Сыщик для феи - Свержин Владимир Игоревич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/116
• Следующая

Мелкая белая птаха деловито махала крыльями, сокращая расстояние из неведомой нам точки А в неведомую точку Б. Мы, задрав головы, глядели на этот усердный комок перьев, сосредоточенно пытаясь сообразить, является ли он заурядным рейсовым письмоносцем, скажем, между Елдин-градом и Торцом Белокаменным, летит ли сия птичка божия по своим орнитологическим делам, или же это спецкурьер, имеющий непосредственное отношение к визиту иномирных гостей.

– Может, ее того, хлопнуть? – хищно вымеряя, какое упреждение дать Мосбергу, поинтересовался новоявленный витязь.

– Ни в коем случае, – не спуская глаз с голубя, покачал головой я. – Может, она сама по себе летит. Вдруг там любовное послание, терзание сердца молодого.

– А если она вражья? – хмуро пробасил Вадюня.

– Тогда уж тем более нельзя эту птичку трогать. Следует узнать, куда она направляется и, желательно, кто ее послал.

– Как же это в натуре узнаешь, – поигрывая копьем, хмыкнул мой верный соратник, – если она по небу рассекает?

– Очень просто, – вмешалась в нашу перепалку Делли, прикладывая пальцы к вискам и тщательно выцеливая взглядом своих васильково-голубых глаз подозрительную пичугу. – Только, ради бога, помолчите, не мешайте сосредоточиться.

Мы послушно притихли, лишь в траве шуршал запутавшийся ветер, да из брюха синебокого жеребца доносилось утробно-угрожающее: «Я убью тебя, лодочник!» Внезапно голубь, дотоле преспокойно хлопавший крыльями, застыл в воздухе, мучительно пытаясь осуществить привычную с желторотых времен последовательность движений: взмах и… и… Если на клюве птицы могло отразиться недоумение, оно обязательно должно было там отразиться, поскольку как ни силься голубь опустить крылья, как ни тужься, они по-прежнему оставались в поднятом состоянии. Более того, сам того не желая, бедолажный начал экстренное снижение, причем, к переполнявшему его возмущению, – хвостом вперед.

– Ну вот, – облегченно произнесла Делли, когда посланец наконец очутился у нее в ладонях, – и не надо никакой пальбы.

В том, что пойманный феей голубь почтовый, больше не оставалось ни малейшего сомнения.

– Нехорошо, конечно, читать чужие письма, – вздохнул я, отвязывая от лап негодующей птицы туго скрученный клочок пергамента. – Но с другой стороны, в интересах следствия…

Я развернул записку: «Они направляются в столицу, – гласил текст послания. – Делли, с ней одинец-следознавец и могучий витязь. У витязя синий конь, вероятно, мурлюкской породы». «Мурлюкская порода» была тщательно подчеркнута, должно быть, сей знаменательный факт означал что-то весьма важное. Больше в записке не было ничего. Как ни крутил я ее, пытаясь найти какую-то тайную метку, как ни просвечивала наш трофей могущественная фея, тщась отыскать под маской очевидного тайные письмена, все впустую.

– Ты ба! – присвистнул Вадим, принимая из моих рук исписанный клочок выделанной кожи. – Кто-то тут нами круто интересуется. Я вот чисто думаю, как бы нам на засаду не нарваться. Может, кругом пойдем? Клин, в натуре это «ж-ж» неспроста!

– Погоди, – отмахнулся я. – Дай прикинуть что к чему.

В одном Вадим был, несомненно, прав. Нас действительно кто-то поджидал. Кто и с какой целью – неясно, но сам по себе факт не вызывал сомнений.

– Делли, – задумчиво обратился я к нашей клиентке, – ты кому-нибудь в столице говорила о нашем скором прибытии?

– Вестимо, – кивнула фея. – Королю-батюшке. Иначе как бы он ярлык проездной велел на вас выписать? А более никому.

– Угу, понятно. Стало быть, и писцы, которые нашу подорожную оформляли, тоже в курсе.

– Нет, – отрицательно покачала головой наша спутница. – В ярлыке прописано, что пооберуч меня следуют два нарочитых мужа, дабы мне одной в дороге не сторожко было и в путевом кружале средь иных не срамно.

– Это чё, чтоб в кабаке мужики не приставали? – мучительно напрягшись, перевел Ратников.

