Проклятье Победителя (ЛП) - Руткоски Мари - Страница 19

• Предыдущая
• 19/62
• Следующая

Что же, если он отец ребенка, тот был зачат больше года назад. И если Ронан и сейчас с Фарис, то какие обязательства могут быть между ним и Кестрел?

— Фарис известна в широких кругах, — сказала она Джесс. — Кроме того, ее муж в столице.

— Молодые люди посещают Фарис потому, что ее муж — один из самых влиятельных мужчин в городе, и они надеются, что Фарис поможет им стать сенаторами.

— И какую плату, как ты думаешь, она с них взимает?

Джесс выглядела возмущенной.

— С чего Ронану возражать против ее цены? — спросила Кестрел. — Фарис красива.

— Он не станет этого делать.

— Джесс, если ты думаешь, что можешь убедить меня, будто Ронан невинен и никогда не был с женщиной, ты ошибаешься.

— Если ты считаешь, что Ронан предпочтет тебе Фарис, ты сошла с ума. — Джесс покачала головой. — Все, чего он хочет, — это знака твоего расположения. Тебе он давал их достаточно.

— Ничего не значащие комплименты.

— Ты не хочешь их видеть. Ты не считаешь его симпатичным?

Кестрел на могла отрицать, что в Ронане было все, на что она могла надеяться. Он производил хорошее впечатление. Был остроумен, добр. И не возражал против ее музыки.

Джесс спросила:

— Разве ты не хотела бы, чтобы мы стали сестрами?

Кестрел дотронулась до одной из многих блестящих светлых кос Джесс. Она вытянула ее из высокой прически подруги и убрала обратно.

— Мы уже сестры.

— Настоящими сестрами.

— Да, — тихо ответила Кестрел. — Я бы этого хотела. — Она всегда желала стать частью семьи Джесс — еще с того времени, как была ребенком. У Джесс был идеальный старший брат и терпеливые родители.

Джесс издала восторженный вскрик. Кестрел резко на нее посмотрела.

— Только попробуй сказать ему.

— Я? — невинно откликнулась Джесс.

*

Позже тем же днем Кестрел сидела напротив Арина в музыкальной комнате. Она открыла свои карточки: пару волков и три мыши.

Арин с обреченным вздохом перевернул свои. У него была неплохая комбинация, но не выигрышная, и сегодня он играл с меньшим мастерством, чем обычно. Он застыл на своем стуле, будто физически готовясь к ее вопросу.

Кестрел изучала его гравировки. Она была уверена, что он мог бы составить лучшую комбинацию, чем пара ос. Она подумала о карточках, которые он показывал ранее, и о беспечности, с которой отбрасывал остальные. Если бы она не знала, насколько он не любит проигрывать ей, то заподозрила бы, что он поддался.

Она сказала:

— Ты кажешься отвлеченным.

— Это твой вопрос? Ты спрашиваешь, что меня отвлекло?

— Значит, ты признаешь, что это правда?

— Ты дьявол, — заявил он, повторяя слова, произнесенные Ронаном после игры на пикнике у Фарис. Затем, заметно досадуя на себя, он сказал: — Задавай свой вопрос.

Кестрел могла бы потребовать объяснение, но его рассеянность интересовала ее меньше, чем обосновавшаяся в ее сознании загадка. Она считала, что Арин — не тот, кем кажется. Он обладал телосложением человека, которому с детства приходилось тяжело работать, однако умел играть в валорианскую игру, и играть хорошо. Он говорил на ее языке так, будто старательно изучал его. Знал — или притворялся, что знает, — привычки геранской леди и расположение ее покоев. Спокойно и уверенно вел себя с жеребцом Кестрел, и хоть это, возможно, ничего не значило (он ни разу не ездил на Джавелине), но девушка знала, что до войны умение ездить верхом в геранском обществе было признаком высокого положения.

Кестрел считала, что Арин — кто-то, кто низко пал.

Она не могла спросить, правда ли это, так как помнила, насколько резко он ответил, когда она поинтересовалась, почему его выучили на кузнеца. Этот вопрос казался ей вполне невинным, однако он ранил Арина.

Она не хотела причинять ему боль.

— Как ты научился играть в «Клык и Жало»? — спросила она. — Это валорианская игра.

Он заметно расслабился.

