Закон Единорога - Свержин Владимир Игоревич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/94
• Следующая

– Я видел в Провансе священнослужителей, добровольно отказывающихся от богатых одежд и золота и ведущих праведный образ жизни, посвящая себя добрым делам и истинному служению Господу, – вмешался в разговор купец.

Крестьяне недоверчиво переглянулись между собой, решая, воспринимать это как очередную дорожную байку или же запомнить для себя на всякий случай.

– Они именуют себя катарами, то есть «чистыми», – продолжал купец. – Чудные они люди, я вам скажу. Тварей земных у них вообще запрещено убивать. Посему питаются они одними злаками и рыбой, ходят в рубище, босиком, проповедуют слово Божье и к деньгам не прикасаются.

За столом кто-то громко фыркнул.

– Чудно ты говоришь, почтеннейший! – недоверчиво произнес второй крестьянин. – Где ж это такое слыхано, чтоб монахи не грабили, не обжирались и не распутничали!

Все захохотали, дивясь купеческой небылице.

– Он говорит правду! Не смейте! – неожиданно громко крикнул Люка и грохнул кулаком по столу. От неожиданности все замолчали, недоуменно уставившись на разгневанного циркача. – Все это истинная правда! Не смейте злословить о святых людях…

– Это ваш? – тихо спросил меня Лис. Я кивнул. – Капитан, ты делаешь успехи. Компания катара – это как раз то, что нужно для конспирации.

Эжени, внезапно побледневшая, вскочила со своего места и, ухватив своего любимого за руку, потянула его из-за стола.

– Люка, у меня разболелась голова! Я очень устала… Пойдем! Простите нас, господа!

Я пораженно наблюдал эту сцену, наконец-то осознав явный факт, который так долго находился у меня перед глазами: Люка был альбигойцем!

– Оставь, Эжени, – вырывался он. – Истинно вам говорю, только очистившиеся спасутся! – прокричал он с лестницы.

– Мессир Вальдар, – все так же тихо произнес мой верный напарник, оглядывая толпу, потрясенно застывшую за столом. – А ты уверен, что нам еще не пора уносить отсюда ноги?!

– Не уверен, – честно ответил я. – Но, похоже, Бельрун знает этот дом много лучше нас и с хозяйкой у него приятельские отношения… Будем надеяться…

– Это тот кудрявый, что ли? – прервал меня Лис, рассматривая Винсента Шадри, с помрачневшим лицом вертящего в пальцах нож. – Да я готов спорить, что по нему самому в десятке графств петля плачет!

– Ты на редкость проницателен. Но у меня есть основания полагать, что эта несчастная изойдет от слез прежде, чем они встретятся.

– Ладно, поверю тебе на слово, – вздохнул Лис.

– А и то, – медленно произнес один из сидевших за столом крестьян. – Раньше, говорят, от монахов польза была. Чудеса творили, хвори исцеляли, людей кормили. Не то что теперь! Помнится, отец Руперт рассказывал, как святой Бернард сто мешков зерна для своей паствы из воздуха создал. Или вот, скажем, воду в вино превратить, – мечтательно завершил он, сбиваясь с первоначальной возвышенной мысли.

– Воду в вино? – Почтеннейший Деметриус, самозабвенно отдававший должное прелестям оверньской кухни, отодвинул в сторону пулярку с артишоками и встал, вытирая жирные руки о подол. – Поверьте мне, друзья мои, нет таких чудес, суть которых не могла бы познать наука! Вот смотрите!

Он выскочил из-за стола и резвой рысью выбежал за дверь, так и не объяснив недоумевающей публике, куда же она должна смотреть. Однако отсутствие его длилось недолго. Спустя несколько минут мэтр Мишо вновь появился в зале с ковшом воды в руках.

– Прошу вас, – он с достоинством поставил емкость на столешницу, – прошу вас всех убедиться, что перед вами чистейшая вода.

Заинтригованная публика сгрудилась вокруг чаши. Надо было быть Фомой Неверующим, чтобы усомниться в истинности его слов.

– Итак, вы сами видите, что это вода. – Досточтимый исследователь метаморфоз и трансмутаций торжествующе развел руками и жестом заправского фокусника подхватил вместительную глиняную чашку. – Надеюсь, никто не сомневается, что она пуста?

Лис тяжело вздохнул.

– Мессир, как там тебя, Черная Рука! Сделай одолжение! Я тебя умоляю, скажи мне, что это не алхимик! – Он страдальчески поглядел на меня.

Между тем Деметриус поставил кружку на стол и начал медленно наливать в нее воду. Жидкость приобрела пурпурный цвет.

– Скажи мне, Вальдар, ты собирал эту команду по всей Франции? Или тебе по-прежнему везет? – Рейнар, казалось, был потрясен.

– Угадал, – усмехнувшись, ответил я. – Мне по-прежнему везет. Почти как утопленнику.

– Есть еще какие-нибудь домашние заготовки или все же ограничимся этим? – умоляюще поинтересовался мой напарник.

Я не успел ответить. Чаша, наполненная великолепной пурпурной жидкостью, стояла посреди стола, притягивая к себе всеобщее внимание и гипнотизируя.

– Ну хватит, хватит. Засиделись, – зазвучало грудное контральто хозяйки нашего гостеприимного крова. – Время тушить огни. Эй, Бельрун, возьми со стола эту гадость и вылей ее немедля в отхожее место. Время спать, господа. А ты, здоровяк, помоги мне здесь убраться. – Она подозвала к себе Железного Ролло, который, несколько робея, начал приближаться к ней, не сводя преданных глаз с выдающегося бюста.

– Господи, – зашептал свою вечернюю молитву д’Орбиньяк, поднимаясь вверх по широкой деревянной лестнице, украшенной резными перилами. – Я надеюсь, что у тебя нет ничего лично против нас. Дай нам возможность проснуться завтра такими же живыми, здоровыми и свободными, как мы засыпаем сегодня. И да будет на то воля твоя. Аминь.

И наступило утро. Голосистый шантеклер[43] во всю мощь своей луженой глотки прямо под окном спальни объявил начало трудового дня.

– Надеюсь, тебя подадут нам сегодня в бульоне, – злобно пробормотал я, не открывая глаз. Вставать не хотелось, но сна уже не было. Снаружи доносились обычные мирные звуки просыпающегося сельского двора: скрип колодезного ворота, мычание волов и кудахтанье нашего будущего завтрака. К этому пасторальному шуму примешивались отрывистые команды, издаваемые Лисом, как всегда, с утра бодрым и полным творческих сил. Никогда я не мог понять, как нормальный человек может добровольно вставать в такую рань…

– Локоть опусти! Я тебе говорю, локоть опусти! – разорялся во дворе Лис. – Хочешь, чтобы в схватке руку сломали?

«Сэнди тиранит, – догадался я. – Хотя это еще вопрос, кто кого тиранит…»

Я лежал в постели, вслушиваясь в окружающие звуки, включая рецепторную систему и мужественно готовясь к подъему.

– Эй, Жано! – раздался прямо под дверью бодрый голос Бельруна. – Что ты сегодня с утра сонный, как осенняя муха? Что, на перине не спалось?

– Мы, это… с хозяйкой всю ночь… – послышался неторопливый ответ. Кажется, Ролло сегодня соображал еще медленнее, чем обычно. В воздухе повисло предгрозовое молчание.

– Что вы с хозяйкой всю ночь? – с тенью угрозы в голосе переспросил Бельрун.

– Разговаривали… – закончил фразу Жано.

– Что-что?! – искренне изумился Винсент. – О чем?

– О жизни… – мечтательно вздохнув, пробасил Ролло.

– Да… – философски изрек владелец цирка после некоторой паузы. – Значит, сегодня тебе тяжелую работу поручать нельзя. Ты, должно быть, изрядно устал после такого непосильного труда. Насколько я тебя успел узнать, самой длинной твоей фразой было: «Ах, как же я хочу есть!» Кстати, иди распорядись о завтраке, мы скоро выезжаем.

Послышался тяжкий вздох и удаляющиеся по коридору шаги влюбленного слона. В дверь постучали.

– Эгей, мастер Черная Рука, просыпайтесь!

– Входи, Бельрун, я не сплю, – произнес я, садясь на кровати.

– Вы слышали, у нас в труппе завелся оратор, – входя в комнату, жизнерадостно сообщил мне Винсент. – Железный Цицерон! Никогда не подозревал за Жано таких способностей… Ну да ладно. Я к тебе по хозяйственному вопросу.

• Предыдущая
• 34/94
• Следующая