– Ну да, – кивнула кудесница. – Непристойно даме путешествовать в одиночку.

Я искренне посочувствовал экстремалам, которым пришла бы в голову мысль неучтиво обойтись с могущественной дочерью неведомого мне Илария, но сейчас речь шла о другом. Кто-то в столице весьма настоятельно интересовался нашими передвижениями и столь же неизвестный кто-то от самой границы посылал ему сводку со свежедобытой информацией о следственной группе. Кто и почему? Я сразу отбрасывал из числа возможных подозреваемых знакомых нам витязей. Их презрение к книгочейству и грамоте было искренним и неподдельным. И хотя краткий текст записки также пестрел орфографическими ошибками, в сравнении с письменами Лазаря, самого образованного из троицы, мучительно пытавшегося вывести под распиской свое имя, попавшая в наши руки депеша была просто шедевром грусской письменности…

Но, как ни крути, она была! Я в задумчивости потер переносицу. С одной стороны, мне очень хотелось знать, из-под чьего пера вышло перехваченное экстренное сообщение. И в других условиях нам бы, пожалуй, следовало вернуться и со всей возможной тщательностью прояснить этот вопрос, но, с другой стороны, у нас в руках имелась ниточка пускай и очень тоненькая, но все же, возможно, ведущая к разгадке тайны. Ведь наверняка не сам король повелел столь экзотичным образом сообщить ему о нашем приближении. И уж конечно, не в утренний выпуск газет предназначались известия голубиной почты. А стало быть… А стало быть, голубя надо выпустить и проследить, куда летит целеустремленная птица.

– Делли, – переводя взгляд с воркующего в руках феи символа мира на опустевшее небо, произнес я, – сколько примерно отсюда до столицы?

– Пожалуй, верст сто, не больше.

– Угу, понятно. Скажи, мы сможем эти сто верст держаться аккуратно за птицей?

– Отчего нет? – пожала плечами фея. – Конечно, сможем.

– Вот и славно. – Я растянул губы в ухмылку охотника, почуявшего дичь. – Стало быть, сейчас вернем пергамент на прежнее место, и вперед за белой птицей, как аргонавты между скал.

Спустя минуту Делли подбросила крылатого почтаря в воздух, а Вадюня, засунув два пальца в рот, оглушительно свистнул, точно, кроме звания субурбанского мздоимца, планировал еще обзавестись патентом на должность местного соловья-разбойника.

– Вперед! – скомандовал я. – Делли, ты уж подстрахуй птичку, чтобы с ней, не дай бог, в полете ничего не случилось.

Мои подозрения были небезосновательны. Как и предполагалось, крылатый вестник мчал прямехонько к столице, презрительно игнорируя остальные встреченные на пути населенные пункты и укромные местечки. Вот наконец высокие стены Торца Белокаменного замаячили далеко впереди, вздымаясь над бескрайними полями золотой пшеницы и ржи. Над стенами в облачной дымке высились золотые купола храмов и колоколен, также вовсю расточавших вокруг дармовой золотой блеск. Казалось, еще несколько минут и мы наконец-то доберемся до столицы, откуда, собственно говоря, и предполагалось начать расследование.

– Все, блин! Гаплык! – Конь славного витязя Вадима, сына Ратникова, застыл как вкопанный, едва успев поставить ноги в предусмотренное при остановке положение. – Кранты, ядрена корень. Бобик сдох.

Делли вновь принялась гипнотизировать оторвавшегося было от преследования голубя, боясь упустить его из виду, я же удивленно уставился на собрата по оружию.

– Вадим, что случилось?

– Что-что! – Вадюня с негодованием хлопнул Ниссана между ушами. – Статуй из моего скакуна сделался, вот что!

– Колдовство? – насторожился я.

– Какое, к бениной бабушке, колдовство?! Клин, ты здесь совсем офигел. Бензин кончился!

– Это поправимо, – процедила фея, не спуская глаз с птицы.

– Что поправимо? Что поправимо?! – не унимался Злой Бодун, не ведая, на кого излить чашу бессильного гнева.

– Твоего коня следует напоить соком из минеральных дров, – по-прежнему не удостаивая взглядом психующую ударную силу, без тени сомнения промолвила Делли.

• Предыдущая
• 25/116
• Следующая