— Было время, когда геранцы с удовольствием отправляли корабли в вашу страну. Нам нравился ваш народ. И мы всегда восхищались искусствами. Наши моряки давно завезли на полуостров карточки «Клыка и Жала».

— «Клык и Жало» — игра, а не искусство.

Он изумленно скрестил руки на груди.

— Как скажешь.

— Я удивлена, что геранцам чем-то нравились валорианцы. Я полагала, что вы считали нас неразумными варварами.

— Дикими созданиями, — пробормотал Арин.

Кестрел была уверена, что ослышалась.

— Что?

— Ничего. Да, вы были совершенно бескультурными. Ели руками. Развлечением для вас было наблюдать, кто и кого убьет первым. Однако, — он встретился с ней взглядом и тут же отвел глаза, — вы славились и еще кое-чем.

— Чем? Что ты имеешь в виду?

Он покачал головой и снова сделал тот непонятный жест, подняв ладонь и взмахнув ею в воздухе у виска. Затем он сплел кисти рук вместе, разнял их и стал перемешивать карточки.

— Ты задала слишком много вопросов. Если хочешь ответы, тебе придется выиграть их.

Теперь он не выказал ни намека на рассеянность. По ходу игры он не обращал внимания, когда она пыталась спровоцировать его или рассмешить.

— Я видел твои проделки на других, — сказал он. — Со мной они не сработают.

Он победил. Кестрел ждала, нервничая и гадая, испытывал ли он такие же эмоции, когда сам проигрывал.

Его голос прозвучал неуверенно:

— Ты сыграешь для меня?

— Сыграть для тебя?

Арин поморщился и произнес более решительным тоном:

— Да. То, что я выберу.

— Я не возражаю. Просто… меня редко просят.

Он встал из-за стола, просмотрел содержимое полок вдоль стен и вернулся с нотной тетрадью. Кестрел взяла ее.

— Это музыка для флейты, — сказал Арин. — Возможно, тебе понадобится время, чтобы переложить ее на рояль. Я могу подождать. Например, до нашей следующей игры…

Кестрел нетерпеливо взмахнула тетрадью, чтобы заставить его замолчать.

— Это не сложно.

Он кивнул и сел на стул, что стоял дальше всех от рояля, у стеклянных дверей в сад. Кестрел была рада этому расстоянию. Она опустилась на табурет перед инструментом и пролистала партитуру. Язык заголовка и нотаций был геранским, страницы пожелтели от возраста. Кестрел поместила тетрадь на пюпитр, дольше необходимого разглаживая бумагу. Ее пальцы охватило возбуждение, будто она уже окунула руки в музыку, но это ощущение было огранено по краям металлическим кружевом страха.

Она пожалела, что Арин выбрал ноты именно для флейты. Красота этого инструмента заключалась в его простоте, по звучанию он напоминал человеческий голос. Он звучал так чисто, и звучал в одиночестве. Рояль же, напротив, представлял собой сложную систему — это был корабль со струнами вместо снастей, корпусом вместо палубы и приподнятой крышкой, символизирующей парус. Кестрел всегда считала, что рояль по звучанию напоминает не один инструмент, но дуэт, в котором то сливаются, то расходятся высокие и низкие ноты.

«Музыка для флейты», — с досадой подумала Кестрел, не поднимая глаз на Арина.

Она начала неуклюже. Затем помедлила и передала мелодию правой руке, а левой начала импровизировать, извлекая из своего сознания темные, глубокие сочетания. Она почувствовала, как ожили и слились воедино контрасты. Кестрел забыла о сложности того, что делает, и просто играла.

Это была нежная, печальная композиция. Закончив, Кестрел ощутила грусть. Ее глаза нашли Арина.

Она не знала, наблюдал ли он, как она играла. Сейчас он не смотрел в ее сторону. Его рассеянный невидящий взгляд был направлен в сад. Черты его лица смягчились. Кестрел осознала, что он изменился. Она не могла понять, в чем именно, но теперь он казался ей другим.

Затем он посмотрел на нее, и от неожиданности Кестрел с весьма немелодичным звуком уронила руку на клавиши.

Арин улыбнулся. Это была искренняя улыбка, которой он дал Кестрел понять, что все остальные были лишь притворством.

— Спасибо, — сказал он.

• Предыдущая
• 19/62
• Следующая