Пусть всегда будут танки - Хорсун Максим - Страница 41

• Предыдущая
• 41/58
• Следующая

– Температура падает, – сообщил Алиев. – За минуту снизилась с плюс сто два до плюс сто.

И это уже было серьезно. На Луне мы еще ни разу не ночевали, и, согласно регламенту, танк нельзя было бросить просто так. «Осу» полагалось убрать с открытого места, затем утеплить, закрыв работавшие днем радиаторы, запустить радиоизотопный термоэлектрический генератор, который не даст тонкой аппаратуре замерзнуть, ведь ночью температура может упасть до минус ста пятидесяти градусов Цельсия. Ничего из этого мы сделать не успели, «Оса» как шла по курсу, так и застыла.

– Потуши фары! – распорядился командир.

Алиев щелкнул тумблером, но танк уже не отозвался на сигнал. Мы по-прежнему видели участок пустоши, освещенной фарами.

– Основной контур управления… – Алиев цокнул языком и печально развел руками.

Следом на пультах стали зажигаться красные огни, системы танка отказывали одна за другой. Отключился передатчик, мы «ослепли» – на экранах замерцали помехи, без перебоев шла только основная телеметрия.

– Зачем ты хотел вырубить свет? – проворчал Горобец.

– Зачем-зачем! Чтобы хватило энергии оживить танк, когда выясним, что произошло! – ответил, как отрезал, Прокофьев и тут же затребовал связь со штабом.

В моей голове роился десяток драматичных предположений: секретное оружие американцев, покрытие Солнца другим небесным телом – например, приближающимся к Луне гигантским астероидом. Ну и так далее.

– Температура – все ниже и ниже, – наводил жути Алиев. – Уже плюс пятьдесят три…

Командир доложил сухо и сжато. Во время преодоления квадрата такого-то – потемнение из-за неустановленной причины и отказ систем. В штабе с истеричными нотками протараторили, что такая же ерунда творится со всеми «Осами», связь с «танковым кулаком» потеряна. Мы схватились за головы, походило на то, что самые страшные предположения могут оказаться правдой. Но секунд через десять… Точнее, через десять очень долгих, тяжелых, наполненных страхом секунд штаб снова вышел на связь. На наших глазах застывшее от напряжения скульптурное лицо командира вдруг расслабилось, черты потекли, как мягкая смола, возвращая Прокофьеву человеческий облик.

– Лунное затмение! – выдохнул он, стаскивая с головы наушники, точно шапку, которую он собирался бросить наземь.

Таким образом, мы прозевали легко прогнозируемое астрономическое явление. И прежде чем строить страшные гипотезы о причинах инцидента, достаточно было просто посмотреть в окно, чтобы понять, в чем дело: накрытая тенью Земли Луна тускло багровела над холмами.

Радоваться было рано. Причину ЧП мы выяснили, но помочь «Осам» было невозможно. Командование искало виновных, инженерная группа напряженно работала. Разбудили ученых мужей: Королева, Бабакина, Тихонравова, Келдыша… А тем временем температура на Луне стремительно падала, грозя уничтожить наших стальных насекомых. Что не смогли сделать снаряды «Хаундов», доделывала сама природа.

– Температура опустилась ниже нулевой отметки, – бесстрастно сообщил Алиев.

Телеметрия поступала скупыми порциями. Мы сидели на своих местах, угнетенные собственной беспомощностью и волнением за машину, и неотрывно глядели на пульт бортинженера, а там все было красным-красно от тревожных огней.

– Продержись, золотко… – бормотал Горобец. – Не умирай…

– М-да, – Прокофьев то и дело массировал лицо, словно хотел спать. – М-да…

– Выдержим, – робко приободрил остальных Алиев, но, наткнувшись на наши угрюмые взгляды, не стал развивать тему.

– Интересно, что там «Хаунды»… – проговорил, покачиваясь в кресле, Дорогов.

– Мчат небось стервятники, – сказал я.

– Вася, хотя бы ты не каркай! – вспылил Горобец.

Командир направил запрос в КИК, дежурный офицер пообещал проверить активность «Хаундов» в Океане Бурь и заглянуть на всякий случай в Залив Радуги.

– Сколько оно продлится? Это чертово затмение? – проворчал Горобец.

– Около трех часов, – со вздохом ответил Прокофьев.

– А температура падает каждую минуту почти на два градуса, – удрученно проговорил Алиев.

Когда Луна вышла из тени, температура в Заливе Бурь опустилась до минус ста двадцати. Наша «Оса» промерзла до последнего винтика от башни до траков.

Прокофьев выслушал приказ, покивал, придерживая наушники, затем коротко бросил: «Есть!»

Мы начали выводить танк из комы. Алиев подавал энергию то на одну систему, то на другую… Точнее, он щелкал тумблерами, а что происходило там, на Луне, мы могли лишь приблизительно представить. Мы ждали, пока отзовется хотя бы одна система. Шутка ли – такой перепад температуры за короткий срок. Никто до этого момента не подвергал наши танки такому испытанию.

– О! Пошла расширенная телеметрия! – Алиев облизнул растрескавшиеся губы. – Она, правда, почти пустая, но…

– …Но что-то ее передает, – улыбнулся Прокофьев.

И сейчас же на пульте бортинженера зажегся зеленый огонек. Он был один-одинешенек, и мы смотрели на него с той надеждой, с которой смотрят на первый росток, проклюнувшийся на пепелище.

Через полтора часа «Оса» ожила. Аккумуляторы танка были практически разряженными, системы еле дышали, но с каждой секундой их работа становилась все эффективнее. Творение рук советских инженеров и рабочих доказало, что оно достойно занять нишу в бесчеловечном и суровом космосе.

А дальше потянулись часы рутины. Нам приказали провести такую же диагностику, какую мы провели сразу после посадки.

Луна, преподнесшая в эту ночь неприятный сюрприз, опускалась за горизонт. Чаши радиотелескопов до последнего провожали ее в светлеющем небе взглядом. Вскоре поступил приказ идти отдыхать.

Из пункта управления уходили, едва переставляя ноги, как после сдачи норм ГТО. Теперь мы понимали, зачем перед зачислением в «сидячие космонавты» наше здоровье проверяли от сих и до сих. Горобец и Дорогов поплелись к семьям, Прокофьев засобирался прогуляться по техзоне, подышать утренним воздухом, а мы с Алиевым и Апакидзе направились в только-только открывшийся буфет – выпить молока и съесть свежей, обычно еще горячей выпечки.

Мы успели забрать заказ, удобно разместиться за столиком и перекинуться парой ничего не значащих фраз, когда в буфет вбежал солдат. Он торопливо козырнул и, чуть заикаясь, передал приказ начальника НИПа зайти к нему сейчас же.

В общем-то такому распоряжению мы не удивились, учитывая, как прошла ночь. Весь «танковый кулак» на три часа оказался беспомощен, за это время нашу лунную армаду можно было вывести из строя даже консервным ножом.

На ходу умяв булки с повидлом, мы вошли – с липкими руками и сахарной пудрой на щеках – в кабинет Бугаева. Кроме начальника там уже были замполит Вайман и наш гэбэшник Рюмин. Тут же – давно не виделись! – восседали на стульях для посетителей не успевшие уйти далеко Прокофьев, Горобец и Дорогов.

– Вот, шайка-лейка в сборе, – подытожил Бугаев. Он прочистил горло, свел кустистые брови и спросил, положив на середину стола фотоизображение большого формата: – Что это? Объясните, будьте так любезны! Чем вы занимаетесь на оборудовании моего НИПа?

На фото, сделанном со спутника, был виден «аэродром», на котором нас застало затмение. На светлом пятнышке ровной поверхности читались выведенные траками «Осы» литеры «Х» и «У». Хорошо так читались, я даже гордость почувствовал – все-таки работа была почти ювелирной.

Замполит скорбно покачал головой, жиденькие волосы, которыми была зачесана его лысина, растрепались.

– Это полчаса назад пришло из КИКа! – Бугаев с чувством потыкал пальцем в фото, столешница отозвалась звонким стуком. – Скандал! Неизбежный скандал!

Я хмыкнул и покосился на командира. КИК ведь сделал снимок нашего квадрата по запросу Прокофьева.

– Дык это… – Горобец от негодования выпучил глаза. – А разве вам?..

Прокофьев пихнул Горобца в бок. Дескать, помалкивай. Для меня же ситуация была очевидна: ни Бугаев, ни другие начальники его ранга не знали об инициативе Черникова ничегошеньки. Так часто у нас случается, правая рука не в курсе, что делает левая. Обычная бюрократическая накладка, в общем.

• Предыдущая
• 41/58
• Следующая