Кот, который читал справа налево (сборник) - Браун Лилиан Джексон - Страница 19
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая
Батчи с искренней гордостью в голосе произнесла:
– Это была Зоина идея.
– Миссис Ламбрет, почему вы сегодня зашли в галерею?
– Я была там дважды. В первый раз я зашла перед самым закрытием. После полудня я все время провела в магазинах и заехала спросить, собирается ли Эрл остаться в центре на обед. Он ответил, что сможет освободиться не раньше семи вечера, а может, и позже.
– Который был час, когда вы закончили разговор?
– Парадная дверь была еще открыта, так что было, видимо, не позже половины шестого.
– Он не объяснил вам, почему не может покинуть галерею?
– У него было много работы, поэтому я поехала домой. Но я очень устала, и мне не хотелось заниматься стряпней.
– Она работает день и ночь, готовится к персональной выставке, – заметила Батчи.
– Так что я решила принять ванну и переодеться, – продолжила Зоя, – и вернуться в центр к семи часам, чтобы оторвать Эрла от его работы.
– Вы позвонили ему и сообщили о том, что вернетесь в галерею?
– Кажется, позвонила. А может быть, и нет. Не помню. Я думала о том, что нужно позвонить, когда в спешке одевалась. Я не помню, позвонила или нет!.. Вы знаете, как это бывает. Вы делаете все автоматически, не думая. Иногда я не могу вспомнить, чистила ли я зубы, и должна посмотреть на зубную щетку – влажная ли она?
– Когда вы приехали в галерею во второй раз?
– Почти в семь, я полагаю. Эрл забрал машину, чтобы отдать в ремонт, поэтому я вызвала такси и велела водителю привезти меня ко входу в галерею со стороны аллеи. У меня был ключ к задней двери, на всякий случай.
– Дверь была заперта?
– Вот и это я не могу вспомнить. Она должна была быть закрыта. Я вставила ключ в замочную скважину и повернула дверную ручку, не задумываясь об этом. Дверь открылась, и я вошла.
– Вы не заметили какого-нибудь беспорядка на первом этаже?
– Нет, потому что свет был выключен. Я пошла прямо к винтовой лестнице. Как только я подошла к мастерской, я почувствовала что-то неладное. Было тихо, как в склепе. Я даже не сразу решилась войти в его офис. – Зоя болезненно поморщилась. – Но я вошла. Первое, что я увидела, – бумаги и все остальное разбросано на полу, а затем… – Она закрыла лицо ладонями, и в комнате воцарилось молчание.
Чуть погодя Квиллер мягко сказал:
– Не хотите ли вы, чтобы я известил Маунтклеменса, хотя он сейчас в Нью-Йорке? Мне известно, что он хорошо относился к вам обоим.
– Как пожелаете.
– Вы уже предприняли какие-нибудь шаги по организации похорон?
Батчи сказала:
– Пышных похорон не будет. Зоя этого не одобряет.
Квиллер встал:
– Мы сейчас уйдем, но только позвольте мне узнать, миссис Ламбрет, может, я могу что-нибудь для вас сделать? Иногда, чтобы помочь человеку, нужно просто с ним поговорить.
– Я здесь. Я присмотрю за ней, – сказала Батчи. Квиллер подумал, что эта женщина ведет себя как хозяйка.
– Еще один вопрос, миссис Ламбрет. У вас есть хорошая фотография вашего мужа?
– Нет, только портрет, который я написала в прошлом году. Он находится в моей студии. Батчи вам покажет его. Я думаю, что мне пора идти наверх.
Без дальнейших объяснений она вышла из комнаты.
Батчи провела репортеров в студию, расположенную в задней части дома. Там на стене висел портрет Эрла Ламбрета, холодного, высокомерного, написанный без любви.
– Великолепное сходство, – с гордостью заметила Батчи. – Она действительно ухватила в нем самую суть.
Щелчок камеры Одда Банзена был почти не слышен.
Восемь
Когда Квиллер и Одд Банзен уезжали из дома Ламбрета, они молчали до тех пор, пока обогреватель, установленный в машине Одда, не выдал первое теплое дуновение. Только тогда Одд обрел дар речи.
– Кажется, подвизаясь на поприще рэкетира от искусства, Ламбрет все делал правильно, – сказал он. – Хотел бы я пожить так же. Готов побиться об заклад, что тот диван стоит не меньше тысячи баксов. А кто была эта большая задира?
