Рубикон - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/65
• Следующая

С чувством собственного достоинства девушка слегка приподнялась и взглянула на лагерь, Дмитрий же спокойно наблюдал за ней, продолжая хранить молчание. Вначале на ее лице было безграничное любопытство, только оно очень быстро сменилось ужасом, и она даже вскрикнула, правда, сообразила, что этого делать не стоит, и зажала ладошкой рот. Как говорится, поздно пить боржоми, коли почки отказали. Даже если бы никто не услышал того, как она кралась сквозь заросли, что вряд ли, этот вскрик не остался бы незамеченным, хотя и не был особо громким. Вот только смотря для кого: для тех, кто живет в лесу, постоянно пробавляясь охотой, так очень даже.

— Чего орешь? — спокойно и ничуть не таясь, поинтересовался он, откровенно забавляясь ее ошарашенным видом и вытаращенными глазами. — Да не смотри на меня как на умалишенного, говори нормально.

— А…

— Нет там никого. Давно уже нет. Лагерь либо брошен, либо вымер.

— Так чего же ты тогда?

— А на будущее. Я тебе что велел делать? Не надо на меня так смотреть, просто ответь.

— Ждать там, — вздернув подбородок, ответила она.

— А ты?

— Вот только не надо. А если бы тут оказались дикари? Что бы ты делал один?

— Ну у одного у меня шансов гораздо больше, чем вдвоем с тобой. Вижу, что мои слова звучат неубедительно. Ладно. Ты знаешь, почему чуть не словила пулю? Не смотри на меня так, я не пальнул прямо по кустам только потому, что у меня еще были сомнения, что это можешь оказаться ты. Уж больно ты привыкла к дурным самостоятельным решениям. Так вот, ты топала и ломилась сквозь кусты, как носорог. Как думаешь, услышал бы тебя опытный охотник, если уж я сумел это сделать? Дальше. Вот интересно, с чего это ты взяла, что если ты не видишь ничего впереди, то никто не заметит твоей выставленной на всеобщее обозрение задницы? И наконец — скажи, пожалуйста, как ты собиралась мне помочь, если только при виде черепов сразу начала кричать и забыла про оружие?

— Подумаешь. Ну испугалась, и что с того. Стреляла бы — и с такого расстояния не промазала.

— Ох уж мне эта эмансипация. Во-первых, если ты думаешь, что выстрелить в человека легко, то ты сильно ошибаешься. Трудно. Очень трудно, даже когда ты понимаешь, что от этого зависит твоя жизнь. Во-вторых, посмотри на ствол карабина. Не на меня посмотри, а на карабин. Вот так. Ну и как ты собиралась стрелять с забитым землей стволом? Это ведь не АКМ, «барс» требует бережного отношения. Тут семь шатров, считаем по минимуму — семь воинов. Я смог бы уложить двоих, черт с ним, и ты одного, — что дальше?

— Они дикари, так что разбежались бы как миленькие, как только услышали бы выстрелы, как тот оборотень.

— Нормально. То есть ты все еще продолжаешь считать себя правой? А ведь я делаю невероятное допущение. Ладно. Итак, четверо опытных лесных охотников убегают, с ними их домочадцы, никого из них мы больше не возьмем, к гадалке не ходить. Думаешь, на этом все закончится? — Он уже откровенно шипел, исходя злобой на ее выверты. — Как долго будут нас выслеживать в лесу те, для кого он — дом родной? Насколько трудно им будет организовать на нас засаду? Ты видишь эти черепа? Это означает, что убивать людей им далеко не впервой. Значит, так, Лариса, мне плевать, как ты там в прежней жизни вертела Семеном, мне плевать, что ты там о себе думаешь, но все эти равноправия полов остались в прошлом, которое, как ты верно выразилась, для нас уже недосягаемо. Хочешь жить — делай так, как говорю я, не хочешь — иди вешайся, могу намылить веревку, у нас еще малость мыла осталось.

— Дим…

— Хватит, я сказал! Родилась женщиной — так и будь ею, нечего из себя солдата Джейн строить! Насмотрелся я на таких, пока служил. Хорошо, если одна из сотни может правильно держать оружие и не бояться его. Не бабье это дело, пойми.

— А зачем же тогда ты меня с собой таскаешь и оружие заставляешь носить? — обиженно буркнула она. Хорошо, хоть не начала возмущаться, это уже радует.

