Слияние Солнца и Луны - Связов Евгений - Страница 9

• Предыдущая
• 9/10
• Следующая

– Я тоже…

Удар об воду оглушил их, и оказавшись под водой, он, борясь с жарким бессилием от яда, кое-как сообразил, что надо выплыть на тот берег, и плыть надо под водой. Потом что-то било его в спину, царапало по ноге, чьи-то сильные мягкие руки помогали ему плыть, а потом, держали его и голос, настойчивый, просящий и умоляющий, заставлял его идти. Последнее, что он запомнил – большие, очень печальные зеленые глаза, в глубине которых плескался океан покоя, в который он сразу же и скользнул.

Зеленая вспышка, поглощающая все естество, красные молнии, пронзающие и раскалывающие ее со страшным грохотом, сотрясающим до основания. За расколотой зеленой стеной открывается огромный бесконечный синевато-зеленый тоннель, по стенам которого пробегают золотистые отблески. Быстрый сильный поток заносит в туннель и несет по нему. В гибкие стены тоннеля вжимаются снаружи, стремясь заглянуть внутрь, лица, и поток подносит то к одной то к другой страшной сине-золотистой маске, которая выкрикивает что-то, что остается извне, и исчезает, не докричавшись. А поток все ускоряется и ускоряется, и от собственного бессилия становится жутко и страх охватывает все, и сжимает, сковывает, а потом вдруг исчезает, увиденный и понятый. Страх остановки. Остается только спокойное ожидание конца полета. Поток выносит в огромное, необъятное пространство, и исчезает, оставив один на один с пустотой. Пустота, полная, абсолютная, давит, давит и тянет во все стороны. И хочется отвернуться, чтобы не потеряться, чтобы быть хоть чем-нибудь. И понятая и принятая, пустота рушится, оставив сгусток темноты, кроме которого ничего не видно, потому что ни на что, кроме него, смотреть нельзя. И этот сгусток, сосредоточие зла и разрушения, тянется, надвигается, чтобы уничтожить, сковать, разрушить. И хочется стать жестким, сильным, чтобы отбросить его. И вдруг приходит понимание, что надо просто принять его, не сопротивляясь и не борясь ни с ним, ни с собой. И чернота проходит сквозь, окутывая и пытаясь сжать что-то, чего нет. Уйдя, темнота открывает огромную золотисто-розовую стену, замерцавшую. Из стену раздается Голос, сильный и добрый:

– С возвращением!

Стена на миг становится прозрачной и за ней мелькает добрая-добрая улыбка, и смеющиеся глаза, а потом тот же поток тянет назад, быстрее и быстрее, и хочется вечно падать так, быстро и плавно, в столбе теплого яркого света. Потом полет плавно прекратился и Тот ощутил, что лежит на чем-то твердом, прикрытый чем-то мягким, теплым и почти невесомым.

Полежав немного, наслаждаясь непривычным непоколебимым радостным спокойствием, он медленно открыл глаза и уставился в низкий дощатый потолок. Потом он посмотрел по сторонам, радостно удивляясь новому, яркому и доброму восприятию окружения, и увидел рядом низкий топчан с откинутым в сторону меховым одеялом. И стены из жердей, облепленных листьями.

Эльфы! – подумал он и сладко, до хруста в костях и звона в голове, потянулся. Потянувшись, от чуть-чуть поежился, блаженствуя от воздушной легкости тела, и вспомнил о Нейд.

Мгновенно откинув одеяло, он вскочил на ноги и еле устоял от звона и шума, ударивших изнутри. Он покачнулся и схватился за потолок тяжеловато-невесомой рукой, привыкая к стоянию. Потом, почувствовав, что что-то в нем не так, он глянул на себя и сначала увидел, а потом и ощутил, что на нем только штаны. И от этой наготы не было, как раньше, боязливо-холодно, а наоборот, было приятно и легко, как будто сбросил долгое время висевший груз.

Осторожно шагая, с каждым шагом все увереннее, он подошел к двери, и увидев, что за ними, облегченно-радостно замер, а потом прислонился к косяку, боясь спугнут гармонию увиденного.

В десятке шагов от хижины посреди большой поляны среди вековых дубов, прикрывающих ее от темно синего неба, горел костер, разгонявший предзакатные сумерки. Возле костра, о чем-то оживленно болтая, сидели, почти целиком заполняя поляну, эльфы. Возле самого костра, смеясь чему-то, что ей рассказывал высокий седой эльф, сидела Нейд, почти неотличимая от эльфов в свете костра, окрасившим ее волосы золотом и вложившим в глаза по кусочку темно-голубого чистого вечернего неба. Почувствовав его взгляд, она глянула в его сторону, и, как и он, замерла, очарованная. У входа в низкую хижину стоял серо-серебристый силуэт, от которого во все стороны растекались волны живого тепла и Силы. Силуэт оторвался от хижины и поплыл к костру. Он подошел поближе и…

– Пламя костра влилось в каждый серебряный волос неземной шкуры волшебного зверя Тота и он, являя свое волшебство, запылал золотом. – обронил кто-то и вслед за Тотом все на поляне согнулись от хохота. В море смеха возникли чьи-то руки, притянувшие Тота ближе к костру. Они усадили его на бревнышко, накинули на плечи невесомую куртку и сунули в руки кубок, в который он сразу же и уткнулся, к легкому недовольству Нейд, очень хотевшей заглянуть в его глаза.

– Эй, герой, столь длительными поклонами почитают только королев. – громко возвестил сосед Тот, перехвативший взгляд Нейд.

– Тотище, покажи мордочку! – расплылся над поляной нестройный хор. Могучие согнутые плечи под курткой что-то сотрясло, и он, отхлебнув из кубка живого летнего солнца, вымывшего из тела остатки веками копившейся грязи, поднял лицо. Нейд от неожиданности опешила. В каждой клеточке разгладившегося от морщин и кругов под глазами бронзового лица плескалась смущенная улыбка, детская и по-детски беззащитная и добродушная. И только в уголках смеющихся глаз, одинаково светло-карих, пряталась за морем доброты древняя-предревняя мудрость и великое всеобъемлющее понимание.

И Нейд, отбросив воспоминания о стенах огня и льда, через которые она прошла, обретая свою память, ответила морю доброты, омывающему берег мудрости, океаном веселья, способным утопить в себе все, кроме высокого острова непоколебимого спокойствия.

Они, не отрываясь и не замечая ничего вокруг, смотрели друг другу в глаза сквозь пламя костра, соединявшего их, пока сквозь гомон голосов не прорвался громовой крик старейшины:

– Братья! Сестры! Готовы ли они?!

– К чему? – хором спросили Тот и Нейд, отрывая взгляд друг от друга и глядя в молодое морщинистое лицо, расплывающееся в улыбке.

– Они еще спрашивают! – возмутился кто-то в волне добродушного хохота, накрывшей поляну сразу после их вопроса. В волне барашками пены, проглянули нестройные, но похожие, как братья, Да!

– Тогда… Начнем!!! – голос старейшины громом прокатился по поляне, погасив все голоса и стали слышны звуки живой ночи – треск сверчков, шорох и крики ночных птиц и зверей и шелест ветра в вершинах деревьев.

– Тот, охотник на драконов и баронесса Так-Гроун, Вы, рожденные чистыми и свободными, сохранили ли вы внутри себя чистоту и свободу, несмотря на грязь, в которой вы бродили?

– Да! – помедлив, ответил Тот, отставляя кубок.

– Да! – эхом отозвалась Нейд, срывая с шей свой амулет, чтобы быть здесь и сейчас самой собой, а не частью чего-то.

– Я рад, дети мои. А готовы ли вы пройти испытание Чистой Любви?

Помедлив секунду, Тот и Нейд дружно кивнули. Старейшина так же молча улыбнулся и бросил в костер горсть порошка, от которого пламя поутихло и стало ровным и сильным, окрасившись зелено-синим.

– Если есть что-то, что может встать между вами, скажите это сейчас при всех.

Они повернулись к друг другу, и Тот, замешкавшись на мгновение, обронил:

– Я думал, что это никогда не произойдет, и решил отдать свою жизнь и Силу, которая должна созидать, разрушению. Я убивал, и эти умершие, пустая трата меня, могут встать между нами, но я знаю это и этого не случится.

Нейд вздохнула в секундной тишине и продолжила:

– Я слишком ждала это и ожидая, я оттолкнула слишком многих, нанеся им боль, и отталкивать болью стало слишком привычным и это может встать между нами, но… – ее голос дрогнул и из спокойно-торжественного стал торопливо-взволнованным -… какие тут клятвы и обещания!?! Тот, я люблю тебя!

• Предыдущая
• 9/10
• Следующая