Последний инка - Свет Яков Михайлович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
Кискис, – может смыть позор Кахамалки и горечь нашего неудачного штурма Куско». И, готовя своих воинов к большим походам, он закалял их в дерзких набегах на порубежные испанские города.
Когда семеро испанцев пришли в Виткос, Кискис сказал инке:
– Убей их, иначе они убьют тебя.
Манко резко оборвал старого воина и приютил всю семерку в своем дворце.
Гомес Перес, Диего Мендес и пятеро солдат-альмагристов в перуанских и чилийских походах приобрели немалый боевой опыт, и Манко решил использовать своих гостей. Гости наставляли его в хитростях фехтовального искусства, они учили его метко стрелять из аркебуза, а в часы досуга инка охотно пил с ними крепкую чичу и во хмелю играл затем в кегли или в мяч.
Испанцы же вели себя примерно. Они сами вызвались обучать рукопашному бою воинов инки и дали немало ценных советов Кискису. Впрочем, Кискис так и не сменил гнев на милость, за что его не раз бранил Манко.
ПАРТИЯ В КЕГЛИ
После битвы у Чупас перуанские смуты на короткое время утихли. Вака де Кастро огнем и железом врачевал язвы и болячки, альмаг-ристов вешали на всех перекрестках. В Перу в 1542 году было около пяти тысяч испанских солдат и колонистов, и они владели богатейшими землями косты и несметными стадами ламю. Пахали землю и пасли лам индейцы. Этих индейцев Писарро и Вака де Кастро щедро дарили колонистам. Правда, считалось, что коренные жители Перу «свободные подданные» короля Испании и что колонистам их передают на время, однако с этими фарисейскими оговорками никто не считался. Но в 1542 году Карл V и его советники подсчитали доходы, которые поступили в казну из заморских владений, и прослезились. Заморские земли, такие богатые и «сочные» приносили казне жалкие гроши. Все сливки снимали колонисты: ведь у них была даровая рабочая сила, делиться своими барышами с короной они не желали, и прибрать их к рукам было очень трудно. Урезать аппетиты и доходы колонистов, поставить их в зависимость от казны можно было лишь в том случае, если бы удалось отобрать у них ранее пожалованных индейцев. По мысли королевских чиновников, этих индейцев надо было передать под oпeку казны. Казна же на определенных, выгодных для нее условиях могла бы сдавать рабочие руки в аренду колонистам.
Король с легким сердцем подписал в 1542 году так называемые «Новые законы» – свод правил, которые впредь должны были соблюдаться в заморских землях.
Индейцев велено было у колонистов отобрать и передать казне. Но Карл V и авторы «Новых законов» забыли, что Мексика и Перу лежат за тридевять земель от Испании, что в Панаме и Куско на каждого королевского чиновника приходится сотня вооруженных до зубов колонистов, а эти дорвавшиеся до добычи рыцари наживы готовы были лечь костьми за свою мошну.
В Мексике правил человек осторожный и осмотрительный. Он сразу же понял, что добром ему не удастся отобрать у колонистов индейцев, а применять против кортесовских ветеранов силу было делом совершенно безнадежным. И он положил «Новые законы» под сукно.
Иначе сложились дела в Перу. На место Ваки де Кастро король назначил в эту страну знатного индюка Бласко Нуньеса де Велу.
Нуньес де Вела в 1544 году прибыл в Лиму и мгновенно обнародовал «Новые законы».
При въезде в город новый наместник, к величайшему своему негодованию, увидел аршинную надпись: «Всякого, кто посягнет на наше добро, мы лишим жизни». Нуньес де Вела велел надпись стереть, но спустя несколько дней в Перу вспыхнул грозный мятеж. Колонисты восстали против короля и его наместника, и во главе их стал многоопытный в ратном деле братец покойного Франсиско Писарро – Гонсало.
Слухи о новой смуте дошли до Виткоса.
Манко понимал: новый наместник ничуть не лучше старых, но его очень радовало, что самые заклятые враги индейского народа, и Гонсало Писарро в частности, числятся мятежниками.
Теперь он, не нарушая опасных и хитрых испанских законов, мог бить писарристов и очищать от них тауантинсуйскую землю.
Кто знает, быть может, Манко и удалось бы одержать верх над бородатыми дьяволами, но, к несчастью, Кискис оказался пророком: «дорогие» гости нанесли Манко удар в спину.
Гомес Перес и его друзья, узнав, что в Перу прибыл новый наместник и что Гонсало Писарро поднял против него бунт, сразу же сообразили, что теперь на их улице праздник. Ведь враги писаррийцев теперь оказались друзьями короля и в новой обстановке убийство старого тигра вряд ли уже будет ставиться им в вину. Но к новому наместнику надо было идти не только с покаянными речами. Ведь Нуньес де Вела восстановил против себя всех старых драчунов и нуждался в сильных союзниках. И, уж конечно, если бы Гомес Перес явился к нему как посол Манко, наместник отпустил бы ему все прошлые грехи.
И Гомес Перес сказал инке: «Вступи в переговоры с новым слугой короля, отправь меня к нему. Мои речи будут по сердцу и тебе, и наместнику его величества».
Наместник с распростертыми объятиями принял Гомеса Переса. Кое-кто, правда, советовал Нуньесу де Веле вздернуть Гомеса на виселицу.
«Никто, ваша милость, вас не осудит за это. Ведь Гомес Перес убийца, и два года назад ему уже вынесли смертный приговор».
Но Нуньес де Вела не пожелал воспользоваться этой чудесной возможностью и отпустил Гомеса Переса с миром. Он переслал через него очень ласковое письмо инке. Однако, передавая это письмо, Гомес Перес уже задумал ценой головы Манко искупить все свои грехи. И кровавая семерка решила убить Манко.
Сын Манко, Титу-Куси, которому в ту пору было семь-восемь лет, спустя четверть века, в феврале 1570 года, так описал эти горестные события.
«Эти семеро много лет и дней жили у моего отца, и он любил их, и женам своим он приказал готовить им пищу и питье, и, право же, обращался он с ними, как со своими собственными братьями.
Но вот однажды, случилось это после того, как все семеро несколько лет прожили в Виткосе, они пригласили отца сыграть в кегли. Я видел, как началась игра, но сам в ней участия не принимал, больно мал я был в то время.
А надо сказать, что у отца не было и тени подозрения, хотя одна индианка, звали ее Банба, как-то сказала ему, что испанцы хотят его убить. И отец с легким сердцем сбивал кегли, не ведая, что готовят ему испанские гости. Под конец партии, когда отец замахнулся клюшкой последний раз, все они внезапно накинулись на него, а каждый припас себе кинжал, нож или меч, и отца сразу же тяжело ранили. Он оборонялся, но можно ли клюшкой отбиться от мечей? И они убили его. Хоть я был мал, но, видя, что они терзают моего отца, кинулся ему на помощь. Они обернулись ко мне, и один из них метнул копье, но оно лишь задело мне ногу. Я испугался, побежал и укрылся в кустах. Они искали меня, но не нашли. А испанцы всей семеркой бросились к городским воротам. Они кричали: «Мы убили инку, теперь нам ничто не страшно!»
Но один из наших капитанов быстро настиг их на крутой дороге. После короткой схватки наши сшибли всех семерых с коней и затем привели их в Виткос, и там все они претерпели много смертей и некоторых сожгли живьем…»
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая