Великолепный - Барнет Джилл - Страница 32
- Предыдущая
- 32/77
- Следующая
Брат Дисмас с минуту помолчал и окинул взглядом спальню, стараясь по возможности не встречаться глазами с Мерриком, который, стиснув зубы с такой силой, что у него на скулах обозначились желваки, мрачно следил за манипуляциями монаха.
– Поскольку в ней испытывают нужду многие заблудшие души, которых ты, господи... по своей великой милости... по великой милости своей... наставишь когда-нибудь на путь истинный, – закончил монах совсем уж маловразумительно, бросив, однако, выразительный взгляд в сторону Меррика.
В этот момент в комнату вошла старая Глэдис. Мгновенно оценив обстановку, она воздела вверх руки, словно ведьма, готовящаяся произнести заклинание, и заплясала, забегала по комнате, распевая во весь голос старинную песню друидов. При этом ее черная накидка летела вслед за ней, как крылья летучей мыши.
Монах мигом захлопнул рот и вытянул перед собой крест, отгородившись им от старухи, как щитом.
Меррик почувствовал, что даже ради Клио не может больше являться безучастным свидетелем этого спектакля. Ему не терпелось приступить к обработке ее раны, поскольку он считал это средство гораздо более действенным, чем молитва.
– Вон! – гаркнул он, указывая на дверь. – Все до последнего – вон отсюда! Сейчас же!
Повинуясь указующему персту лорда, все присутствующие в один миг снялись со своих мест и ринулись к двери, создав у дверного проема небольшую давку. Все, за исключением брата Дисмаса, который в этот момент был занят тем, что привязывал к своему кресту головку чеснока. Равным образом не торопилась никуда уходить и старуха Глэдис. Она слонялась по комнате, временами останавливаясь и принимаясь корчить монаху рожи в явной надежде, что он не выдержит и ретируется первым.
– Я сказал – все вон! – Меррик грозно сдвинул брови и выразительно посмотрел на монаха, едва сдерживаясь, чтобы не послать его ко всем чертям.
– Как – и я тоже? – Брат Дисмас приосанился и поднял свой крест повыше. – Мне, служителю божьему, не следует оставлять леди Клио в такой компании. Извольте, милорд, сначала прогнать отсюда эту старую ведьму, пока она не наградила миледи сглазом или еще чем-нибудь почище того. Я же стану читать во здравие леди молитвы.
– Думаю, миледи больше поможет, если я, наконец, извлеку наконечник стрелы из ее плеча. – Меррик сделал шаг по направлению к монаху. – А вы со своими молитвами здесь только мешаете.
Добрый брат Дисмас мгновенно изменился в лице, повязал на пояс свои четки и, зажав под мышкой огромный фолиант с медными застежками, двинулся к двери. Там он, правда, остановился, призвал на помощь всю свою кротость и, обернувшись к Меррику, произнес:
– Господь наш моими устами говорит вам, милорд: передвиньте кровать леди Клио!
– Что такое? – изумился Меррик. – Передвинуть ее кровать? Но зачем?
– Так велел наш создатель. Вы должны передвинуть ее кровать вон к той стене. – Брат Дисмас для верности ткнул пальцем в нужном направлении. – Чтобы леди Клио поправилась, нужно положить ее головой в сторону Голгофы. О том мне поведал наш господь бог.
Меррик некоторое время молча смотрел на монаха, раздумывая, не повредился ли тот в уме. Брату Дисмасу стало не по себе от этого взгляда.
– Ну да, в сторону Голгофы. Что в этом удивительного? – пробормотал он. – Это гора, на которой распяли Христа...
– Я отлично знаю, что такое Голгофа и где она находится, идиот! Я недавно там был! А теперь убирайся из этой комнаты, пока я не велел распять тебя!
Монах сглотнул и как ошпаренный выскочил за дверь. Подошвы его сандалий торопливо простучали по каменным ступеням лестницы, и все стихло.
– И ты, старуха, тоже уходи отсюда.
Меррик встал на пути у Глэдис и тем самым положил конец ее беспорядочным метаниям по комнате. Старая Глэдис вскинула голову, огляделась и, убедившись, что, кроме Меррика и лежавшей на постели Клио, в комнате никого нет, протянула лорду небольшой глиняный горшочек, который она извлекла из холщовой сумки, висевшей у нее на поясе.
