Молодая элита (ЛП) - Лу Мари - Страница 9

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая

— Мама называла меня ками гоургаэм, ее волчонком.

Парень слегка наклоняет голову.

— Интересный выбор.

Его вопросы всколыхнули старое воспоминание о маме, за несколько месяцев до кровавой лихорадки. «В тебе горит огонь отца, ками гоургаэм, — сказала она, держа мое лицо в своих теплых ладонях, и улыбнулась мне улыбкой, от которой ее обычно мягкие черты ожесточились. Затем наклонилась и поцеловала меня в лоб. — Я рада. В этом мире он тебе пригодится».

— Просто мама считала волков красивыми животными, — отвечаю я.

Парень с легким любопытством изучает мое лицо. По моей спине скатывается капля пота. У меня возникает смутное чувство, что я уже где-то видела его, где-то до костра.

— Должно быть, тебе интересно, где ты находишься, волчонок?

— Да, пожалуйста, скажите мне. Я буду очень благодарна, — говорю я, всячески желая своими словами показать, что я безобидна. Последнее, что мне нужно сейчас — не понравиться убийце с запятнанными кровью перчатками.

Выражение лица парня по-прежнему холодно-сдержанное.

— Ты в центре Эстенции.

У меня перехватывает дыхание.

— Эстенции? — Портовой столице Кенетры, расположенной на северном побережье страны? Это, наверное, самый удаленный город от Далии и место, куда я и собиралась сбежать. Мне хочется выскочить из постели и посмотреть в окно на легендарный город, но я подавляю это желание, сосредоточив внимание на сидящем рядом аристократе и скрывая свое возбуждение.

— А кто вы? — спрашиваю я и, опомнившись, добавляю: — Сэр?

— Энцо, — склоняет он голову, представляясь.

— Они назвали вас… на костре… они назвали вас Жнецом.

— Под этим именем я тоже известен, да.

Волоски у меня на шее сзади встают дыбом.

— Почему вы меня спасли?

Его лицо впервые расслабляется, уголки губ приподнимаются в легкой насмешливой улыбке.

— А другие бы сначала поблагодарили.

— Спасибо. Почему вы меня спасли?

Я краснею под пристальным взглядом Энцо.

— Давай мы не спеша подойдем к ответу на этот вопрос. — Он снимает ногу с ноги, ударяя каблуком сапога по полу, и наклоняется вперед. Теперь мне видна гравировка в виде ромба на золотом кольце на его пальце. — Утро твоей казни. Ты впервые создала что-то столь противоестественное?

Прежде чем ответить, я некоторое время молчу. Мне солгать? Но он поймет, что я лгу, он же был на месте казни, он знает, за что меня приговорили к сожжению. Поэтому я правдиво отвечаю:

— Нет.

Он несколько секунд обдумывает мой ответ, затем протягивает ко мне руку в перчатке и щелкает пальцами. Над их кончиками оживает маленький огонек, жадно лижущий воздух. В отличие от того, что создала я, этот огонек реален — от него тепло щекам и воздух над ним плывет, искажаясь. В мозгу вспыхивают жуткие воспоминания с ночи моей казни, и я в ужасе дергаюсь в сторону. Огненная стена, созданная им, тоже была настоящей.

Энцо поворачивает запястье, и огонек тухнет, оставляя после себя тоненький завиток дыма. Мое сердце испуганно бьется в груди.

— Когда мне было двенадцать, — говорит он, — кровавая лихорадка дошла до Эстенции. Я заболел и излечился за год. В нашей семье заразился только я. Через год после того, как доктора объявили, что я полностью здоров, я всё еще не мог контролировать температуру собственного тела. В одно мгновение я весь горел, в другое — уже замерзал. А потом, однажды, сделал это. — Он опустил взгляд на свою руку, затем перевел его на меня. — Какая история у тебя?

Я открыла рот и тут же закрыла. Да, всё сходится. Лихорадка волнами гуляла по стране десять лет, начав с моего родного города Далии и закончив здесь, в Эстенции. Из всех кенетреанских городов, Эстенции досталось сильнее всего — сорок тысяч людей умерло и еще сорок тысяч на всю жизнь осталось с отметинами. Сложить их вместе, и получится треть всего городского населения. Город до сих пор пытается оправиться.

