Черный король - Грановская Евгения - Страница 42

• Предыдущая
• 42/63
• Следующая

Из ворот вышел дворник с палкой, псы тут же с бешеным лаем бросились на него. Он прежнего их благодушия не осталось и следа.

Князь Дадиани отошел от окна.

– Эти псы порвали мне шубу и сожрали мою шапку, – тихо пробормотал он. – Сегодня утром они покусали разносчика. А его они даже не тронули. – Князь перевел взгляд на Алапина. – В чем же тут дело?

– Дьявол, – тихо сказал Алапин. – Настоящий дьявол.

На этот раз князь не стал возражать, только нервно дернул щекой и, сгорбившись, вышел из комнатки.

– Как будто и впрямь… дьявол, – тихо пробормотал он.

Вильгельм Стейниц сидел на жесткой кровати, обхватив взлохмаченную голову руками, и смотрел в окно, плотно забранное железной решеткой. Одет старый Вильгельм был в поношенный халат и мягкие войлочные туфли. Темно-русая борода его топорщилась во все стороны, в глазах застыла тоска.

– Солдат! – услышал Стейниц у себя над ухом. – Эй, солдат, очнись!

Шахматист медленно повернул голову и увидел маленького и чрезвычайно носатого мужчину в таком же точно халате, какой был у него. Мужчина стоял перед кроватью, выпятив круглый животик и отставив ногу. Пальцы правой руки он заложил за лацкан халата.

– Солдат, не время отдыхать! – грозно заявил Стейницу мужчина. – Иди и воюй! Ты нужен Франции!

– Я не хочу воевать за Францию, – сказал ему Стейниц. – Я британец.

– Это не имеет значения! Через месяц Британия войдет в состав Французской империи в качестве северной провинции! Я уже подписал вердикт! Только об этом ни-ни. Шпионы не дремлют, господин Талейран! И зарубите себе на носу: война должна быть продолжением политики, а не наоборот! Имеете возразить?

Стейниц отвернулся.

– Где шатается это ничтожество генерал Груши! – проворчал мужчина, озирая палату сердитым взглядом. – Давно пора подтянуть войска и ударить противнику в тыл! – Взгляд его снова упал на Стейница. – Или вам представляется, что мои замыслы относительно диагонального расположения брустверов не верны?

– Я ничего в этом не понимаю, – буркнул Стейниц.

Носатый мужчина усмехнулся.

– Неудивительно. Обыкновенному человеку трудно понять стратегические замыслы великого полководца. Именно поэтому я запретил Тюлару писать мою биографию. Однако где же он? И почему не принес бумагу, я ведь его просил! Мне нужно срочно написать донесение генералу Багратиону. Он теперь воюет за меня, а я еще не сшил ему мундир. Как можно воевать без мундира – я этого не понимаю.

– Не человек красит мундир, а мундир человека, – веско сказал старик, сидевший на полу в одной ночной рубашке и для чего-то распускающий носок.

Носатый посмотрел на него и снисходительно усмехнулся.

– А, это ты! А я думал, что это генерал Груши спешит ко мне на помощь со своим отрядом! Жаль, что ты не Груши.

– Мне тоже, – ответил пожилой мужчина, продолжая распускать носок.

– Я много слышал о твоей мудрости, философ, и желаю тебя наградить. Говори – чего ты хочешь?

– Отойди от окна.

– Как?

– Свет не загораживай!

Окрик был таким грозным, что носатый поспешно посторонился.

– Простота мудрости, – с благосклонной улыбкой сказал он. – И мудрость простоты. Я прощаю тебя, философ.

Пожилой мужчина поднял перед лицом полураспущенный носок, тщательно его осмотрел, понюхал и заявил:

– Моя теория дала очередной сбой. Но, кажется, я знаю, в чем причина. Бессмертие и смерть – суть субстанции, обладающие протяженностью и количеством вещества, равным квадрату человеческой доброты, помноженному на площадь земного шара. Прошу учесть, что смерть в данном случае является предикатом земного бытия. Это очень важно! Количество доброты в одном огурце, преломляясь в рассеянном луче света, дает на выходе точный расчет полета пули, выпущенной из револьвера системы «Морковь», при учете ветра в восемьдесят пять баллов по марсианской шкале. Я вывел это правило позапрошлой ночью. – Старик перевел взгляд с грязного носка на Стейница и доверительно сообщил: – Формула идеальной субстанции готова. Если мне удастся раздобыть соленый огурец до наступления заката, то сегодня же ночью я обрету бессмертие!

Секунду или две Стейниц смотрел на старика, затем обхватил голову руками и тихо застонал.

Вдруг белая дубовая дверь отворилась и в палату вошли двое. Один невысокий и интеллигентный, в белом халате, – судя по всему, доктор. А второй – один из тех, кто притащил Стейница в эту палату. Доктор подошел к кровати Стейница, присел на краешек и доброжелательно поинтересовался:

– Уже успокоились? Вот и хорошо. Я говорил, что волнение вам противопоказано.

Стейниц повернул голову и увидел, что в руке доктор держит шприц с длинной иглой.

– Всего один укол, и я оставлю вас в покое, – сказал доктор, проследив за его взглядом.

– Это что – яд? – спросил Стейниц обреченным голосом.

Доктор засмеялся.

– Нет, конечно. Это всего лишь успокоительное! Сейчас сделаем вам укольчик, и вы поспите.

– Я не хочу спать.

– Именно поэтому нужно сделать укол.

– Делайте что хотите, – сказал Стейниц, безропотно задрал рукав и подставил руку под иглу.

Доктор принялся за дело.

– Когда вы меня выпустите? – спросил Стейниц, равнодушно следя за его манипуляциями.

Доктор вынул из вены иглу, смазал место укола ваткой, смоченной в спирте, и мягко проговорил:

– Не понимаю, чем вам здесь не нравится? Мы определили вас в самую лучшую палату. На койке слева от вас спит Наполеон. У окна на полу – Диоген. По-моему, неплохая компания.

– Почему бы вам не сделать укол Наполеону? – спросил Стейниц. – По-моему, он взволнован.

– Мне три дня не подвозили провианта! – заявил носатый мужчина. – И куда, черт побери, подевался генерал Груши! У меня с ним нет никакой связи!

– Я попробую связаться с генералом Груши, – заверил носатого доктор. – И обещаю вам, что провиант сегодня вечером будет доставлен.

– Сколько подвод? – сухо осведомился носатый.

Доктор подумал и ответил:

– Не менее трех.

– Дьявол! Мне нужно три сотни! Где оставшиеся восемьдесят пять подвод? Куда они подевались?

– Я постараюсь их отыскать, – пообещал доктор.

– Войска истекают кровью, а я окружен изменниками! Кругом измена! – прорычал носатый и, обхватив руками плечи, отвернулся к стене.

Реальность покачнулась и поплыла перед глазами Стейница.

– А может быть, он правда Наполеон? – тихо пробормотал шахматист. – Кто знает… Чтобы судить о других, нужно, как минимум, знать себя самого… А это сложно… Почти невозможно… Слишком мало времени…

– Верное замечание, – кивнул доктор и, щелкнув крышечкой часов, глянул на циферблат. – Вы засыпаете. Не сопротивляйтесь сну.

Стейниц легонько махнул перед лицом рукой, как бы разгоняя туман, и безмятежно улыбнулся.

– Я могу передвигать фигуры силой мысли, не касаясь их рукой, – сообщил он доктору.

– Правда? Замечательно! Вот поспите, а потом обязательно меня этому научите!

– Мысль действенна… Я могу сдвинуть фигуру… Могу сдвинуть гору…

Глаза Стейница закрылись, и он упал бородатой щекой на мягкую подушку.

– Я – бог… – прошептал он напоследок и уснул с блаженной улыбкой на губах.

Два доктора в белых халатах сидели за круглым деревянным столиком и пили чай с пирожками. Одного звали Николай Александрович, он был тот самый врач, что усыпил Стейница посредством укола. Второго звали Илья Сергеевич, этот был так молод, что более походил на гимназиста, чем на доктора. Илья Сергеевич только что пришел на службу, и пирожки, которые с удовольствием поедали коллеги, испекла его жена Ксения.

– Ну, что сегодня интересного? – поинтересовался Илья Сергеевич, отхлебывая чай.

– Ничего особенного, – ответил Николай Александрович, позевывая. – Вот разве что нового чемпиона мира привезли.

– По шахматам? – угадал Илья Сергеевич.

• Предыдущая
• 42/63
• Следующая