Дунайский лоцман. Необыкновенные приключения экспедиции Барсака - Верн Жюль Габриэль - Страница 40

И там и здесь был риск, однако лоцман старался держаться подальше от турецких судов, если это даже грозило столкновением с румынскими властями; но Ладко надеялся, что господин Иегер сможет его защитить, как это случилось в Орсове.

Однако не случилось таких происшествий, которые снова доказали бы могущество пассажира; последняя часть путешествия прошла спокойно, и 10 октября, около четырех часов пополудни, баржа приблизилась, наконец, к Рущуку, который неясно показался на другом берегу. Лоцман выплыл на середину реки и, впервые за много дней бросив работать веслом, спустил якорь.

— Что случилось? — спросил изумленный Карл Драгош.

— Я прибыл, — лаконически ответил Сергей Ладко.

— Прибыл? Но мы ведь не у Черного моря?

— Я вас обманывал, господин Иегер, — без обиняков заявил Сергей Ладко. — У меня никогда не было намерения плыть до Черного моря.

— Ба!-сказал сыщик с возрастающим вниманием.

— Это так. Я отправился с мыслью кончить путь в Рущуке. Мы прибыли.

— А где же Рущук?

— Там, — ответил лоцман, показывая на дома отдаленного города.

— Почему же в таком случае мы не отправляемся туда?

— Потому что я должен дождаться ночи. Меня ищут, преследуют. Днем я рискую, что меня арестуют при первом шаге.

Это становилось интересным. Неужели все-таки оправдываются первоначальные подозрения Драгоша?

— Как в Землине, — пробормотал вполголоса сыщик.

— Как в Землине,- спокойно согласился Сергей Ладко,- но по другим причинам. Я честный человек, господин Иегер.

— Я в этом не сомневаюсь, господин Бруш, хотя причины бояться ареста редко вызывают сочувствие порядочных людей.

— Мои как раз таковы, господин Иегер, — холодно уверил Сергей Ладко. — Извините, что я не могу их открыть. Я поклялся хранить тайну и сохраню ее.

Карл Драгош выразил жестом полнейшее равнодушие. Лоцман продолжал:

— Я понимаю, господин Иегер, что вы не захотите вмешиваться в мои дела. Если желаете, я высажу вас на румынской территории, и вы избежите опасностей, которым я могу подвергнуться.

— Сколько времени вы рассчитываете оставаться в Рущуке? — спросил вместо ответа Карл Драгош.

— Не знаю,- ответил Сергей Ладко.- Если все пойдет, как я желал бы, я вернусь на лодку до утра, и в этом случае буду не один. Если получится по-другому, неизвестно, что я стану делать.

— Я последую за вами до конца, господин Бруш, — не колеблясь объявил Карл Драгош.

— Воля ваша, — молвил Сергей Ладко и больше не сказал ни слова.

Когда наступила ночь, он взялся за весло и приблизился к болгарскому берегу. Была полная темнота, когда он причалил немного ниже последних домов города.

Всем существом стремясь к заветной цели, Сергей Ладко действовал, как под гипнозом. Его четкие и точные движения вели к тому, что нужно было делать, чего он не мог не делать. Слепой ко всему окружающему, он не видел, как его компаньон исчез в каюте, когда якорь был поднят на борт. Внешний мир потерял для него всякую реальность. Для него существовала единственная мечта. И этой мечтой был весь освещенный солнцем, несмотря на тьму ночи, его дом, и в этом доме Натча!… Кроме Натчи, для него ничего не было под небом.

Как только нос суденышка коснулся берега, он спрыгнул на землю, закрепил баржу и удалился быстрыми шагами.

Карл Драгош тотчас вышел из каюты. Он не потерял времени. Кто мог бы узнать энергичного и подтянутого полицейского в этом увальне с тяжелой поступью, превосходно изображавшем венгерского крестьянина.

Сыщик в свою очередь сошел на берег и, следуя за лоцманом, снова отправился на охоту.

Через пять минут Сергей Ладко и Карл Драгош очутились около домов. В Рущуке в ту пору, несмотря на его торговое значение, не существовало уличного освещения, и при всем желании трудно было составить понятие о городе, беспорядочно разбросанном по берегу Дуная. Близ пристани теснились ветхие сараи, служившие складами или кабачками. По правде говоря, Ладко и Драгош на все это не обращали внимания. Первый шел быстрым шагом, смотря прямо перед собой, как будто его привлекала цель, сверкающая во тьме. А второй старался не отставать от лоцмана, и потому не сразу заметил двух людей, вышедших из улочки, мимо которой он проходил.

Когда эти двое оказались на дороге, ведущей к реке, они разделились. Один пошел направо, вниз по реке.

— До свиданья, — сказал он по-болгарски.

— До свиданья, — отвечал другой и, повернув налево, двинулся в сторону Карла Драгоша.

При звуке этого голоса сыщик задрожал. Секунду он колебался, невольно замедлив шаг, потом, перестав следовать за лоцманом, круто остановился и повернулся.

Вся совокупность природных и благоприобретенных способностей необходима сыщику, питающему честолюбивую мечту не застыть на нижних ступеньках служебной лестницы. Но наиболее драгоценны из многих качеств, которыми он должен владеть, превосходная зрительная и слуховая память.

Карл Драгош владел этими преимуществами в высокой степени. Его слуховые и зрительные нервы представляли собой настоящие регистрирующие аппараты, и своих зрительных и слуховых ощущений сыщик никогда не забывал. Через месяцы и годы он узнавал с первого взгляда едва рассмотренное лицо и голос, который когда-то прозвучал в его ушах.

Это был как раз один из тех голосов, которые Драгош слышал, и не так давно, чтобы ошибиться. Этот голос донесся до его слуха на поляне, у подножия горы Пилиш, и он будет той путеводной нитью, которую сыщик так долго искал. Какими бы ни казались изобретательными умозаключения, относившиеся к компаньону по путешествию, это все-таки были только гипотезы. Напротив, голос принес ему, наконец, уверенность. Колебаться между вероятностью и уверенностью было невозможно, и вот почему сыщик оставил Ладко и устремился за новой добычей.

— Добрый вечер, Титча, — сказал по-немецки Карл Драгош, когда человек приблизился к нему.

Тот остановился, стараясь рассмотреть его в темноте.

— Кто это? — спросил он.

— Я, — отвечал Драгош.

— Да кто вы?

— Макс Рейнольд.

— Не знаю такого.

— Но я вас знаю, раз назвал по имени.

— Это верно, — согласился Титча. — Видно, у вас хорошие глаза, приятель?

— Они, в самом деле, превосходны!

Разговор на мгновение прервался.

— Чего вы от меня хотите? — спросил Титча.

— Говорить с вами, — объявил Драгош. — С вами или с другим. Я только для этого в Рущуке.

— Значит, вы нездешний?

— Нет, я приехал сегодня.

— Хорошенькое время выбрали,- насмешливо заметил Титча, очевидно, намекая на анархию, царившую в Болгарии.

Драгош, сделав равнодушный жест, добавил:

— Я из Грона.

Титча молчал.

— Вы не знаете Грона? — настаивал Драгош.

— Нет.

— Это удивительно, ведь вы были так близко от него.

— Близко? — повторил Титча. — Откуда вы взяли, что я был близко от Грона?

— Черт возьми!- смеясь воскликнул Карл Драгош. — Да ведь она недалеко оттуда, вилла Хагенау.

Титча задрожал. Он попробовал отделаться смелым отрицанием.

— Вилла Хагенау? — пробормотал он, стараясь попасть в насмешливый тон.- Странный разговор, приятель! Я не знаю такой.

— Правда? — иронически сказал Драгош.-А поляну у Пилиша знаете?

Титча, быстро приблизившись, схватил за руку собеседника.

— Да тише же,- сказал он, уже не пытаясь скрыть волнения. — Вы с ума сошли, что так кричите!

— Здесь нет никого, — возразил Драгош.

— Кто знает? И, наконец, чего же вы хотите?

— Говорить с Ладко,- ответил Драгош, не снижая голоса.

Титча крепче сжал его руку.

— Тише, — сказал он, бросая вокруг испуганные взгляды. — Вы дали клятву, чтобы нас повесили?

Карл Драгош расхохотался.

— Ну, — сказал он, — нам трудно будет договориться, если мы станем изображать немых!

— Тогда,- глухо проворчал Титча,- не нужно нападать на людей среди ночи без предупреждения. Есть вещи, о которых лучше не говорить на улице.