— Это слишком личная история, чтобы я рассказывала ее кому-то, кого только что встретила, — выдавливаю я.

Энцо встречает мой взгляд с непоколебимым спокойствием.

— Я рассказал тебе свою историю не для того, чтобы ты получше меня узнала, — говорит он. Я против воли заливаюсь краской. — Я рассказал тебе ее, чтобы предложить заключить сделку.

— Вы один из…

— Как и ты. Ты умеешь создавать иллюзии. Нет ничего удивительного в том, что ты привлекла мое внимание. — Увидев мой недоверчивый взгляд, он продолжает: — Говорят, что после случившегося с твоим отцом, храмы в Далии переполнены перепуганными прихожанами.

Я создаю иллюзии. Могу вызывать образы, которых на самом деле нет, и могу заставить людей поверить в их реальность. Изнутри поднимается противное чувство. «Ты монстр, Аделина». Я инстинктивно потираю ладонями руки, словно пытаясь стряхнуть с себя болезнь. Отец так старался разбудить во мне что-то подобное. И вот оно здесь. А он мертв.

Энцо терпеливо ждет, когда я снова заговорю. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я тихо начинаю рассказывать свою историю.

— Я заразилась кровавой лихорадкой в четыре года. Докторам пришлось лишить меня глаза. — Я нерешительно замолкаю, чтобы потом продолжить: — Я делала это… только дважды. В детстве ничего необычного за собой не замечала.

Энцо кивает.

— Некоторые обнаруживают в себе силы позже других, но все наши истории схожи. Я знаю, что такое расти меченым, Аделина. Все мы знаем, каково это — быть мерзкими выродками.

— Все мы? — переспрашиваю я. Мои мысли снова возвращаются к деревянным дощечкам с гравировкой, к слухам о Молодой Элите. — Есть и другие?

— Да.

Маг. Шагающая по ветру. Алхимик.

— Кто они? Сколько их?

— Немного. Но нас становится всё больше и больше. Примерно через десять лет после того, как в Кенетре утихла лихорадка, некоторые из нас начали заявлять о своем существовании. Странный случай тут, необычное происшествие там. Семь лет назад деревенские жители в Трис Ди Маре до смерти забили камнями маленькую девчушку за то, что она посреди лета покрыла местный пруд льдом. Пять лет назад люди в Удэре сожгли парня за то, что он прямо на глазах любимой заставил распуститься букет цветов. — Он сжимает руки, и мой взгляд снова останавливается на кровавых пятнах, покрывающих тонкую кожу перчаток. — Как видишь, я по вполне очевидным причинам держал в секрете свои способности. Но потом, встретив еще одного человека, которого лихорадка так же, как и меня, одарила странной силой, я передумал.

— Значит, вы — Молодая Элита. — Вот. Я, наконец-то, сказала это вслух.

— Так люди называют нас и наши способности. Инквизиторам это ненавистно. — Энцо криво улыбается одним уголком губ. — Я лидер общества «Кинжала», группы Молодой Элиты, и мы стараемся найти себе подобных до того, как их найдет Инквизиция. Но мы не одни. Я уверен, по миру разбросано множество таких, как мы. Моя цель — найти нас всех и объединить. Казнь посредством сожжения Инквизиторы устраивают каждый раз, как, по их мнению, находят кого-то из Молодой Элиты. Некоторые люди бросают своих меченых членов семьи, боясь того, что те принесут несчастье. Король оправдывает свое ужасное правление существованием мальфетто. Как будто это мы виноваты в том, что население нищенствует. Если мы не будет бороться, то король с Инквизиторами уничтожат нас всех, каждого, кого пометила кровавая лихорадка. — Его взгляд ожесточается. — Но мы будем бороться. Будем же, Аделина?

Слова Энцо напоминают мне о странном шепоте, сопровождающем мои иллюзии — темном, мстительном, искушающем и властном. Тяжесть ложится на грудь. Я боюсь. Но заинтригована.

— Что вы будете делать? — шепчу я.

Энцо откидывается на спинку кресла и устремляет взгляд в окно.

— Захватим трон, разумеется. — Его голос звучит почти бесстрастно, словно он говорит о своем завтраке.

Он хочет убить короля? А как же Инквизиторы?

— Это невозможно, — выдыхаю я.

Он искоса смотрит на меня, одновременно грозно и с удивлением.

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая