами.

Днем мы вырыли могилу и похоронили с воинскими почестями боевого нашего товарища Орлова, храброго солдата.

Вечером я простился со своими товарищами, с кем пробивался по занятой врагом территории сотни километров. Спасибо за солдатское братство! И как завидовал я им. Они, может, уже завтра получат оружие и будут громить ненавистного врага. Когда еще я встану в строй. Меня отправляли в госпиталь…

После лечения, в последних числах сентября, я получил направление в распоряжение отдела кадров Брянского фронта. Управление и контрольный пункт фронта располагались в лесу. Добраться туда не стоило большого труда — движение различных видов транспорта было интенсивным. Но вот получить в отделе кадров фронта назначение, о котором так мечтал, оказалось делом не простым.

— Хотел бы в кавалерию, — попросил я.

— У нас нет кавалерии, — ответили.

Решил поговорить с командующим фронтом генерал-лейтенантом А. И. Еременко. Я его знал, в тридцатых годах он командовал кавалерийским корпусом. Случай представился. Я так и начал:

— Товарищ командующий, обращаюсь к вам, как к бывшему кавалеристу. Надеюсь, вы поймете меня. Ведь из двенадцати лет, которые я посвятил Красной Армии, одиннадцать отданы кавалерии…

Андрей Иванович выслушал меня очень внимательно и сочувственно:

— Я понимаю вас, капитан. Понимаю, что значит кавалеристу без коня. Но должен огорчить — в отделе кадров правильно сказали: на нашем фронте конницы нет. Мой совет: соглашайтесь на стрелковую часть. Нам очень трудно, люди позарез нужны…

Нас, пятнадцать офицеров, направили в 154-ю стрелковую дивизию, входившую в состав 50-й армии. Дивизии ставили задачу — прикрывать отход армии, оборонять Брянск.

Меня назначили командиром первого батальона 510-го стрелкового полка, старшего лейтенанта В. А. Гусева — моим заместителем.

И оглядеться толком не удалось, даже со всеми командирами взводов не сумели познакомиться, как уже должны были вести батальон в бой. Да и не только в первом батальоне было так. Дивизию, и без того недоукомплектованную, еще не залечившую всех ран после жлобинских боев, подняли по тревоге и бросили против прорвавшихся гудериановских танков и мотопехоты.

6 октября немцы, хотя и понесли огромные потери, но заняли Брянск и Карачев. Войска Брянского фронта оказались рассеченными на две части, а пути их отхода — перехваченными.

Надвое была рассечена и 154-я стрелковая дивизия. В тяжелейшее положение попал наш полк. Немцы его отрезали не только от дивизии, но от его же тыловых подразделений.

Личного состава в полку осталось не больше трехсот человек. Лишились мы и 45-миллиметровых орудий и минометов, их передавили немецкие танки. Командование полка переформировало полк в два батальона, в них влили всех, кто был способен носить оружие. При штабе оставили лишь небольшую группу разведчиков.

Остро встал вопрос снабжения продуктами питания и боеприпасами, вещевого обеспечения. Командир полка принял решение создать специальную группу снабжения.

Меня вызвали в штаб полка. Была уже глубокая ночь, лил дождь. Я изрядно вымок. Но и в штабе не подсушился. Полк отступал, бойцы не то что землянки, окопы не успевали отрывать. И для штаба полка, расположившегося в густом сосновом лесу, наспех соорудили из сосновых веток вместительный шалаш.