– Смазывайте ее рану этим бальзамом, – сказала она совершенно спокойным тоном, словно только что не скакала по комнате, как безумная.
Когда за старухой закрылась дверь, Меррик озадаченно покачал головой, но, тем не менее, снял с горшочка крышку и не без любопытства в него заглянул. Внутри оказалась зеленоватого цвета густая субстанция, издававшая сильный запах горьких лесных трав. Это средство показалось Меррику более действенным, нежели перетаскивание кровати Клио по комнате и нацеливание ее головы в сторону Иерусалима.
Он запер дверь на засов и некоторое время стоял неподвижно, разглядывая лежавшую на постели девушку. Клио находилась в глубоком обмороке, об этом свидетельствовала ее бледная, с серым оттенком кожа; и Меррик отметил про себя, что ее состояние куда хуже, нежели она готова была признать. Ему приходилось видеть пепельно-бледные лица раненых. Все они тоже поначалу храбрились и заявляли, что отлично себя чувствуют, хотя это и было чистой воды ложью...
Намочив кусок белого льняного полотна в горячей воде, Меррик обмыл рану, стараясь не задевать обломка стрелы. Затем он вытащил кинжал, разрезал платье Клио от горла до талии и осторожно повернул ее на бок. Нажав пальцами чуть пониже ключицы, Меррик нащупал стальное жало стрелы, которое, войдя со спины, пронзило тело и едва не проткнуло белоснежную, в голубых прожилках кожу на груди девушки.
Меррик не раз вытаскивал из ран стальное жало стрелы – и у мужчин, и у женщин. Другое дело, что ему ни разу не доводилось вытаскивать наконечник стрелы из тела собственной невесты...
Существовало два способа извлечь наконечник. Можно было ухватиться за обломок древка и тащить стрелу из спины. Но при этом следовало помнить, что наконечник, скорее всего, имел зазубрины, которые стали бы цепляться за плоть и безжалостно ее рвать, расширяя тем самым входное отверстие. В результате наверняка возникло бы новое кровотечение, куда более обильное и опасное, чем первоначальное.
Меррик избрал второй способ и, перекрестившись, решительно разрезал кожу на груди Клио под ключичной костью. Девушка застонала и начала метаться, так что Меррику пришлось всей тяжестью своего тела прижать ее к тюфяку. Свежая алая кровь окрасила белую кожу и струйкой потекла из новой раны.
Меррик с минуту наблюдал, не пришла ли Клио в сознание, а когда понял, что этого не случилось, возблагодарил небо. Воспользовавшись тонким стальным стержнем, который он засунул в рану со стороны спины, Меррик протолкнул стрелу вперед, одновременно притиснув Клио к тюфяку – на всякий случай. Оказалось, что он сделал это не зря. Хотя девушка продолжала оставаться в бессознательном состоянии, боль была такой острой, что она выгнулась в его руках дугой и пронзительно закричала.
– Если бы я только мог взять твою боль на себя! – прошептал Меррик.
Прошла минута, показавшаяся ему вечностью, после чего Клио немного успокоилась. Подцепив наконечник пальцами, Меррик вытянул сломанную стрелу из надреза, сделанного им на груди девушки, и тщательно его осмотрел. Наконечник действительно имел зазубрины – причем большие и очень острые.
Положив обломок стрелы на стул, Меррик обмакнул кусок белой материи в винный уксус, разбавленный теплой водой, и с силой прижал его к ране под ключицей. Он знал – это больно. Клио, однако, отозвалась на новую пытку лишь негромким стоном, что свидетельствовало о том, что ее сознание отдаляется от тела все дальше и дальше. Меррик забеспокоился. Что бы он ни предпринимал, кровотечение не прекращалось. Ему захотелось что-нибудь сломать, разрушить или сокрушить, чтобы утолить бессильную ярость. Увы, валлийцы, которые были причиной страданий его невесты, уже расплатились за свои грехи в полной мере и лежали теперь рядком на опушке леса...
Неожиданно Меррик почувствовал, что на него смотрят. Он поднял голову и встретился взглядом с Клио. Однако ее столь живые и яркие в недавнем прошлом глаза были теперь пустыми и безжизненными. Казалось, они принадлежали не живому человеку, а призраку...
- Предыдущая
- 32/77
- Следующая