– Батчи Болтон. Она преподает скульптуру в Пенниманской школе изящных искусств.
– И она действительно полагает, что она главный режиссер представления? Она просто упивается всем происходящим.
Квиллер согласно кивнул:
– Мне тоже не показалось, что Батчи потрясена смертью Эрла Ламбрета. Интересно, как она вписалась в картинку? Друг семьи, я полагаю.
– Если тебя интересует мое мнение, – сказал Одд, – то я не думаю, что эта кукла Зоя близко к сердцу приняла случившееся.
– Она уравновешенная, умная женщина, – ответил Квиллер, – даже если и кукла. Она не принадлежит к тому типу женщин, которые бьются в истерике.
– Если моя жена когда-нибудь увидит меня лежащим в луже крови на полу, я хочу, чтобы она билась в истерике, и как следует! Я не хочу, чтобы она мчалась домой, подкрашивала губки и вообще приводила себя в порядок для того, чтобы принимать посетителей. Представь себе даму, которая не помнит, звонила ли она своему мужу и была ли заперта дверь галереи!
– Она была в шоке. В голове у нее все смешалось. Она все вспомнит завтра или послезавтра. Что ты думаешь о портрете ее мужа, который она написала?
– Превосходно! Эрл – холодная рыба. Я сам никогда не смог бы сделать фотографии лучше, чем этот портрет.
– Раньше я пребывал в уверенности, что все эти современные художники пишут только точки и кляксы, потому что просто не умеют рисовать, – заметил Квиллер. – Но сейчас я уже не так в этом уверен. Зоя действительно талантлива.
– Если она действительно так талантлива, почему же она попусту тратит время на этот модернистский хлам?
– Возможно, потому, что это продается. Кстати, я хотел бы познакомиться с нашим репортером, ведущим уголовную хронику.
– Лодж Кендал? Ты с ним еще не знаком? Он всегда бывает в пресс-клубе наверху во время ленча.
– Я бы хотел поговорить с ним.
– Желаешь, я организую вашу встречу завтра? – предложил Одд.
– О’кей. Куда ты теперь направляешься?
– Обратно в лабораторию.
– Если это по дороге, может, подбросишь меня к дому?
– Без проблем.
Квиллер взглянул на свои часы:
– Половина десятого! А я забыл покормить кота!
– Ха-ха, – рассмеялся Одд, – я же говорил тебе, что Маунти берет тебя в качестве сиделки для своего кота.
Несколько минут спустя, когда машина свернула на Бленхейм-плейс, он спросил:
– Разве это соседство не беспокоит тебя? Эти подозрительные типы на улицах!
– Они мне не мешают, – ответил Квиллер.
– Меня бы не заставили жить здесь. Я трус по натуре.
Сложенная газета лежала на крыльце дома № 26. Квиллер поднял газету, открыл входную дверь, вошел и быстро затворил ее за собой, радуясь, что наконец оказался в тепле. Он несколько раз подергал дверную ручку, как просил его делать Маунтклеменс, чтобы удостовериться, что дверь заперта.
Вторым ключом он открыл внутреннюю дверь в вестибюль и тут же в испуге отпрянул назад. Откуда-то из темноты доносился дикий вой. Сознание Квиллера затуманилось. Усы встали дыбом. Сердце в груди отчаянно прыгало. Инстинктивно он свернул газету наподобие дубинки.
Затем он вдруг догадался, что это был за шум. Это Коко дожидался его. Коко давал ему нагоняй. Коко был в ярости.
Квиллер прислонился плечом к дверному косяку и широко зевнул. Затем не спеша ослабил узел галстука.
«Никогда больше не делай этого», – всем своим видом говорил он коту.
Коко сидел на столе и яростно изрыгал поток оскорблений.
– Все в порядке, все в порядке, – прикрикнул на него Квиллер. – У меня были очень важные дела в городе.
Коко продолжал свою тираду.
– Подожди, пока я сниму пальто, ладно?
Когда Квиллер начал подниматься по лестнице, вой прекратился. Кот скакал впереди и вел его в квартиру Маунтклеменса, которая была погружена в кромешную тьму. Квиллер ощупью нашел выключатель. Эта задержка вызвала раздражение Коко, который отреагировал на нее очередным выступлением – на этот раз душераздирающие крики имели низкий горловой характер и несли в себе неприкрытую угрозу.
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая