Девчонки и прогулки допоздна - Уилсон Жаклин - Страница 8

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая

– А потом долгое и интересное свидание в парке, – с горечью в голосе произносит папа, нарушая свое молчание.

– Ну пожалуйста, – Анна вот-вот расплачится, – не говори с Элли в таком тоне.

– Говорю, как считаю нужным. – Папа отодвигает от себя тарелку и встает из-за стола. – Она еще ребенок и должна усвоить, что надо слушаться старших. Ей никто не позволял шататься по улицам ночью.

– Папа, я была дома в двадцать минут двенадцатого. Куча девчонок моего возраста гуляют до двенадцати или до часу.

– Меня не волнует, что делают другие. Судя по вчерашней унизительной беседе с матерью Надин, они были просто шокированы. Очевидно, ее дочь так себя не ведет.

Ничего себе! Если бы они только знали. В прошлом году, когда Надин крутила с этим негодяем Лиамом, она врала напропалую маме и папе, будто была у меня или у Магды. Естественно, я не могу сказать об этом папе, потому что не хочу сплетничать. Поэтому я просто глубоко вздыхаю и барабаню пальцами по столу, всем своим видом изображая, что разговор меня утомил.

Тут папа приходит в бешенство и начинает на меня орать. Цыпа чует, что в воздухе пахнет порохом, и съеживается на стуле, большой палец во рту. На меня тоже накатывает страх. Отец ведет себя так, будто ненавидит меня. Что с ним? Почему он такой ужасный? Я стараюсь показать, что пропускаю его слова мимо ушей, но в горле у меня щиплет и глаза за очками наполняются слезами.

– Ради бога, прекрати. – Анна поднимается из-за стола. – Ты пугаешь Цыпу. И всех остальных тоже. Пожалуйста, иди в училище. К вечеру мы все успокоимся, тогда и поговорим.

– Сегодня вечером у меня собрание на факультете, – говорит папа. – Перехвачу на работе сэндвич – и сразу туда. Вернусь около десяти.

Меня вечером тоже не будет: у меня свидание с Расселом.

Отец бросает на меня проницательный взгляд – его прищуренные глаза буравят меня точно лазер. Как будто он проникает в черепушку и читает мои мысли.

– Элли, ты никуда не пойдешь. Ясно? Будешь сидеть под домашним арестом.

– Ну и пожалуйста! Что за дурацкое выражение? Так говорят только в каких-нибудь частных школах.

Я выбираю верную тактику. Это самый легкий способ переспорить отца. Он любит корчить из себя либерала, но на самом деле бабушка и дедушка пуритане и консерваторы до мозга костей, и папа оканчивал дорогую частную школу. Иногда его это напрягает. Он старается изо всех сил изъясняться простым языком, но в его речи то и дело проскальзывают пафосные словечки, выдавая его с головой.

– Возможно, это выражение кажется тебе странным, Элли, но, надеюсь, ты понимаешь его смысл?

– Мне нельзя выходить из дома, правильно?

– Совершенно верно.

– Совсем нельзя?

– Совсем.

– Отлично, тогда я не пойду в школу. Сейчас завалюсь в постель и буду дрыхнуть.

– Элли, ты ведешь себя как шестилетний ребенок и еще пытаешься убедить меня в том, что ты достаточно взрослая, чтобы болтаться полночи с незнакомцами! – Папа выходит из кухни.

Он не прощается со мной, не прощается даже с Анной и Цыпой. Тяжело ступая, выходит из комнаты – как будто он деспот-отец викторианской эпохи, какой-нибудь Баррет с Уимпол-стрит, а я его дочь – поэтесса Элизабет[3]. Только я не откидываюсь на софу, поскольку сижу на кухонном табурете, и не готовлюсь к побегу со своим романтическим возлюбленным мистером Броунингом. У нас с Расселом дело до этого пока не дошло. Я не знаю, пишет ли он стихи. Я даже не знаю его фамилии. Но ничего – скоро выясню. Сегодня я встречусь с Расселом, даже если меня за это прибьют. А отец точно прибьет, если обнаружит, что я бегала на свидание.

Я не посвящаю Анну в свои планы. Ведь она может позвонить папе на работу и наябедничать. Похоже, она на самом деле сильно расстроена.

– Элли, не принимай слова отца слишком близко к сердцу, – в голосе Анны сквозит тревога.

– Не буду, не беспокойся.

– Я не это имела в виду. Ох, Элли, я просто не знаю, что сказать. Все так ужасно. Я понимаю, что каждый по-своему прав. Папа явно перегнул палку, но ведь и ты ему сильно нагрубила.

Я было открыла рот, но она качает головой:

– Элли, пожалуйста, помолчи. Ты и так наговорила много лишнего.

Я чувствую себя совершенным ничтожеством. Как я могла опуститься до дешевых наскоков и обвинить отца в том, что он гуляет с девицами? Некоторое время назад Анна страшно терзалась – подозревала, что папа завел роман со своей студенткой. В этом нет ничего удивительного, ведь Анна и сама когда-то училась в Художественном училище. Именно там она и встретила папу. Папы вечно нет дома, и у него всегда наготове какая-нибудь отговорка – вроде сегодняшнего собрания. Я бы на месте Анны давно выяснила с ним отношения, но ей больше нравится притворяться, будто все замечательно. Она никогда не качает права. Я тоже раньше этого не делала. Но теперь я ему дам понять, что на испуг он меня не возьмет.

– Мне стыдно за вчерашнее. Я совсем не хотела тебя обидеть. Это все из-за него. С какой стати он так со мной обращается – что-то мне приказывает?

– Ты его дочь, Элли.

– Но я не его вещь. Если ты позволяешь ему вытирать о себя ноги, то я не собираюсь.

С этими словами супердевочка выпархивает их кухни и принимается собирать школьный рюкзак.

– Ты не закончила завтрак, – грустно замечает Анна.

Я хватаю гренок и говорю, что доем его по дороге в школу.

– Я спешу. – Я мчусь в свою комнату.

На самом деле школа может и подождать. Просто мне не терпится увидеть Надин и Магду и рассказать им все про вчерашнее.

Когда я наконец дохожу до школы, звонок уже прозвенел. Миссис Хендерсон, наша классная, сегодня не в настроении. Как только я отвожу Магду и Надин в уголок и начинаю рассказывать, она велит прекратить болтовню и отправляться в спортивный зал.

На беду, миссис Хендерсон преподает у нас физру. Терпеть не могу физру: хоккей, нетбол, легкую атлетику и английскую лапту. От всего этого мгновенно покрываешься потом, все на тебя орут, и ты чувствуешь себя круглой дурой. То есть я чувствую. Надин тоже безнадежна в плане спорта. Магда довольно шустрая, и у нее хорошо получается управляться с мячом, но обычно она прогуливает физру с нами за компанию.

В раздевалке мы втроем отходим к стенке, и я начинаю рассказывать во второй раз, но миссис Хендерсон и тут нас выслеживает. Она приказывает прекратить кудахтать и переодеться, а то нам будет хуже.

– О, миссис Хендерсон, у меня месячные, я ужасно плохо себя чувствую и в животе спазмы. Можно я пропущу урок? – Я стою, держась за пузо.

– О, миссис Хендерсон, и я тоже, – подхватывает Надин. – Мне очень плохо.

– И я тоже, миссис Хендерсон, – присоединяется к нам Магда.

Миссис Хендерсон упирает руки в бока.

– Значит, у вас у всех троих месячные? – Она приподнимает брови.

– Есть такой странный феномен. У женщин, живущих в схожих условиях, менструальный цикл синхронизируется, – говорю я. Это научный факт. Где-то я про такое читала. Хотя это не совсем наша ситуация. Не хватало еще все делать в унисон – подниматься в одно и то же время и одновременно бегать в туалет.

– Есть такой странный феномен, и он состоит в том, что три лентяйки под любым глупым предлогом хотят увильнуть от физкультуры, – говорит миссис Хендерсон. – Даже если вы все трое ждете ребенка, меня это не волнует – сейчас же идите на площадку и делайте упражнения.

Мы упражняемся до тех пор, пока язык у меня не прилипает к гортани и я не могу разговаривать даже в те редкие минуты, когда останавливаюсь, пошатываясь, возле Магды или бездыханно лежу рядом с Надин. Я ловлю ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег.

Миссис Хендерсон заставляет нас прыгать и бегать до самого звонка, что очень гадко с ее стороны, потому что потом мы должны сломя голову нестись в раздевалку, лихорадочно принимать душ и переодеваться, ведь перемена длится всего пять минут, а следующий урок у нас миссис Мэдли. От сдвоенного урока у кого хочешь в животе начнутся спазмы. Миссис Мэдли преподает английский, и это мой второй любимый предмет (на первом место изо), но она жутко строгая и приходит в бешенство, если кто-то опаздывает, что мы сегодня и делаем.

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая