Магнолия - Шатилов Валентин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/54
• Следующая

Магнолия привыкла, что сумерки пролетают в одно мгновение. К вечеру, когда становилось не так жарко, они с Виктором обычно играли в футбол. Задняя стена дома была глухая – без окон, и к тому же – без плюща. Виктор разметил ворота, она в них становилась, а он бил. Потом наоборот.

И всегда им мешала темнота. Только разыграются – а мяча уже и не видно. Нужно идти ужинать, а потом и спать.

Зато сейчас, когда Магнолия, ожидая темноты, сидела в кустах, под ленивым шелестом плюща, сумерки тянулись ну просто бесконечно… Солнце бог знает когда скрылось за горизонтом, а вокруг, если приглядеться, все еще ясно видны деревья. Их белые стволы – как строго поднятые гигантские пальцы, предупреждают: ни-ни, выходить из укрытия опасно!

Все мы в плену стереотипов. А почему, собственно, опасно? Надо пойти к солдатам, к их начальникам – есть же у них какие-то начальники? – и сказать, что вы уж, извините, но я, несмотря на вашу охрану, выбралась из сада, а теперь мне надоело и я хочу вернуться.

И вообще. Сказать, чтоб не боялись они так за нас! Ничего с нами не станется. Не нужна такая охрана. И шлагбаумов не надо, и автоматов. Да пусть запросто приходят в гости! И мы к ним будем в гости ходить. Вон как Виктору нравится их спортплощадка – будем вместе в футбол играть, на батуте прыгать. Виктор плавать научится.

Какое простое и правильное решение! Как только она приняла его, все стало просто и правильно.

Уже ничего не опасаясь, она распрямилась во весь рост, со сладким удовольствием потянулась. Раздвинула кусты и напрямик, через пахоту, пошла между сонными, почти безлистными яблонями. К казармам, к проглядывающим электрическим огням.

Нет, все-таки это здорово, когда заканчиваются сомнения!

Темный бок казармы надвинулся неожиданно. Это, наверно, была жилая казарма. Магнолия заглянула за угол – освещенная дверь была открыта, и в ее желтом свете, лежащем на пороге и на асфальте ярким прямоугольником, топталось несколько солдат.

Магнолия не хотела с ними объясняться – она искала их начальников.

Пройдя неосвещенной, безлюдной стороной казармы, она едва не наткнулась на еще одну группу солдат.

Эти солдаты сидели в темноте и почти не были видны – только красноватые дымные огоньки выдавали место их расположения. Это была беседка-курилка.

– А че, если вот так не знать, то она – бабец неплохой, – выдохнув дым очередной затяжки, задумчиво сказал один из солдат. – Все, можно сказать, при ней… Приехала – писюшка-писюшкой, подержаться не за что. А тепе-ерь!

– Ох и тянет ее небось этот, молодой, – мечтательно произнес голос из глубины беседки. – Как ни глянешь – они из кустов вылазят. Довольные!

– Не-е, ее тянет тот, однорукий – он у них за пахана, – авторитетно заявил еще один голос.

– Да они небось оба ее и тянут, – произнес мечтательный.

– Говорю тебе – однорукий, – лениво упорствовал авторитетный голос.

– А молодой что ж, думаешь, смотрит на это просто так – и все?

– А он Железку тянет, – высказал после очередной затяжки гипотезу самый первый голос. Все довольно рассмеялись.

– Ладно, – резюмировал все тот же голос. – Нам их расклады – по ветру! – Сигарета, шипя, погасла, нырнув в какую-то жестянку. – Пошел я, наверно, спать.

– Да чего, ребята, еще отбоя не было, – запротестовал мечтательный.

– Хочешь – сиди. А мне в два часа подыматься, а с трех гулять под звездочками в обнимку с дружком-автоматом, – объяснил первый голос.

Все задвигались – гасили окурки, поднимались. Стуча каблуками по деревянному полу, повалили из беседки.

Мечтательный, пару раз торопливо затянувшись, выскочил последним.

Магнолия еще некоторое время прислушивалась к их удаляющимся голосам, затем осторожно пошла дальше.

Она не раз слышала от солдат всякие такие разговоры. И они ей были неприятны, хотя главного, о чем шла речь, она для себя так и не уяснила. Это главное обозначалось в солдатских разговорах самыми разными словами. Она советовалась с Виктором, но он тоже этого не знал. Юрок, конечно, знал, но отвечать не стал. Буркнул только, что, мол, сами узнаете, когда биологию будете проходить. И угрюмо посоветовал никого до тех пор не расспрашивать.

А Магнолия потом специально проглядела в библиотеке учебник биологии – и ничего подобного не нашла. Ни одного словечка из солдатских, любимых… Может, это будет в устных объяснениях?

Теперь она продвигалась почти в полной темноте, ступая очень осторожно. К счастью, под ногами все время была ровная асфальтовая дорожка. Это с задней-то стороны казармы! «А у нас, – с недоумением и обидой подумала Магнолия, – всего одна асфальтовая дорожка – и та уже порастресканная и пораскрошенная. Даже травка пробивается в щелях!»

Из-за края казармы на дорожку падал яркий свет. Несколько шагов до него Магнолия прошла медленно-медленно и, дойдя, чуть выглянула из-за угла.

Впереди была необычная казарма. Наверно, Виктор говорил о ней – перед ее дверью стоял часовой, а все пространство между ней и той казармой, за которой пряталась Магнолия, было залито пустым ровным светом люминесцентных ламп.

Послышались шаги – со стороны центральной аллеи по освещенной дорожке шагал довольно высокий сутулый военный. В фуражке. Наверно, это и был один из тех солдатских начальников, с которым она хотела поговорить и все объяснить.

Шагал этот военный так забавно: туловище наклонено вперед, и наклон будто торопит его размашистые шаги. И голова наклонена – он как бы ныряет вперед с каждым шагом. Интересно было б попробовать повторить его манеру двигаться. Правда, для этого, наверно, надо иметь и его самоуверенно-неприятное лицо.

Не глянув на часового, начальник в фуражке проследовал внутрь казармы – и вдруг Магнолия решилась догнать его и все изложить. Некоторые опасения вызывал часовой – он мог не пустить, хуже того – мог испугаться, поднять панику. Сбегутся другие солдаты, а Магнолии так не хотелось давать объяснения перед всеми…

Но часовой пропустил беспрепятственно. Правда, вид у него при этом был несколько обалделый, и, зайдя в казарму, она поняла, почему он, бедняга, обалдел. Сразу за дверью был небольшой коридорчик, на стене которого, прямо напротив входа, висело высокое прямоугольное зеркало. Магнолия еле различила в этом зеркале себя – на ней была внешность только что прошедшего солдатского начальника.

Его гулко стукающие шаги еще доносились из левого ответвления коридорчика. Потом хлопнула дверь, и стало очень тихо.

Магнолия остановилась в задумчивости. Если она опять может принимать образ кого угодно, то теперь вернуться домой ничего не стоит. Ни с какими солдатскими начальниками разговаривать не надо. Конечно! Но раз уж она все равно здесь, то посмотрит вокруг немножко – чуть-чуть, а потом – домой!

И тяжелой, ныряющей походкой самоуверенного военного она зашагала в правое ответвление коридорчика.

Недрогнувшей рукой – будто в тысячный раз – Магнолия распахнула дверь и оказалась в прохладном, довольно многолюдном помещении.

Вдоль стен непрерывным рядом громоздились какие-то приборы. Они помигивали малюсенькими лампочками и разнообразными экранами, негромко жужжали, гудели, временами подвывали. Лицом к приборам – спиной или боком к вошедшей Магнолии сидело больше десятка солдат. Все они были очень заняты, никто даже головы не повернул на мягко захлопнувшуюся дверь. Только солдат, сидевший отдельно за приставным столиком, вскочил, напряженно вытянулся и отрапортовал:

– Господин подполковник, разрешите доложить! Из сектора четыре новой информации не поступало, наблюдение продолжается!

Магнолия не слушала. В совершенном изумлении она смотрела на экраны – там ясно, как днем, был виден сад. Их сад! Вот же он – тот терновый куст, около которого Виктор наметил прорыв, вот и дорога, по которой она должна была подойти. Съемки велись, видимо, из-за той стены зелени, о которой она думала как о лесополосе.

• Предыдущая
• 14/54
• Следующая