— Затем, Ларчик, чтобы, случись что, ты могла за себя постоять. Защититься, понимаешь, а не бросаться в атаку там, где это и на хрен не нужно. И однажды это уже спасло твою жизнь.

— Дим, ну не злись. Я больше не буду.

— Хорошо, на этот раз проехали. Ты тоже не обижайся, но прошу, больше так не делай. Очень прошу, Ларчик.

— Сказала же: больше не буду.

Дмитрий некоторое время внимательно смотрел на девушку, всем своим видом показывавшую раскаяние. Ох, что-то ему говорило о том, что глупости с ее стороны еще не закончились. Но сейчас она искренне верит в то, что говорит. Так, значит так, не следует перегибать, всего по чуть-чуть. А едва он представил ее раскачивающейся на суку… Помилуй, Господи, нас грешных и спаси, и если можно, эту чашу пронеси, — отчего-то тут же припомнились слова известной песни «Любэ».

— Лагерь вымер или брошен, и похоже, давно, — как ни в чем не бывало заговорил он, считая, что нравоучений с нее достаточно. Теперь нужен конструктивный разговор — это поможет ей вернуть себе самооценку, а то вон какой пришибленный вид. — Видишь, трава у входа проросла, а еще вон на кострище стебельки. Твое мнение.

— Все вроде целое, ничто не разбросано. Вряд ли это был налет беспокойных соседей. Знаешь, очень похоже, что люди ушли в спешке, оставив все как есть, или здесь прошлась какая-то эпидемия.

— Вот и я так думаю. Жаль, если так.

— Мы же даже не знаем, люди ли там были.

— Не знаем, тут ты права. Но погляди, сколько полезного добра пропадает. А если здесь прошла эпидемия, то лучше ничего не брать.

— Мы вроде не археологи, так что особо полезного я не вижу.

— Не видит она. А шкуры на этих фигвамах?

— Да, они бы нам пригодились.

— Вот и я о том же. Но пойти заглянуть вовнутрь все же нужно.

— Может, не будем рисковать?

— Не получится. Нужно хотя бы знать, с кем мы столкнулись. Человеческие черепа говорят о том, что люди тут есть, а вот кто на них охотится, нужно выяснить. Ты посиди здесь, а я схожу.

— Я с тобой. Ну что ты так на меня смотришь, я ведь медик.

— Фармацевт.

— А ты походи, поищи другого.

— Это да. Другого у нас нет. Ладно. Погоди малость.

Дмитрий вынул из-за спины прилаженный за ремнем топор, подошел к молодому деревцу и одним ударом перерубил тонкий ствол. Меньше чем через минуту в его руке оказался шест длиной метра четыре.

— Зачем это?

— Ну не заходить же нам в эти шатры. Откинем полог, заглянем вовнутрь с расстояния. Все меньше вероятность что-нибудь подхватить.

Едва они ступили в лагерь, как почувствовали сладковатый привкус сгнившей плоти. Не плотный, от которого сразу появляются рвотные позывы, а скорее эхо от былого. Повсюду видны предметы обихода, брошенные и бесхозные. Несколько керамических горшков, слепленных кривовато, словно их делал гончар-недоучка. У Дмитрия получилось бы куда лучше, он был в этом уверен. Привлекла внимание пара копий, прислоненных возле входа в самую большую палатку, имелись они и возле других. Каменные наконечники! Выполненные искусно, но каменные. Ага. А вот покороче и потоньше, количеством четыре штуки. Это, наверное, дротики, предназначенные для метания, и наконечники у них костяные. Рядом еще какая-то хрень. Обычная изогнутая палка с выступом на одном конце, длиной сантиметров пятьдесят или шестьдесят. Интересно, что это? Ладно, потом разберемся.

Подойдя к самой большой палатке, они откинули полог и заглянули вовнутрь. Нет, это не просто кожа, а хорошо выделанная шкура, просто шерсть находится с внутренней стороны. Напротив входа еще можно было что-то рассмотреть, но там, кроме расстеленных шкур с сохраненным мехом, кое-какой утвари, очага, все тех же горшков, каких-то обработанных хитрым образом камней, наверное кремния, не было ничего.

В стороны от входа была полутьма, в которой увидеть ничего не получалось. Единственное, чего они добились, это только почувствовали усилившийся трупный запах, но опять-таки не критичный, застарелый и ослабший. Значит, обитатели остались там, только никого не видно.

• Предыдущая
• 17/65
• Следующая