Зеленый мальчик. Сказки - Харламов Юрий Ильич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая

— А Теньтень в это время был уже возле бочки! — подхватил дядюшка Виноградник, собираясь продолжить рассказ.

Но в этот момент сидевшая на соседнем листке тетушка Избутылки вдруг отлепилась и упала с кустика.

— Пардон, леди и джентльмены,— раздался снизу ее грубый, как у шкипера, голос. — Я кажется уснула…

— Да как же ты могла уснуть, когда мы рассказываем такую правдивую... такую жизненную... такую...— бабушка Жасминна не находила слов от возмущения.

— Такую скучнейшую, — зевнула тетушка Избутылки, — историю... Как говорится, бонжур, мадам, но это так. Я избороздила в своей посудине сто морей и тысячу океанов, меня трепали штормы и ураганы, на меня нападали акулы и осьминоги. И уж поверьте мне, ста­рому морскому волку, на свете есть истории и повесе­лее. Я внимательно слушала, я терпеливо ждала, ког­да же наконец появятся настоящие герои. Где они? Где вампиры и вурдалаки? Разбойники и пираты? Где лю­доеды? Где, я вас спрашиваю, триста кадушек соле­ных лягушек?...

— Сорок чертей и ящик костей! — подхватил Зави­ток.

— Слыхали? Вот что надо детям!

— Это глупые сказки! И сочиняют их такие же глупые люди,— выглянув из дупла, гневно прошипела Катушка.— Настоящие истории и сказки лишь те, что дарят нам звезды — они светятся на листьях и цветах капельками росы. Когда мы пьем росу, это мы читаем сказки звезд. Если бы люди делали то же самое! Но по утрам, когда больше всего росы, они куда-то бегут, дымят своими автомобилями, машут руками, словно ветряные мельницы, и говорят пустые слова. И тогда, чтобы не погибли сказки, наша небесная прабабушка Солнце выпивает всю росу, и сказки возвращаются на небо — люди уже никогда не узнают их.

Тетушка Избутылки снова зевнула:

— Гран мерси, блоха меня укуси! Можете продолжать свою усыпительную историю, только без меня. Соскучитесь — позовете!

И она уползла в свою бутылку, откуда сразу же раздался ее могучий храп, как будто храпели все шкиперы, боцманы и портовые грузчики всех морских держав земли.

— Так вот,— начал дядюшка Виноградник,— в саду стояла бочка, а под бочкой лежал Пьяница... Лежит он под бочкой, голова на солнце, ноги в тени, спит. От дыхания его листочки по всему саду скручиваются да желтеют, цветочки вянут, мошка, которая мимо его носа пролетит, замертво на землю падает. «Зачем ты меня к этому Змею Горынычу привел?» — спрашивает сестрица Эхо. «Да какой же он Змей Горыныч? — от­вечает Теньтень.— Обыкновенный Пьяница, у него вто­рой твой братец живет».— «Где же он?» Теньтень на цыпочки стал, в бочку заглянул — в бочке молодое ви­но играет. «Здесь, только он в вине утоп».— «Так надо скорее спасать его!» — кричит сестрица Эхо. «Сейчас спасем». Достал наперсток, из бочки зачерпнул, зажму­рился, скривился, а все же выпил. «Ты собираешься наперстком выпить всю бочку?» — спрашивает сестрица Эхо. «Зачем всю? — отвечает Теньтень.— Вино — это та­кой волшебный напиток... Давно хотел попробовать... От него человек становится сильным и смелым, вот смотри...» Подошел к Пьянице и в самое ухо ему: «Пожар!» Пьяница ухом не повел. «Наводнение!— кричит Теньтень.— Землетрясение! Затмение!» — Пьяница даже не пошевелился. «Видишь, ничего не боится! Ещё наперсток — и я стану таким же сильным и смелым, я эту бочку переверну одной рукой — и братец твой на свободе!» Выпил еще наперсток, уперся в бочку одной рукой — бочка ни с места. Уперся двумя руками — бочка даже не шелохнулась. Уперся руками и головой — бочка как в землю вросла. «Ах, так!» Выпил три наперстка подряд, кинулся на бочку, да промахнулся, упал и кричит: «Готово!»— «Что готово?— сестрица Эхо ему,— Не бочка, ты перевернулся!» Подняла его, а он опять на землю — брык. «Тише,— говорит,— не шуми, Пьяницу разбудишь». И тогда вскричала сестрица Эхо: «Это не волшебный напиток! Ты обещал быть сильным и смелым, а стал наоборот слабым и трусливым! Не можешь — я сама переверну ее!» Разбежалась, разлетелась, влипла изо всех сил в бочку — бочка перевернулась, вино на землю хлынуло. И вдруг из бочки «Ого-гой! С похмельем! Как голова? Гудит, не гудит?» — Бочковой братец проснулся. «Спросил бы сначала, кто к тебе пришел»,— отвечает сестрица Эхо. «Подумаешь, загадка! Друг-приятель, кто же еще!» — «Это я, твоя сестрица! Вспомни: когда горы были ни­же травы, океаны меньше блюдца...» — «Мне и сейчас море по колено! — шумит Бочковой братец.— Напьемся! Загудим! Загремим!» — «Это ты так служишь лю­дям?» А он: «Ну, не хочешь радоваться — давай попла­чем! Не хочешь плакать — давай поссоримся, потом станем мириться, а пока помиримся, напьемся и поде­ремся!»— «Подеремся!» — кричит Теньтень. Схватил сестрицу Эхо за косы и ну таскать. «Вот и потасовочка!» — радуется Бочковой братец. Вдруг треск и звон по всему саду пошли — Склочница-молочница на вело­сипеде прикатила, затормозить не успела, в бочку вре­залась. Велосипед в одну сторону, насос в другую, сама в третью. Пока она на части разлеталась, сестрица Эхо успела Теньтеня в бочку спрятать. Тут Пьяница проснулся. Увидал перевернутую бочку и покатил ее на Склочницу-молочницу: «Ах ты, корова неуклюжая, бочку вина перевернула!» Склочница бочку перехватила, катит ее на Пьяницу: «Я перевернула? Сам выдул, а на меня сваливаешь, пьяница несчастный!» — «Я пьяница? А ты меня поила, спекулянтка бессовестная!» Не знаю, чем бы это у них кончилось, но тут Теньтень из бочки выпал — укатало его там. «Ты кто такой? — спрашивает Пьяница.— И как в моей бочке оказался?» А Склочница Теньтеня уже за шиворот держит: «Его-то мне и надо! Он у меня молоко выпил, все кувшины пе­реколотил. И бочку он перевернул, больше некому». Пьяница Теньтеня хвать за ухо: «А ну, признавайся, а то хуже будет!» Теньтень сразу носом зашмыгал, гла­зами забегал, это, мол, не я, это, мол, все сестрица Эхо, которая из наперстка.

— Ябеда! — презрительно фыркнула Ежевичка.

— Я бы ни за что не признался,— сказал Завиток.

— А что же сестрица Эхо?— спросила Барбариска.

Дядюшка Виноградник пожал рожками:

— Вот это меня больше всего и удивило. Сестрица Эхо перед ними стоит, Теньтень на нее пальцем показывает, а они даже не смотрят.

— Не видят! — поправила из дупла Катушка.— Только Теньтень, потому что он произнес волшебное слово «Ой!», да мы, улитки, которые так же чисты и бескорыстны, как сама природа, могли видеть ее.

— Вон оно что! — воскликнул дядюшка Виноград­ник.— То-то они в Теньтеня вцепились, а ее как будто вовсе и нет... Стали они судить-рядить, что с Теньтенем делать. «Сажай его на багажник, да привязывай покрепче,— говорит Склочница.— Будет эхо, когда ему дома порку устроят! Вот это будет эхо, так эхо!» — «Подожди! — отвечает Пьяница.— Оттого, что ему рем­ня дадут, мне легче не станет». Погладил Теньтеня по головке: «Значит, ты эхо ищешь? Какой любознатель­ный мальчик! И где же, по-твоему, оно живет, кроме наперстков, бочек да кувшинов?» — «Ну, еще в колодцах, в горах, в пещерах»,— отвечает Теньтень. «А в пус­той комнате, забыл? — И что-то на ухо Склочнице: — шу-шу-шу». Склочница от восторга запрыгала, в ладо­ши, как малое дитя, захлопала. Усадили они Теньтеня на велосипед, повезли куда-то, куда — я так и не по­нял.

— Сейчас узнаете! — воскликнул дядюшка Салат­ник.— Все видел, все знаю... Богач только за стол сел, как вдруг...

— Постой-постой,— перебила его бабушка Жасминна. — Ты ведь был на базаре... Как же ты мог видеть, что произошло у Богача?

— Вот! Вот! Я же вам говорил: лучшее средство передвижения — салатный лист. Был на базаре, а через полчаса уже у Богача!

— Так вот, меня, ну то есть салат конечно, а вместе с салатом и меня, купил на базаре Богач. Прибыл я к нему домой. Выглянул из сумки — сердце екнуло: в одном углу холодильник рычит, в другом — огонь горит, а Богач уже ножи точит, приправы готовит. Я мигом отлепился, в другую комнату укатился, со страху на самый потолок заполз. Глянул оттуда — глаза разбежались. Налево—золото да серебро, направо— хрусталь да стекло, стены в коврах, мебель в чехлах, а кругом, насколько глаз хватает, всякие вазочки-статуэточки, пуфики да салфеточки, все блестит-сверкает, зеркала тебя с трех сторон отражают, а Богач уже целого поросенка зажарил, салфеткой обвязался, лопает да похваливает. Вдруг мимо дома Склочница-молочница с Пьяницей: «Шубы дают! Шубы дают!» Богач вскочил: «Ах, мать честная! Десять шуб есть, до ровного счета, до одиннадцати, как раз одной не хватает!»! Помчался — только земля под ним задрожала. А Склочница с Пьяницей тут как тут.«Ну-ка,— говорит Пьяница Теньтеню,— покажи, на что твой наперсток способен». Теньтень сестрице Эхо только кивнул — она с разбегу в дверь ногой как пнула — все замки вмиг слетели, шпингалеты отщелкнулись, окна-двери настежь распахнулись. Склочница с Пьяницей от удивления только рты раскрыли. Взобрался Теньтень на подокон­ник: «Эй, Комнатный братец! К тебе твоя сестрица пришла!» Тишина в доме. «Да нет здесь никакого эха»,— говорит Теньтень. А Пьяница: «Есть! Богач его барахлом завалил! Освободим Комнатное эхо!» Спрыг­нул Теньтень в комнату, сестрица Эхо за ним. И поле­тели в окошко ковры да зеркала, вазы да сервизы, пу­фики да подушки, статуэтки да безделушки — освобож­дают Теньтень с сестрицей Эхо Комнатного братца. Пьяница со Склочницей в сторонке стоят, ручки от удо­вольствия потирают, над Богачом злорадствуют. Трех минут не прошло, а Теньтень с сестрицей Эхо уже шка­фы да кресла в окошко выпихивают, сестрица Эхо еще песенку поет:

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая